Последняя почка (сборник) - Владимир Тучков
- Дата:01.05.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Последняя почка (сборник)
- Автор: Владимир Тучков
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владимир Тучков
Последняя почка
Памяти Нины Искренко
Ираида Штольц и ее дети
Референт Союза художников с чувством собственного достоинства, намертво приросшим к гладкому ухоженному лицу, вошел в Отдел записей актов гражданского состояния. Отыскал необходимую дверь и, не поздоровавшись, спросил у сидевшей за крайним столом сорокапятилетней девушки:
– На Ираиду Штольц подготовили?
Девушка неприветливо ответила:
– Сейчас у нас работа с документами. Приходите после обеда.
– Вы понимаете, что вы говорите? – начал вскипать референт. – Она народный художник, трижды лауреат! Ираида Штольц!
Поскольку речь шла о столь титулованном клиенте, девушка засуетилась, сказала: «Одну минуточку» и начала копошиться в папке, на которой было красиво выведено «Свидетельства о смерти».
Однако свидетельства на Штольц не было. О чем и сообщила девушка нетерпеливому посетителю.
– Господи, – воскликнул референт, словно при нем высморкались на пол, – что за дикость такая! Да Шагина она, Шагина, Ирина Степановна! Чему вас только в школе учили!
Бумажка, свидетельствующая о смерти Ирины Степановны Шагиной, тут же отыскалась. И референт, схватив ее, устремился к поджидавшей его служебной машине, чтобы в другой инстанции, предъявив свидетельство о смерти, получить следующую бумажку, без которой не могло быть и речи о получении еще одной бумажки и, соответственно, не могли состояться ни торжественная гражданская панихида в Колонном зале Дома Союзов, ни захоронение в столь необычном месте, ни обильные поминки в ресторане Союза художников.
Да, референт, конечно, не только прекрасно знал настоящую фамилию Ираиды Штольц, но и вполне сносно ориентировался в ее биографии. Однако не только он, но даже и ее близкие друзья (которых у нее не было), и члены семьи (которой у нее тоже никогда не было) не знали, какую тайну она унесла с собой в могилу. Какую страшную тайну! Если бы она вдруг открылась, то не было бы не только взвода кремлевских курсантов, отдающих салют у могилы, и Колонного зала Дома Союзов, но и поминок даже из расчета по рубль пятьдесят на каждого приглашенного. Да и приглашенные остереглись бы посетить столь сомнительное мероприятие. Более того, российский андеграунд признал бы ее своей, художницей-нонкоформисткой, а радио «Голос Америки» посвятило бы творческому наследию Ираиды Штольц полуторачасовую программу.
На третий день после окончания гимназии Ираида Штольц раз и навсегда порвала с удушающей атмосферой семьи, погрязшей в уродстве мещанства. Еще через два дня она сошла на Финляндском вокзале, чтобы кинуться с головой в бурную жизнь столичной богемы. А через месяц была уже своей в «Бродячей собаке». Пила вино и курила наравне с мужчинами. Несколько раз попробовала марафет [1]. С исступленным восторгом раскачивалась на стуле под завывание длинноволосых поэтов. Радостно кивала головой на лекции об упразднении Бога. Вместе со всеми яростно кричала «Долой!», когда как-то раз в зале появился Блок. И даже участвовала в потасовке после того, как Маяковский прочел свое «Нате!», что было зафиксировано в полицейском протоколе.
Вскоре, будучи барышней честолюбивой, не желавшей довольствоваться положением статистки на этом празднике жизни, Ираида Штольц сошлась с художниками, которые декларировали яростное неприятие цвета и формы и отчаянно воевали с мирискусниками. Правда, последние об этом даже и не подозревали, что, впрочем, не меняло сути вещей. Ознакомившись с манифестом и приняв его полностью, разве что за исключением восьмого пункта, где речь шла о переносе столицы на Мадагаскар, Ираида Штольц начала размашисто швырять на холст краски.
Дело пошло. Ее революционная живопись довольно скоро не только начала пользоваться популярностью в кругу знатоков, но и ажиотажно раскупаться околохудожественными дилетантами, которые пытались нащупать нерв современности. Выставка – правда, это была не персональная, а групповая выставка, – в которой она участвовала, в связи с ее демонстративной эпатажностью была закрыта через два дня. Пресса метала громы и молнии. Обыватели возмущались. Два прогрессивных журнала опубликовали положительные рецензии, хоть основной смысл экспозиции и был ими ложно истолкован.
Жили шумно и весело – с двух часов дня до шести утра. Первую мировую не заметили. Революцию встретили восторженно. Гражданскую войну восприняли как очистительную жертву. И, следовательно, тоже восторженно. Хоть некоторые и сгорели в ее пламени.
