Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, мальчишество, 10–14 лет. Учёба и школьная буза. Сначала отличник, потом позиции сдал. Как-то неинтересно было готовить уроки, тем более мама никогда меня не контролировала. Затягивал двор. Хотелось играть, соревноваться. Вот уж точно: тихоней не был. Напротив, сгусток энергии. Целый набор каких-то дворовых игр: прыжки в «козла» и «отмерялы», втыкание ножичков в землю и что-то ещё, что уже совсем не помню. И ещё одно увлечение по весне, когда около тротуаров неслись потоки воды, – пускать кораблики. Кораблики выдалбливал из коры, сооружал на них подобие мачты с парусом. И было жгуче интересно, как несло кораблик по мутному потоку воды. И ещё, начитавшись Жюля Верна, дома любил рисовать свой «Наутилус» с внешней стороны и в разрезе и насыщать его корабельное пространство различными предметами.
Ба! А коллекционирование марок, особенно из экзотических стран. Мама выдавала деньги, и я ездил в магазин филателии на Кузнецкий мост и покупал кусочек чего-то, что никогда не мог бы увидеть воочию…
В те годы я как-то совмещал двор и домашние увлечения. Дома рисование и чтение, во дворе физическое раздолье. Постоянный крик, шум, ор, ссоры, лёгкие тычки в грудь. Весело и привольно. И никакого надзора родителей. Как правило, семьи были неполные: отцы воевали на фронте или сидели по лагерям и тюрьмам. А матери вкалывали, чтобы заработать на хлеб, и им было некогда заниматься и воспитывать своих чад. А чада резвились. Почти махновское гуляйполе.
Сегодня всё иное, по крайней мере в Москве. Вот передо мной номер газеты «МК» от 8 декабря 2018 года, публикация «Боевые мамаши против чайлд-фри», и диву даюсь. Новое явление: гиперопека так называемых «интернет-мам». Для этих новых мам забота о детях – нечто вроде соревнований в соцсетях. Как выглядит ребёнок, как одет-подстрижен, во скольких кружках занимается. Эти мамы выкладывают в соцсетях по 20 фоток в день: вот мы поели, вот мы гуляем, вот наши обновы и т. д. Ребёнок для них вроде куклы или любимой собачки.
Ну, а мы в те 40–50-е годы были другими под прессом социальной уравниловки. В основном неблагополучные, бедненькие. Дети неухоженные, вольно играющие во дворах. И только крики вечером: «Петя, хватит играть! Иди домой!.. Маша, сколько тебя можно звать? Мигом домой! Хватит!..»
И никаких оплаченных секций: по танцам, балету, хоккею, фигурному катанию, биатлону, хорошим манерам и этикету и т. д. Были, конечно, кружки в Домах пионеров, но это было сплошное любительство. Это сегодня родители вкладывают деньги в детей, в надежде, что вложенное окупится и «дитя» засветится высокооплаченной звездой…
В моих сверстников Андреев – Тарковского и Вознесенского – никто не вкладывал, они сами ставили себе цель и добивались её и карабкались наверх. Я тоже карабкался, но явно запоздал. Моя дорога была извилистой и с явными отклонениями в сторону. В итоге известность получил, но ни Нобеля, ни Шнобеля. Но это я забежал вперёд…
Возвращаясь к теме двора… Вначале он был основной территорией обитания, и всё же я часто выбирался в центр Москвы. Из Арсентьевского переулка на Большую Серпуховскую, к скверу завода Ильича, а там на трамвай и в центр. Или в отчий дом на Волхонке, в гости к дяде Шуре, Александру Алексеевичу Кузнецову, умельцу с радиозавода, смастерившему самолично телевизор с малюсеньким экраном и очень неохотно демонстрирующему телекадры своим племянникам и племянницам. В основном наслаждался экраном сам со своей тётей Симой.
