Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будет! В следующий раз будет! Мне бы только бородку на копье. Мы ранили свинью, а копье не держится. Вот научимся делать бородки…
– Нам нужны шалаши.
И вдруг Джек завопил надсадно:
– Обвиняешь меня, да?
– Нет, просто мы весь день тут потеем. Больше ничего.
Оба покраснели и отвели глаза. Ральф перекатился на живот и стал дергать травинки.
– Если дождь польет, как когда мы высадились, нам еще как шалаши понадобятся. И потом, нам шалаши нужны из-за… ну…
Он запнулся. Оба перебарывали гнев. И Ральф углубился в другую, безопасную тему:
– Сам-то ты не замечал?
Джек опустил копье, сел на корточки.
– А что?
– Ну, боятся они.
Он снова перекатился на спину и посмотрел в свирепое, чумазое лицо Джека.
– Понимаешь – снится им что-то. Я слышал. Ты вот ночью не просыпался?
Джек покачал головой.
– Разговаривают, плачут. Малыши. А то и… будто бы…
– Будто бы плохо на этом острове.
Удивленные тем, что их перебивают, оба подняли глаза на строгое лицо Саймона.
– Будто бы, – сказал Саймон, – зверь… зверь или змей и вправду есть. Помните?
Двое старших вздрогнули от постыдного слова. О змеях уже не упоминалось, не полагалось упоминать.
– Будто бы плохо на этом острове, – отчеканил Ральф. – Да, точно.
Джек сел и вытянул ноги.
– Они чокнутые.
– Да, шизики. А как на разведку ходили – помнишь?
Оба улыбнулись, вспомнив те чары первого дня. Ральф продолжал:
– Так что шалаши нам нужны вместо…
– Дома родного.
– Точно.
Джек подобрал ноги, обхватил переплетенными руками коленки и нахмурился, стараясь разобраться в собственных мыслях.
– А все же в лесу, ну, когда охотишься, не тогда, конечно, когда фрукты рвешь, а вот когда один…
Он осекся, не уверенный, что Ральф серьезно его слушает.
– Ну-ну, говори.
– Когда охотишься, иногда чувствуешь…
И вдруг он покраснел.
– Это так, ерунда, в общем. Просто кажется. Но ты чувствуешь, будто вовсе не ты охотишься, а за тобой охотятся; будто сзади, за тобой, в джунглях все время прячется кто-то.
Снова все трое молчали. Саймон – вдумчиво, Ральф – недоверчиво и почти негодуя. Он сел, выпрямился, почесал грязной пятерней плечо.
– Ну, не знаю.
Джек вскочил, затараторил:
– Так бывает в лесу. Находит. Ерунда, конечно. Только… Просто…
Он побежал было к воде и сразу вернулся.
– Просто, я понимаю, каково им по ночам. Ясно? Ну и все.
– Главное – надо, чтоб нас спасли.
Джеку пришлось минуту подумать, пока он сообразил, о каком спасении речь.
– Спасли? Это конечно! Но сначала мне свинью бы добыть… – Он схватил копье и вонзил в землю. Снова глаза застлало безумие. Ральф критически оглядел его из-за светлой путаницы волос:
– Только бы твои охотники помнили про костер…
– Опять ты с этим костром!..
Оба затрусили по берегу и уже у края воды повернулись и посмотрели на розовую гору. Дымная струйка чертила меловую полосу по густой сини и, качнувшись, таяла в вышине. Ральф нахмурился.
– Интересно, далеко его видно?
– А как же.
– Нет, мало дыма.
Словно почувствовав на себе их взгляд, струйка у основания растеклась густой кляксой, и та поползла вверх мутным столбцом.
– Зеленых веток добавили, – пробормотал Ральф. – Чего это они? – Он сощурился, обернулся к горизонту.
– Там! – Джек заорал так, что Ральф даже подскочил.
– Что? Где? Корабль?
Но Джек показывал на высокие откосы, которые шли с горы к более плоской части острова.
– Ясно! Там они и лежат! И куда им еще деваться, когда припечет!
Ральф недоуменно смотрел в его ликующее лицо.
– Они высоко забираются. Высоко – и в тень, и отдыхают в жару, как у нас коровы…
– Я думал, ты корабль увидел!
– Можно подкрасться… лица разрисовать, чтоб не увидели… Окружить их и…
Но Ральфа от негодованья уже понесло:
– Я же тебе про дым! Да ты что-о? Не хочешь, чтоб тебя спасали? Заладил – свиньи, свиньи, свиньи!
– Нам мясо нужно!
– Я весь день работаю, и со мной никого, только Саймон, а ты приходишь и даже не замечаешь, чего мы понастроили!
– Я тоже не загорал.
– Тебе это одно удовольствие! – кричал Ральф. – Ты любишь охотиться! А вот я…
Оба стояли на ярком берегу, ошарашенные этим взрывом чувств. Ральф первый отвел глаза, якобы посмотреть на играющих в песке малышей. Из-за площадки неслись крики охотников в бухте. На краю площадки растянулся Хрюша, глядя вниз, в слепящую воду.
– Ни от кого нету толку.
Ему хотелось объяснить, как все всегда оказываются не такими, как от них ждешь.
