Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенняя Москва улыбалась им тёплым октябрьским солнцем, изредка кружащимися в безветренной амплитуде вечернего города кленовыми листьями и просто приветливыми лицами прохожих. Знаменитое заведение встретило их толпящимся вестибюлем, где среди пузатых колонн, обклеенных афишами, встречались знакомые и незнакомые писатели, заводились нужные и не очень разговоры, знакомства, либо звучал пустой попутный трёп с обсуждением писательских амбиций. Впрочем, всё было как всегда.
Шура прошла со своим временным мужем мимо афишных тумб и в глаза бросилась завлекающая надпись: «Татьяна Визбор. Творческий вечер с участием…» далее более мелким шрифтом значились участники представления. Для встречи с Татьяной на творческом вечере люди поднимались на второй этаж в конференц-зал, а те, кто пограмотнее, спешили в ресторанную мешпуху[2] или в элитное подвальное кафе.
– Это родственница Юрия Визбора здесь выступает? – поинтересовалась Шурочка.
– Не знаю, – пожал плечами Гиляров. – Вряд ли. Скорее всего, однофамилица. Но звучит классно! Самое отрывное, если эта певица окажется к тому же художницей, поэтессой и композитором в одном лице. Три в одном флаконе – это сейчас так модно, так гламурно!
Вдруг стеклянные двери в конце вестибюльного зала открылись и двое ресторанных вышибал в смокингах вытащили под белы рученьки вырывающегося мужчину. Шура так и остолбенела, вцепившись в рукав Алексея. Что-что, а никакого дебоша в таком месте девушка не ожидала увидеть. Ведь Центральный Дом Литераторов – это не какая-нибудь забегаловка! Недаром писателей и журналистов всегда причисляли к касте правительства. А тут охранники применили не дюжую силу и под руки как обожравшегося пивом пацана!
– Я этого гада всё равно пришибу! – закричал хулиган.
– Ба! Никак Трапезников опять набедокурил! – хмыкнул Гиляров. – Ну, этот может! Такого отмочит, мало не покажется!
– Ты его знаешь? – удивилась Шура.
– Кто ж Сашку Трапезникова не знает? – хмыкнул Алексей. – Это один из самых писучих нынешних писарчуков! Кстати, о трагике Трапезникове и юмористе Юрочке Петухове ходят довольно гламурные сплетни. Ты слыхала про очередной пленум Союза Писателей? Нет? Ну, тогда слушай, что здесь происходит из первых рук. Когда шёл последний пленум Союза Писателей, то Саша Трапезников и Юра Петухов оказались здесь же, в ресторане Пёстрого зала за одним столом. Трапезников замогильным голосом говорит Юре Петухову:
– Кранты, старик! Пленум наверху в зале заседаний идёт полным ходом, а нас не пригласили! Забыли!! Не помнят сволочи!!!
На что Юра Петухов, который только выпустил роман, где описывает, как нагло продавали Россию Ухуельцын и Перепутин, усмехнувшись, отвечает:
– Нет, старик, помнят! Поэтому и не пригласили! Боятся нас с тобой, так что давай помянем их, грешных!..
– Я был однажды дома у Александра Трапезникова, – продолжал вспоминать Гиляров. – Захожу, а из прихожей видна ванная, потому что двери открыты настежь. Но в прихожей валялась не одна сотня пустых бутылок из-под шампанского, которое вылито было прямо в ванну. Для чего? А в шампанском какая-то девица в это время купалась. Вот такая у него широкая натура.
Причём, Трапезников пишет довольно неплохие романы, – продолжил Алексей. – Да вот беда, связался он как-то с прохвостом Сибирцевым. Представляешь, тот, после пятого стакана принялся жену Сашкину ломать. Хорошо Трапезников не опоздал и несмотря, что не драчун, выкинул писателя Сибирцева из квартиры. Хотя Сибирцев такой же писатель, как я Брежнев.
– Как же так?
– Очень просто, – словоохотливо объяснил Гиляров. – Говорят, он вовсе не москвич, а в столицу прибыл под фамилией Братанцева, сменив её более благозвучную Литвинцева. Занимался какими-то довольно тёмными делами. Потом, женившись на москвичке Щербаковой Ольге, взял фамилию новой жены. И, – О! Как это трагично! – закатил глаза Алексей. – О! Как это похоже на родную совдепию! Короче – Ольга не перенесла замужества и покончила с собой. Сплетничают даже, будто бы выбросилась из окна. Все говорили, что любящий муж помог, но ему удалось отвертеться. Он умудрился усыновить мальчика погибшей бывшей жены и замял прямое убийство человека. Конечно, без вручений приличных сумм тут не обошлось, но лучше уж часть денег потерять, чем париться на магаданских нарах. Более того, Щербаков за отдельный взнос куда надо и сколько надо опять сменил фамилию и стал писателем Сибирцевым!
– Писателем?! – округлила глаза Шурочка. – Неужели писателем может стать любой проходимец?!