А мой удел – радиопередачи дома, и одна из любимых «Театр у микрофона» и разные литературные композиции: «Тартарен из Тараскона», «Звёздный мальчик» и др. И завораживающий голос актёра Николая Литвинова: «Слушай, дружок!» И дружок слушал. Потрясал монолог Нехлюдова в исполнении Василия Ивановича Качалова про соблазнённую Катюшу Маслову: «Все так… Всегда так…»
В театр ходил, но мало. Но «Синюю птицу» в Художественном видел. Ещё – «Пиквикский клуб», «Мёртвые души», в Театре революции – «Таню» с бесподобной Марией Бабановой… Я регулярно ездил к Большому театру и в киоске покупал репертуарный театральный сборник. Изучал его и знал наперечёт все спектакли и всех исполнителей различных театров.
Мама дала деньги, и я купил в букинистическом магазине два больших альбома, один про Художественный театр, а другой – про театр «Летучая мышь» Балиева. Внимательно читал, имена Москвина, Книппер-Чеховой, Андровской, Ершова, Яншина и других корифеев МХАТа мне были близки. Знал и тех, кто эмигрировал в первые годы после революции во время зарубежных гастролей, – Михаил Чехов, любимец Станиславского Ричард Болеславский, который в январе 1920 года перебрался в Польшу, там играл и ставил спектакли.
О театре можно написать много, но в специальной главе. А пока заглянем в «ТАБЕЛЬ ОЦЕНКИ ЗНАНИЙ, ПОВЕДЕНИЯ И ПРИЛЕЖАНИЯ УЧЕНИКА». 6-й класс «Б», 1946–1947 годы.
Забавная маленькая тетрадочка: полный набор всех оценок, от пятёрок до двоек. Высшие оценки по истории, географии, литературе и иностранному языку, низкие – по алгебре, физике… и мелким бисером (места мало) записи учителей для сведения родителей: не сняв шапку, прошёл в класс… неоправданно пропустил учебный день… прогул учебного дня… отказался на предложение учителя выйти из класса… никогда не бывает на своём месте… (Когда я прочитал об этом Ще, она отреагировала точно: «Летучий голландец!»)
Табель тянет за собой шлейф воспоминаний, и почему-то вспоминается, как в каком-то классе появился новенький: рослый парубок, приехавший из Киева, – Борис Давидовский, и на каком-то уроке или на внеклассном чтении разбирали пушкинских «Цыган», и Борис мямлил строки:
Земфиры нет как нет: и стынет
Убогий ужин старика.
Все попадали с парт. Борис никак не тянул на романтического Алеко, а тем более на решительную Земфиру. Но с тех пор имя Земфиры накрепко приклеилось к новичку.
Ну, а меня в школе многие звали Демоном. За немного романтический и загадочный облик и за эмоциональное чтение лермонтовской поэмы:
Печальный демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землёй,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой…
И надо отметить, что в те молодые годы по духу мне больше соответствовал Михаил Юрьевич, чем Александр Сергеевич. Мне импонировали дух мятежа и неприятия того, что окружало поэта.
В январе 1946 года произошла литературная катастрофа: вышло постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». И начались мракобесные танцы. О том, как убивали Зощенко и травили Ахматову, я написал спустя долгие десятилетия в книге «69 этюдов о русских писателях» (2008). Кто любопытный, может достать книгу и
- Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa - Илья Кормильцев - Биографии и Мемуары
- Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле - Товий Баевский - Биографии и Мемуары
- Опасная профессия: писатель - Юрий Безелянский - Биографии и Мемуары
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- 69 этюдов о русских писателях - Юрий Безелянский - Биографии и Мемуары
- Краткая летопись жизни и творчества Жюля Верна - Евгений Брандис - Биографии и Мемуары
- Жизнь по «легенде» - Владимир Антонов - Биографии и Мемуары
- Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1 - Игорь Зимин - Биографии и Мемуары
- Путешествие назад во времени - Юрий Ильин - Биографии и Мемуары
- Адмирал Ее Величества России - Павел Нахимов - Биографии и Мемуары