Форма входа
Читем онлайн Повести - Петр Замойский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— «Учитывая, что в свободной России все равны и не должно быть наживы, открытого и скрытого грабежа, как именно — у одного на едоков земли больше, у другого — многосемейного — меньше, мы, трудящееся и беднейшее крестьянство, постановляем: всю землю, коя отрублена на отруба, душевую землю, коя куплена у кого навечно, землю, приобретенную в поземельных банках, а также церковную и помещичью, соединить в одно и разделить революционным порядком всем поровну, согласно едокам».
Все молчат, даже богачи. В наступившей тишине слышно чье‑то тяжелое дыхание, хруст яблок на здоровых зубах мальчуганов, треск ветвей в саду, — там ребята забрались на яблони дорывать китайки.
Вдруг кто‑то спросил:
— А мельницы?
Григорий удивленно смотрит на меня, как бы говоря: «Ты что же, забыл?»
— И мельницы, дранки, валяльник, чесалки, — добавляю я и вписываю в протокол.
Не успел дописать, как снова подает голос Николай Гагарин:
— Руки коротки!
— У кого? — кричит Филя. — Объясни, гражданин! — И поднимает длинные руки до потолка. — У меня?
— Ого, — смеются кругом, — грабли!
Николай истошно выкрикивает:
— Закон правительства… не трогать землю до Учредительного собрания… читали?
— Все законы читали. — спокойно отвечает Григорий. — Наше дело углублять.
— Погублять хотите, большевики.
— Да, мы — большевики. А вы кто? Трудовая партия кулаков?
— У власти пока наша — трудовая.
— Пока — верно, — согласился матрос, — а завтра она в преисподнюю полетит.
— Ну, это еще поглядим… Бороться будем…
Широкоплечий Григорий складывает на груди руки:
— Слыхали? Бороться! Пойдем! Не гляди, что у меня нога такая. Потрясу тебя… У них, у эсеров, лозунг: «В борьбе обретешь ты право свое!» Только в лозунге не говорят, с кем хотят бороться. Но мы знаем: не с помещиками, а с беднейшим крестьянством. А у нас лозунг другой: «Готовьтесь к новым битвам, боевые товарищи! Под знамя большевиков, угнетенные крестьяне деревень!» Вот наш лозунг, и мы буржуям головы свернем!
Он рассказывает, за что стоят эсеры, как они вместе с буржуазией расправлялись в Питере с рабочими, как хотели арестовать и убить Ленина. Филя перебивает его:
— Голосуй!
— Кто за отбор земли, мельниц и прочего?
И когда поднялись руки и Филя принялся считать, в окно школы испуганно кричат:
— Солдаты скачут!
— Ага! — радостно вырвалось у Гагары, — они сам… проголосуют!
Соня смотрит на меня пытливо и спрашивает:
— Скажи по правде, здорово перетрусили?
— Да нет же. Сначала мы подумали, что солдаты по поводу спирта к нам, глядь, мимо. Куда‑то для реквизиции.
— Давай читать, — кивает она на тетрадь, которую я принес.
— До того ли сейчас, Соня, чтобы пьесы ставить?
— Я так и знала, что ты… трус.
— Пу, это уж чересчур! — рассердился я.
Сарай в саду небольшой, плетеные стены обмазаны глиной, побелены изнутри. Здесь, проходя переулком, почти каждый день можно видеть Соню, сидящую или возле двери сарая, или под яблоней за столиком. В сарае на стенах — разные картинки, фотографии, небольшая географическая карта, фотография, где она снята с братом–офицером.
— Плохо получилось, — говорю я и смотрю на Соню, — не успел переделать.
— Вместе исправим, Чехов не обидится.
Мы решили в скором времени поставить в школе пьеску «Предложение», на наш взгляд очень подходящую, но обязательно переделать у нее конец. Конец должен быть революционным.
В ней разговор идет о земле. Конечно, в первую очередь выбросить спор помещичьей дочки с женихом о собаках. К чему тут собаки? Вот Воловьи Лужки — это дело другое. Ломов — жених — говорит: «Лужки мои», а невеста кричит: «Лужки наши». И кричат они, как цыгане на базаре. Жених даже забывает, зачем он приехал. О сватовстве знает только отец, но и он в пылу спора упустил это из виду. А чего бы проще? Раз выйдет дочь замуж, тогда и о Лужках кричать не надо. Жадность к земле! Еще показалось мне досадным, что ни жених, ни невеста друг друга не любят. Ломов хочет жениться потому, что года его уходят, а невеста потому, что ей скучно. Стало быть, дело у них выходит несерьезное. На черта же эта свадьба? Выбросить ее. Главное — в спорной земле. Чехов только намекнул, что сенокосные луга — Лужки — когда‑то принадлежали мужикам, потом их забрали помещики. И дело это было так давно, что даже сами помещики забыли, кому Лужки принадлежат. Мы решили найти этим Лужкам настоящих хозяев. Мужиков добавить.
Читаю Чехова:
«Наталья Степановна. Мне? Предложение? Ах! (Падает в кресло и стонет.) Вернуть его! Вернуть! Ах! Вернуть!