– Не любой, – ухмыльнулся Алексей. – Но проходимец может. Например, в последнее время московского читателя терроризирует Юрий Поляков. У него все романы попахивают откровенным педофильством. И поскольку он главный редактор «Литературки», то печатают и рассылают эту порнографию по библиотекам, дескать, пускай юные читатели осваивают литературу своего поколения. Важно не то, чтобы тебя читали взахлёб, а чтобы издали! Эта догма будет жить в России ещё косой десяток лет! Одно только радует: в председатели нынешнего Союза Писателей избрали человека неподкупного – Геннадия Иванова. Он на презентации какой-то книги Сибирцева сказал во всеуслышанье, мол, произведение Сибирцева достойно только того, чтобы прочитать и выкинуть, или сжечь! Хотя о книгах Полякова ничего не говорит. Иногда сказанное слово оборачивается иносказанием.
В общем, пойдём в ресторан. Там, наверное, Сибирцева увидим, или ещё кого-нибудь.
Пёстрый зал в ЦДЛ считался исключительно историческим местом: здесь на стене в каком-нибудь пёстром пятне обычной масляной краски можно было наткнуться на классическое назидание настоящего классика:
«О, молодые, будьте стойки при виде ресторанной стойки!».
На что в другом пятне молодые, но тоже не менее гениальные, тут же откликались:
«О, старики, держитесь стойко в тисках грядущей перестройки!».
Давно запечатлённые надписи редко возобновлялись или реставрировались, но всё написанное считалось официозом Пёстрого зала. Любопытно, что всё это сохранилось не тронутым при дружном окапитализировании Цэдээловского ресторана. Поэтому Шурочка могла вдоволь любоваться шедеврами советских мыслителей пера и кузнецов человеческих душ, регулярно собирающихся здесь для авантажных возлияний. Вечер в Пёстром зале тогда начался довольно чинно, но пропорционально количеству выпитого проявлялось качество художников слова. Им не надо было чувствовать настоящую сцену под ногами, когда вокруг столько свободных ушей!
Сначала пили всяк в своём углу по интересам, не очень-то досаждая другим. Потом, незаметно для себя и окружающих, художники слова повадились посещать другие столики и публично читать стихи вовсе не для того, чтобы их послушали, а только ради того, чтобы публично выступить и блеснуть на фоне не слишком выдающихся и блестящих.
Несколько столиков писатели сдвинули вместе, организуя тем самым уже не угол, а целый клуб по интересам. На другом конце зала тут же организовали другой клуб с другими интересами и запросами, куда и подсел Гиляров вместе с Шурой. Ещё через какое-то время один из классиков, встав в театральную стойку, выкинул правую руку вперёд, как достопамятный Владимир Ильич Ульянов-Бланк, и провозгласил взбаламутивший всех тост, возопив к литературной братии:
– Мужики! Земля горит! Я вам говорю, жиды Рас-сею продали! Всю по частям, я вам говорю!
– Смотри, – шепнул девушке Алексей. – Перед уважаемой публикой выступает тот самый Сергей Сибирцев. Хотя самая первая его фамилия была, наверно, не Литвинцев и не Братанцев, а Литвинзон или Брутерман. Красота!
Из другого клуба по интересам тут же переспросили, усиленно напирая на «р» и активно грассируя:
– Простите, а не подскажете ли, любезный, когда и куда за своей долей зайти можно?
Самое удивительное, что вскоре оба оратора вместе с нализавшимся Гиляровым оказались под одним столом то ли от количества принятого, то ли от творческих поисков залежалой истины, но Шура не стала их беспокоить, подсказывать фабулу советско-еврейского бестселлера. Она просто ушла по-английски. Пусть пишут, на то они и художники… то есть, рисуют, на то они и писатели…
От нечего делать или от настигшей её грусти Шура решила прогуляться по Садовому, зайти на Новый Арбат – на людей посмотреть, себя показать. Идя к Никитским Воротам, девушка, повернув за угол, но с разбегу уткнулась носом в чью-то грудь обтянутую кожаным пиджаком. Мощный обладатель кожаного пиджака ловко прикрыл рот девушки не менее мощной ладошкой и затащил в парадное какого-то дома. Всё произошло так быстро, что Шурочка не успела ни сообразить, что к чему, ни крикнуть, ни пискнуть. Даже испугаться не успела.
– Тихо, Татьяна Юрьевна. Тихо, – пророкотал широкоплечий верзила. – Вам ничего не сделают, если будете умницей.
В полутёмном подъезде оказался ещё кто-то. Этот кто-то бесцеремонно облапал пойманную жертву, обшмонал карманы модного женского плаща, а заодно больно ущипнул попу. Шурочка дёрнулась, но в мускулистых руках «кожаного» она была как муха в паутине.
- Осколки Русского зеркала - Александр Холин - Русская современная проза
- Сборник – 2011 и многое другое - Игорь Афонский - Русская современная проза
- Zевс - Игорь Савельев - Русская современная проза
- Дорога к небу - Сергей Тюленев - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- Проза Дождя - Александр Попов - Русская современная проза
- Ты никогда не умрешь. Повесть - Артур Ктеянц - Русская современная проза
- Выстрел из вечности - Павел Шилов - Русская современная проза
- С точки зрения вечности. Sub specie aeternitatis - Надя Бирру - Русская современная проза
- Лобное Место - Сергей Могилевцев - Русская современная проза