Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что в результате? Против преступника не было никаких улик. Мне нужно было выгадать какое-то время, чтобы придумать план, как заставить убийцу выдать себя. Я оставил труп на месте…
— Вы хотите уверить меня, что с самого начала подозревали Гарднера? — прервала она его с откровенным недоверием.
Он пожал плечами.
— Разумеется. Оуэны приобрели этот дом всего лишь месяц назад. Пружина так хитроумно спрятана за зеркалом, что ее можно обнаружить только в том случае, если знаешь о ее существовании и ищешь специально. Я вспомнил брошенную Оуэном в пятницу реплику о том, что Гарднер проектировал эту часть здания. И тогда, естественно, мне стало все ясно. Кому, как не архитектору, должен быть известен секрет зеркала? Зачем он придумал тайник — не знаю. Причуда профессионала, наверное. Так что это мог быть только Гарднер. — Эллери в задумчивости разглядывал пыльный потолок купе. — Сообразить, как это произошло, было нетрудно. После того, как в пятницу все разошлись по своим спальням, Гарднер вернулся, чтобы выяснить отношения с Оуэном насчет своей жены — на редкость похотливая бабенка, кстати. Слово за слово, и кончилось тем, что Гарднер убил его. Скорее всего, это было непредумышленное убийство… Его первым побуждением после этого было — спрятать труп. Он не мог тащить его в сад в ту же ночь — сильный ливень оставил бы неизгладимые следы на его одежде. Тогда-то он и вспомнил о тайнике за зеркалом. Труп прекрасно полежит там, рассудил он, а тем временем дождь прекратится, земля просохнет, и он сможет спокойно перепрятать его в надежное место — вырыть могилу, или как-нибудь еще… Когда я открыл дверь в «берлогу», он как раз впихивал тело Оуэна в тайник — потому-то я и не увидел отражения часов. Пока я был в библиотеке, он вернул зеркало на место и прокрался наверх. Однако в этот момент я вышел из библиотеки, и он решил, что безопаснее заговорить со мной, а для пущей убедительности притворился, что принял меня за Оуэна.
В субботу вечером он усыпил всех нас, похоронил труп и затем, для отвода глаз, принял снотворное сам. Только он не знал, что я в тот день уже нашел тело Оуэна в тайнике. Когда в воскресение утром я обнаружил, что тело исчезло, мне, естественно, стала ясна причина всеобщего усыпления. Закопав труп в укромном месте, — притом, что даже сам факт убийства не установлен, как считал Гарднер, — он избавился бы от главной улики… Я же, улучив момент, позвонил Де Веру и дал ему необходимые указания. Он раздобыл где-то костюм Шляпника, достал в театральном управлении фотографию Оуэна и приехал сюда. Пока вы все сидели под арестом в библиотеке, он спрятался в тайнике. Понимаете, я старался создать атмосферу пугающей таинственности, постепенно довести преступника до такого состояния, чтобы он не выдержал и сознался. Нужно было как-то заставить его раскрыть место, где он спрятал труп, — ведь кроме него никто не мог это сказать. И, как видите, это получилось.
Актриса искоса поглядывала на него умными карими глазами. Он издал громкий сокрушенный вздох и демонстративно отвернулся от ее стройных ног, вытянутых к противоположной скамейке.
— Но самое загадочное, — сказала она с привлекательной складкой между бровями, — эти кошмарные «подарки». Их-то кто выдумал?
Эллери довольно долго молчал, затем произнес безразличным и таким тихим голосом, что его едва было слышно из-за стука колес:
— Да, по существу, вы.
— Я?! — От неожиданности она даже открыла рот.
— В переносном смысле, конечно, — уточнил Эллери, закрывая глаза. — Дело в том, что ваша идея разыграть сцену «безумного чаепития» для ублажения Мастера Джонатана, да и вся атмосфера сказки достопочтенного Доджсона [12] дали толчок моей фантазии в соответствующем направлении. Просто открыть тайник и сказать, что там был найден труп Оуэна, или даже посадить туда загримированного Де Вера было недостаточно. Требовалось подготовить Гарднера психологически — сначала озадачить его, сбить с толку, а затем намекнуть, в чем смысл этой цепочки «подарков» и куда она ведет… Нужно было, так сказать, поиграть у него на нервах. У меня к этому слабость… Во всяком случае, не составляло труда позвонить моему отцу, инспектору полиции; он прислал сержанта Вейли, кому я и передал все те вещи, которые мне удалось стянуть в разных уголках дома. Упаковка и прочее — было делом Вейли.
Эмма Уиллоуз выпрямилась и смерила его возмущенным взглядом. — Мистер Квинн! Это… это что, в лучших традициях высших сыскных кругов?
Он сонно ухмыльнулся.
— Я был вынужден пойти на это, мисс Уиллоуз. У драмы свои законы. Уж вы-то могли бы это понять. Окружить преступника загадочными происшествиями, пока у него голова не пойдет кругом, довести до полной умственной прострации — и тогда внезапно нанести нокаутирующий удар! Нет, вынужден признать, с моей стороны это было чертовски умно.