– Вот Саймон – он-то помогает. – Он показал на шалаши. – Все смылись. А он не меньше моего делал. Только вот…
– Саймон-то вечно тут как тут…
Ральф зашагал к шалашам, Джек с ним рядом.
– Помогу немножко, – бормотнул Джек, – потом искупаюсь.
– Да ладно уж.
Но у шалашей Саймона не оказалось. Ральф сунул голову в дыру, высунулся и оглянулся на Джека:
– Смотался.
– Надоело ему, – сказал Джек. – Купаться пошел.
Ральф нахмурился.
– Странный он. С приветом.
Джек кивнул неопределенно, кажется, в знак согласья, и, не сговариваясь, оба бросили шалаши отправились к бухте.
– Вот искупаюсь, поем чего-нибудь, – сказал Джек, – и на ту сторону горы подамся, следы поищу. Пошли?
– Так ведь же солнце почти село!
– Ничего, я-то управлюсь…
Они шагали рядом – два мира чувств и понятий, неспособные сообщаться.
– Эх, мне бы застукать свинью!
– Выкупаюсь и сразу за шалаш возьмусь.
Они посмотрели друг на друга с изумленьем, любовью и ненавистью. Понадобились соленые брызги бухты, крики, барахтанье и смех, чтобы снова и их объединить.
Саймона, которого они думали застать на пляже, там не оказалось. Когда Ральф с Джеком спустились на берег, чтобы взглянуть на гору, он прошел за ними несколько ярдов и остановился. Нахмурившись, он нагнулся над грудой песка, из которого кто-то пытался вылепить домик. Потом отвернулся и целеустремленно направился к лесу. Он был маленький, тощий мальчуган с острым личиком, и глаза у него так сияли, что Ральф сначала принял его за веселого хитрого шалуна. Черные густые космы нависали на низкий, широкий лоб и почти закрывали его. Шорты на нем истрепались, и он, как Джек, ходил босиком. И вообще-то смуглый, Саймон сильно загорел и блестел от пота.
Он пошел по просеке, мимо той скалы, на которую взбирался Ральф в первое утро, потом свернул вправо, под деревья. Ноги сами несли его привычным путем среди фруктовых деревьев, где каждый мог раздобыть себе вдоволь и без труда несытной, правда, еды. Цветы и фрукты росли рядом, вперемешку, и вокруг стоял запах спелости и густое жужжанье несметных пасущихся пчел. Здесь его догнали увязавшиеся за ним малыши. Они говорили все разом, что-то выкрикивали наперебой и тащили его к деревьям. Среди пчелиного гула, в закатных лучах, Саймон срывал им фрукты, до которых они не могли дотянуться, отыскивал среди листвы самые спелые и наобум совал в жадно протянутые ручки. Оделив всех, он оглянулся. Обнимая охапки отборных плодов, малыши смотрели на него неотрывно и загадочно.
Саймон бросил их и свернул на чуть заметную тропку. Скоро за ним сомкнулась чащоба. Высокие стволы поросли неожиданно бледными цветами до самых вершин, а там во тьме кипела шумная жизнь. Между стволами тоже была темень, и, как снасти затонувших судов, повисли на них лианы. Ноги Саймона оставляли следы на рыхлой земле, и по лианам, когда он за них задевал, во всю их длину пробегал трепет. Он добрался, наконец, до просвета. Тут лианам не приходилось далеко тянуться за солнцем, и они сплели большой ковер и занавесили чашу с опушки; здесь было каменисто и не росло ничего, кроме травки и папоротников. Темные пахучие кусты обнесли опушку стеной, и в этой ограде, как в чаще, плавали свет и жара. С краю опушки большое мертвое дерево привалилось к другим, еще крепким, и проворный вьюнок бойко исчертил его щегольским красно-желтым узором до самого верха.
Саймон остановился. Он, как тогда Джек, оглянулся через плечо на сомкнувшийся за ним проход и посмотрел по сторонам, чтобы удостовериться, что никто за ним не следит. Он двигался почти воровато. Потом согнулся и заполз в самую гущу лиан; они сплелись здесь так часто, что взмокали от его пота и он еле сквозь них продирался. Скоро он оказался в гущине, в гнездышке, отделенном сквозящей листвой от опушки. На корточках он отвел руками листья и выглянул. Все застыло на свету, только две пестрые бабочки плясали под зноем. Затаив дыхание, Саймон вдумчиво вслушивался в шумы острова. К острову подступал вечер. Крики ярких, немыслимых птиц, пчелиный гул, даже возгласы чаек, тянущих к себе на ночлег среди скал, делались теперь глуше. Шорох отяжелевших волн у рифа, на мили вдали, был невнятнее шепота крови.
Саймон снова опустил лиственный занавес. Потоки медовых лучей убывали. Скользнули по кустам, ушли с зеленых свечек, застряли в кронах, и под деревьями стала сгущаться тьма. Разом выцвели неуемные краски, отпустила жара и тревога. Подрагивали зеленые свечки. Неуверенно, осторожно выпрастывались из чашечек белые края лепестков.
- Все вечеринки завтрашнего дня - Уильям Гибсон - Романтическая фантастика
- Бешеный пес - Вячеслав Шалыгин - Романтическая фантастика
- Восход Водолея - Вячеслав Шалыгин - Романтическая фантастика