Чубуков. Кого вернуть?
Наталья Степановна. Скорей, скорей! Дурно! Вернуть! (Истерика.)
Чубуков. Что такое? Что тебе? (Хватает себя за голову.) Несчастный я человек! Застрелюсь! Повешусь! Замучили!
Наталья Степановна. Умираю! Вернуть!
Чубуков. Тьфу! Сейчас. Не реви. (Убегает.)»
— Дальше идет мое, Соня. У меня чуть похуже.
— Чуть? Если чуть, это ничего, — смеется она.
И я читаю свою концовку.
Она очень проста. Пока жених с невестой спорили, мужики взяли да и скосили эти самые Лужки. Потом с «косами, вилами и прочим инвентарем направились сюда, в имение. Попался им управляющий, связали его, выбежал дурной этот Ломов и оказался в цепких руках мужиков. Смекнул Чубуков, в чем дело, бежать хотел с дочерью. Но уже поздно. Мужики — вот они. Впрочем, они не хотят чинить над помещиком расправы, а объявляют ему, что, дескать, теперь во всей России мужики забрали помещичью землю себе и что Чубуков может убираться куда хочет.
Выгнав Чубукова, мужики совсем осмелели и под крики «ура» направились выкуривать еще одного помещика, но уже не чеховского, а здешнего злыдня, пузатого Климова.
«Вытурим его, землю поделим, скот поделим, хлеб покосим, все заберем!»
И опять «ура» уже под самый занавес.
Пусть догадаются односельчане, что надо делать по нашему яростному призыву.
Пот меня прошиб, пока я читал. И невдомек было взглянуть на Соню. Только сейчас увидел, что она, припав на кровать, уткнулась вниз лицом и все тело ее содрогается. Не плачет ли? — подумал я. — Вот так конец состряпал. В слезу бросает. Соня на момент подняла голову, посмотрела на меня, хохочет, как сумасшедшая. Хватается за голову и волосы растрепала.
— Соня, вы что? Над чем?
— О–ой! — еле вздохнула она. — Ой, умо–о-ори–ил!
— Скажите, — бросил я тетрадь на стол. — Плохо?
— Че–че–хова по–пра–ави–ил, — через силу выговорила она.
— Да, поправил… а что?
— Ур–ра, м–мужики!
— А разве «караул» нужно под конец?
— И Кли–имов у… Чехова!..
— К черту! Сейчас порву!
Она быстро схватила мою тетрадь и, посмотрев на меня лукавым взглядом, улыбаясь, попросила:
— Не сердись.
— Это же, Соня, черновик, — оробел я, поняв, что конец действительно смешно звучит. — Давайте, Соня, Климова по боку… раз он вам дорог.
— Нет, пусть Климов останется. Я понимаю, зачем он сюда попал. Нет, нет, хорошо. Мы сейчас выправим. Сделаем так, что и Чехов не обидится.
— А о чем я вам говорил? Чехов, живи он сейчас, тоже по–другому написал бы. Правьте, вычеркивайте, а я домой схожу. Есть хочу.
— Никуда! Сидите здесь, — почти строго сказала она. — Или по саду походите. Потом вот что, — посмотрела она на меня, — только не обидитесь?
— За что же обижаться на вас, Соня? Вы всегда мне хорошее советуете.
— Еще вам совет: никогда не говорите при барышнях, что хотите есть.
— Понял, Соня, — покраснел я. — Ив самом деле, я и есть‑то совсем не хочу. Ей–богу, соврал.
— Врать… тоже не всегда хорошо. Идите погуляйте по саду, сорвите какое нравится яблоко и… ешьте.
Она засмеялась, встала и слегка толкнула меня к двери.
— Идите, сочинитель!
Сад у них небольшой, но яблони крупные, с широко раскинутыми сучьями. Нашел яблоко — «сахарная бель», сел на скамейку и думаю. Смутные мысли. Думаю о Соне. Умная она, красивая, образованная, а нет, не лежит к ней сердце. Может быть, потому, что слишком она мне кажется умной? И чувствую я, нутром чувствую, что нужен я ей, как забава. Скучно ей одной, вот и нашла подходящую утеху. И не могу я с ней держаться просто, говорить по душам, что вздумается. С ней говоришь, как по бритве ходишь, — вот–вот срежешься. Мне, пожалуй, жаль ее. Верно ведь, она одинока. Потому и обижается, если долго не захожу. И старается, чтобы мы остались вдвоем. Л зачем? Вот Лена, дело совсем другое. Я меньше ее видел, еще меньше говорил, но помню каждое ее слово, каждый кивок головы, помню ее тихий голос и этот взгляд… этот взгляд голубых ее, чистых глаз.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Повести - Петр Замойский бесплатно.
Похожие на Повести - Петр Замойский книги
- Голуби на балконе - Алексей Петров - Великолепные истории
- Три французские повести - Пьер Мустье - Великолепные истории
- Воин [The Warrior] - Франсин Риверс - Великолепные истории
- Жемчужина дракона - Альберто Мелис - Великолепные истории
- Что сердцу дорого - Наталья Парыгина - Великолепные истории