Рейтинговые книги
Читем онлайн Стихотворения - Владислав Ходасевич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 37

У моря

А мне и волн морских прибой,    Влача каменья,Поет летейскою струей,    Без утешенья.

Безветрие, покой и лень.    Но в ясном светеОткуда же ложится тень    На руки эти?

Не ты ль еще томишь, не ты ль,    Глухое тело?Вон — белая вскрутилась пыль    И пролетела.

Взбирается на холм крутой    Овечье стадо…А мне айдесская сквозь зной    Сквозит прохлада.

Июль 1917, Коктебель — 8 декабря 1917, Москва

Эпизод

…Это былоВ одно из утр, унылых, зимних, вьюжных,—В одно из утр пятнадцатого года.Изнемогая в той истоме тусклой,Которая тогда меня томила,Я в комнате своей сидел один. Во мне,От плеч и головы, к рукам, к ногам,Какое-то неясное струеньеБежало трепетно и непрерывно —И, выбежав из пальцев, длилось дальше,Уж вне меня. Я сознавал, что нужноОстановить его, сдержать в себе, — но воляМеня покинула… Бессмысленно смотрел яНа полку книг, на желтые обои,На маску Пушкина, закрывшую глаза.Все цепенело в рыжем свете утра.За окнами кричали дети. ГромыхалиСалазки по горе, но эти звукиНеслись во мне как будто бы сквозь толщуГлубоких вод…В пучину погружаясь, водолазТак слышит беготню на палубе и крикиМатросов.И вдруг — как бы толчок, — но мягкий, осторожный,—И все опять мне прояснилось, толькоВ перемещенном виде. Так бывает,Когда веслом мы сталкиваем лодкуС песка прибрежного; еще ногаПод крепким днищем ясно слышит землю.И близким кажется зеленый берегИ кучи дров на нем; но вот качнуло нас—И берег отступает; стала меньшеТа рощица, где мы сейчас бродили;За рощей встал дымок; а вот — поверх деревьевУже видна поляна, и на нейКраснеет баня.            Самого себяУвидел я в тот миг, как этот берег;Увидел вдруг со стороны, как если бСмотреть немного сверху, слева. Я сидел,Закинув ногу на ногу, глубокоУйдя в диван, с потухшей папиросойМеж пальцами, совсем худой и бледный.Глаза открыты были, но какоеВ них было выраженье — я не видел.Того меня, который предо мноюСидел, — не ощущал я вовсе. Но другому,Смотревшему как бы бесплотным взором,Так было хорошо, легко, спокойно.И человек, сидящий на диване,Казался мне простым, давнишним другом,Измученным годами путешествий.Как будто бы ко мне зашел он в гости,И, замолчав среди беседы мирной,Вдруг откачнулся, и вздохнул, и умер.Лицо разгладилось, и горькая улыбкаС него сошла.Так видел я себя недолго: вероятно,И четверти положенного кругаСекундная не обежала стрелка.И как пред тем не по своей я волеПокинул эту оболочку — так жеВ нее и возвратился вновь. Но толькоСвершилось это тягостно, с усильем,Которое мне вспомнить неприятно.Мне было трудно, тесно, как змее,Которую заставили бы сноваВместиться в сброшенную кожу…            СноваУвидел я перед собою книги,Услышал голоса. Мне было трудноВновь ощущать все тело, руки, ноги…Так, весла бросив и сойдя на берег,Мы чувствуем себя вдруг тяжелее.Струилось вновь во мне изнеможенье,Как бы от долгой гребли, — а в ушахГудел неясный шум, как пленный отзвукОзерного или морского ветра.

25–28 января 1918

Вариация

Вновь эти плечи, эти рукиПогреть я вышел на балкон.Сижу, — но все земные звуки —Как бы во сне или сквозь сон.

И вдруг, изнеможенья полный,Плыву: куда — не знаю сам,Но мир мой ширится, как волны,По разбежавшимся кругам.

Продлись, ласкательное чудо!Я во второй вступаю кругИ слушаю, уже оттуда,Моей качалки мерный стук.

Август 1919 Москва

Золото

Иди, вот уже золото кладем в уста твои,

Уже мак и мед кладем тебе в руки. Salve aeternum.

Красинский

    В рот — золото, а в руки — мак и мед;Последние дары твоих земных забот.

Но пусть не буду я, как римлянин, сожжен:    Хочу в земле вкусить утробный сон,

    Хочу весенним злаком прорасти,Кружась по древнему по звездному пути.