Она так долго и пристально разглядывала его, изогнув под немыслимым углом свою по-мальчишески гибкую фигуру, что он заерзал и предательски покраснел.
— И что, позвольте спросить, — уронил он небрежным тоном, — служит причиной столь непристойного выражения на вашем лице, моя дорогая? Плохо себя чувствуете? Что-нибудь не в порядке? Нет, помилуйте, в самом деле, как вы себя чувствуете?
— Как сказала бы Алиса, — проворковала она, чуть наклонившись в его сторону, — «все любопытственней и любопытственней».
Брайан Олдисс
Пантомима
Миссис Сноуден дряхлела с каждым днем. Дошло до того, что ей уже постоянно приходилось носить с собой квадратную картонку, на которой крупными буквами было написано: «ПЕРЕСТАНЬ!». Она прятала ее на груди, под шерстяным джемпером, так, чтобы в любой момент можно было выхватить и ткнуть в лицо Паулине.
Они шли с Паулиной по боковой дорожке к дому. Странная из них получалась пара: трехлетняя замарашка и пожилая леди, тщетно старающаяся сохранить элегантность. Паулина шалила, скакала на одной ножке по каменной бровке, миссис Сноуден медленно шла следом, не сводя глаз с полоски голой земли у самой дорожки. Весна уже началась, скупая и медлительная, но слабо прогретая почва и не думала ей поддаваться. В этом году не взошли даже нарциссы.
«Ничего не понимаю, — подумала миссис Сноуден, — уж нарциссы-то ничего не боятся». Она стала перебирать в уме все, что все-таки могло на них повлиять: мороз (в этом году была суровая зима), истощение почвы (с тех пор, как семь лет назад начались военные действия, людям было не до удобрений), муравьи, мыши, коты, звук. Да, скорее всего — звук. В последнее время звук мог все.
Паулина с важностью стукнула в дверь медным молоточком и исчезла в доме. Миссис Сноуден немного помедлила на крыльце, оглянулась на дома за высокой оградой сада. Когда этот дом построили, он стоял один посреди пустынного поля, теперь же его с трех сторон окружали однообразные, вплотную прилепленные друг к другу домишки. Миссис Сноуден вдруг почувствовала, что они ей ненавистны. Поймав себя на этой мысли, она попыталась отвлечься, полюбоваться вечерним светом, падавшим на беспорядочно сгрудившиеся крыши домов. Солнечные лучи ложились мягкими, почти горизонтальными штрихами, и, глядя на них, она подумала, что скоро снова пора устраивать светомаскировку.
Потом закрыла дверь и, тяжело ступая, пошла в дом. Внутри ночь уже началась.
Внучка маршировала по комнате и в такт старательно колотила себя жестянкой по голове. Так она слышала звук удара. Миссис Сноуден потянулась было за картонкой с «ПЕРЕСТАНЬ!», но быстро опустила руку. Это движение становится уже автоматическим, надо следить за собой. Она зашла в музрадиотелекабину, в которой можно было пользоваться теперь только последним отделением, и повернула выключатель. После освобождения Исландии жить стало немного легче и теперь каждый вечер по телевидению показывали полуторачасовую программу.
Телевизор нагрелся, в голубой полусфере загорелось изображение. Мужчина и женщина торжественно двигались в танце, без музыки. Для миссис Сноуден это было столь же бессмысленно, как книга с пустыми страницами, но Паулина перестала маршировать по комнате и уставилась на экран. Она улыбалась танцующей паре, ее губы шевелились, она что-то говорила.
«ПЕРЕСТАНЬ!», — внезапно взвизгнула немая картонка миссис Сноуден. Паулина состроила рожицу и что-то ответила. Она отпрянула, когда бабушка попыталась ее схватить, и побежала, подпрыгивая и опрокидывая стулья, вызывающе что-то при этом крича.
В бешенстве миссис Сноуден швырнула картонку в угол и закричала сердито (она всегда выходила из себя, когда ей напоминали о ее увечье), замахала худыми руками. Потом бросилась в музыкальное кресло — музыка, такая милая, такая недоступная музыка! — и заплакала. Ее собственный гнев доходил до нее откуда-то издалека, как будто сквозь целую толщу ваты, подчеркивая всю полноту изоляции. В такие минуты она совершенно падала духом.
- Исчезающий труп - Эллери Квин - Классический детектив
- Приключение Эллери Квина - Эллери Квин - Классический детектив
- Клуб оставшихся - Эллери Квин - Классический детектив
- Дом на полпути - Эллери Квин - Классический детектив
- Последняя женщина в его жизни - Эллери Квин - Классический детектив
- Новые приключения Эллери Квина (рассказы). Четвертая сторона треугольника - Эллери Куин - Классический детектив
- Игрок на другой стороне - Эллери Квин - Классический детектив
- И на восьмой день... - Эллери Квин - Классический детектив
- Насчастливый город - Эллери Квин - Классический детектив
- Смерть в Голливуде - Эллери Куин - Классический детектив