Ираида Штольц уцелела, поскольку, несмотря на экзальтированность, без которой существование ее субпрослойки было немыслимо, имела изрядный запас здоровой прагматичности, доставшейся ей от постылых родителей, о которых она не имела никаких сведений с 1912 года.
Эта самая прагматичность и переместила ее из изрядно прореженной очистительным тифом бывшей столицы в Москву, которая стремительно обрастала не только мускулатурой институтов новой власти, но и соединительной тканью новых культурных начинаний. Грандиозных культурных начинаний. Ираида Штольц загорелась новомодной идеей создания человека будущего, для чего его необходимо было прежде всего поместить в доселе невиданную среду обитания. Необходима была принципиально новая организация повседневного пространства, насыщенная революционными художественными идеями, пробуждающими доселе упрятанные на дне сознания чувства и эмоции. Новый, принципиально новый город, созданный цехом революционно настроенных и раскрепощенно мыслящих художников, должен вытравить в человеческих сердцах старые низменные пристрастия и привычки и породить новые отношения гордых и свободных людей.
Вполне понятно, что тут абсолютно не годилась ее салонная мазня на холсте размером полтора на полтора аршина. Необходимо было осваивать монументальные формы: архитектуру, скульптуру, тотальный дизайн.
Ираида Штольц была талантлива. Чертовски талантлива. Поэтому уже через год она стала не просто скульптором, а скульптором, чьи работы вызывали в столичном художественном кругу жаркие дискуссии. Одни, и их было большинство, называли ее демиургом. Другие – злым гением современного искусства, появившимся на свет исключительно для того, чтобы уничтожить всякие представления о прекрасном и безобразном. Впрочем, и те и другие оценки Ираида Штольц воспринимала как позитивные.
Стремительно летело время. Ираида Штольц всю себя отдавала работе, увлеченно преобразовывая мир при помощи материализации в камне и металле своих дерзких художественных идей и феерических образов, вызывающих в косном обывателе, не желавшем переделываться, безотчетное чувство ужаса.
Но тут накатили отрезвляющие тридцатые годы, которые принесли новое художественное веяние, получившее название социалистического реализма. Многие ее прежние
знакомые понимать и принимать этого не хотели, в связи с чем повзрослевшая и поскучневшая питерская богема, часть которой уцелела в очищающем пламени тифа, подверглась новому очищению, еще более очищающему.
Ираида Штольц была не только талантлива, прагматична, но и умна. Ее работы приобрели отчетливые реалистические формы и насытились гордым самоощущением советского гражданина, мощью его духа и дерзновенностью его преобразовательных замыслов.
Ираида Штольц стала не только народным художником, председателем Художественного совета, но и депутатом Верховного Совета.
Ираида Штольц стала могущественна, столь могущественна, что наконец-то смогла раз и навсегда решить проблему, которая долгие годы точила ее сердце, словно червь. Именно от нее она и спасалась все эти долгие годы не только во вдохновенном, но и каком-то исступленном труде.
У Ираиды Штольц не было мужчины. Не постоянного мужчины, что было бы еще половиной беды. А вообще никакого. Ни разу в жизни. И дело тут заключалось отнюдь не в особенностях ее психики. Нет, ей не была отвратительна мысль о какой бы то ни было физической близости. И питерский кружок художников-бунтарей, в который она входила в давно миновавшей юности, отнюдь не отличался аскетизмом и целомудренностью. Скорее наоборот – зачастую их ночные прококаиненные бдения завершались свальным грехом. И она была бы не прочь присоединиться к попиравшим устои буржуазной морали. Да только вот мужчины ее избегали. Пожалуй, даже боялись.
Всему виной была ее внешность. Ее парадоксальная внешность. Нет, она была отнюдь не уродливой. Она была даже красивой. Но то была особая красота – монументальная. Так уж распорядилась изощренная природа, что Ираида Штольц являла собой материализованный художественный идеал, который позже, в тридцатые годы, овладел умами и сердцами творцов. И наивысшим образцом рукотворной реализации этой идеи стал монумент Веры Мухиной «Рабочий и колхозница». Так вот Мухина изваяла колхозницу по образу и подобию Ираиды Штольц.
- У нас все хорошо - Арно Гайгер - Современная проза
- Господи, подари нам завтра! - Мариам Юзефовская - Современная проза
- Знакомство категории X - Дидье Ковелер - Современная проза
- Камушек на ладони. Латышская женская проза - Илзе Индране - Современная проза
- Кирпич. История хулигана - Пол Дебрик - Современная проза
- Схема полной занятости - Магнус Миллз - Современная проза
- Сердце акулы - Ульрих Бехер - Современная проза
- «Конкурс комплиментов» и другие рассказы от первого лица (сборник) - Наталья Нестерова - Современная проза
- 14-й - Жан Эшноз - Современная проза
- Перед лицом смерти - Натали Шендель - Современная проза