В могильном сумраке истлеют мак и мед,    Провалится монета в темный рот…

    Но через много, много темных летПришлец неведомый отроет мой скелет,

И в черном черепе, что заступом разбит,    Тяжелая монета загремит —

    И золото сверкнет среди костей,Как солнце малое, как след души моей.

7 января 1917

Ищи меня

Ищи меня в сквозном весеннем свете.Я весь — как взмах неощутимых крыл,Я звук, я вздох, я зайчик на паркете,Я легче зайчика: он — вот, он есть, я был.

Но, вечный друг, меж нами нет разлук!Услышь, я здесь. Касаются меняТвои живые, трепетные руки,Простертые в текучий пламень дня.

Помедли так. Закрой, как бы случайно,Глаза. Еще одно усилье для меня —И на концах дрожащих пальцев, тайно,Быть может, вспыхну кисточкой огня.

20 декабря 1917 — 3 января 1918

2-го ноября

Семь дней и семь ночей Москва металасьВ огне, в бреду. Но грубый лекарь щедроПускал ей кровь — и, обессилев, к утруВосьмого дня она очнулась. ЛюдиПовыползли из каменных подваловНа улицы. Так, переждав ненастье,На задний двор, к широкой луже, крысыОпасливой выходят вереницейИ прочь бегут, когда вблизи на каменьПоследняя спадает с крыши капля…К полудню стали собираться кучки.Глазели на пробоины в домах,На сбитые верхушки башен; молчаТолпились у дымящихся развалинИ на стенах следы скользнувших пульСчитали. Длинные хвосты тянулисьУ лавок. Проволок обрывки вислиНад улицами. Битое стеклоХрустело под ногами. Желтым окомНоябрьское негреющее солнцеСмотрело вниз, на постаревших женщинИ на мужчин небритых. И не кровью,Но горькой желчью пахло это утро.А между тем уж из конца в конец,От Пресненской заставы до РогожскойИ с Балчуга в Лефортово, брели,Теснясь на тротуарах, люди. Шли проведатьРодных, знакомых, близких: живы ль, нет ли?Иные узелки несли под мышкойС убогой снедью: так в былые годыНа кладбище москвич благочестивыйХодил на Пасхе — красное яичкоСъесть на могиле брата или кума…

К моим друзьям в тот день пошел и я.Узнал, что живы, целы, дети дома,—Чего ж еще хотеть? Побрел домой.По переулкам ветер, гость залетный,Гонял сухую пыль, окурки, стружки.Домов за пять от дома моего,Сквозь мутное окошко, по привычкеЯ заглянул в подвал, где мой знакомыйЖивет столяр. Необычайным деломОн занят был. На верстаке, вверх дном,Лежал продолговатый, узкий ящикС покатыми боками. Толстой кистьюВодил столяр по ящику, и доскиПод кистью багровели. Мой приятельЗаканчивал работу: красный гроб.Я постучал в окно. Он обернулся.И, шляпу сняв, я поклонился низкоПетру Иванычу, его работе, гробу,И всей земле, и небу, что в стеклеЛазурью отражалось. И столярМне тоже покивал, пожал плечамиИ указал на гроб. И я ушел.

А на дворе у нас, вокруг корзиныС плетеной дверцей, суетились дети,Крича, толкаясь и тесня друг друга.Сквозь редкие, поломанные прутьяВиднелись перья белые. Но вот —Протяжно заскрипев, открылась дверца,И пара голубей, плеща крылами,Взвилась и закружилась: выше, выше,Над тихою Плющихой, над рекой…То падая, то подымаясь, птицыНыряли, точно белые ладьиВ дали морской. Вослед им детиСвистали, хлопали в ладоши… Лишь один,Лет четырех бутуз, в ушастой шапке,Присел на камень, растопырил руки,И вверх смотрел, и тихо улыбался.Но, заглянув ему в глаза, я понял,Что улыбается он самому себе,Той непостижной мысли, что родитсяПод выпуклым, еще безбровым лбом,И слушает в себе биенье сердца,Движенье соков, рост… Среди Москвы,Страдающей, растерзанной и падшей,—Как идол маленький, сидел он, равнодушный,С бессмысленной, священною улыбкой.И мальчику я поклонился тоже.                ДомаЯ выпил чаю, разобрал бумаги,Что на столе скопились за неделю,И сел работать. Но, впервые в жизни,Ни «Моцарт и Сальери», ни «Цыганы»В тот день моей не утолили жажды.

20 мая — 1 июня 1918

Полдень

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 37
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Стихотворения - Владислав Ходасевич бесплатно.

Оставить комментарий