Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боюсь, что с острова.
— Ну и хорошо! В конце концов, раз уж он драит палубу, пусть будет лучше канарцем, чем из Толедо или Саламанки.
Сьенфуэгос не понял, о чем они говорят. От него ускользало значение половины слов, причины их смеха до него тоже не доходили, и к тому же чудовищно раскалывалась голова. Он хотел лишь улечься на переборку, закрыть глаза и воскресить в памяти лицо любимой, снова и снова повторяя, что она обещала найти его в Севилье.
Солнце прямо по курсу начало медленно погружаться в море, теперь совершенно спокойное, и Сьенфуэгос вспомнил, сколько раз сидел на вершине горы и молча всматривался вдаль, пытаясь разглядеть силуэт загадочного острова, который, согласно древним легендам, иногда поднимался из воды, вместе с цветами и пальмами, а потом вновь исчезал, дабы показать людям, что даже из рая однажды изгнали архангела.
Ему никогда не удавалось ничего разглядеть, хотя старики клялись, будто много раз видели остров, хотя вообще-то Сьенфуэгосу не было дела до острова, ведь когда голова Ингрид лежала на его бедрах, он не желал никакого другого рая и не мог представить более прекрасного места, чем окружающий их лес и затаенная лагуна, где они познакомились.
Наступила ночь.
Зазвенел колокол, после чего настала тишина, прерываемая лишь скрипом корабля, шепотом волн, нежно лижущих борта, и хлопаньем парусов с переменой ветра. Два тусклых фонаря освещали контуры юта, где тонула в тени фигура тощего рулевого с непроницаемым взглядом.
Поблизости кто-то плакал.
Сьенфуэгос напряженно прислушивался. Несмотря на острый слух, он не привык к шуму на борту корабля, но всё же четко расслышал всхлипы человека, явно пытающегося сдержать рыдания.
Он подобрался поближе к скорчившейся фигуре.
— Что случилось? — прошептал он.
Паскуалильо из Небрихи медленно поднял голову.
— Я боюсь... — прошептал он.
— Чего?
— Завтра мы все помрем.
Он говорил с такой уверенностью, что пастух почувствовал, как к горлу подступил ком; он уже и сам успел ощутить свою беспомощность перед безбрежной стихией, и его определенно тревожила явная уязвимость старого корабля.
— Мы что, утонем? — спросил он шепотом.
— Завтра, — хрипло ответил тот. — Завтра к полудню мы доберемся до края света и все помрем.
— Ты с ума сошел!
Сьенфуэгос удалился на нос, тихо проклиная этого идиота, способного целый день драить палубу, несмотря на уверенность в том, что находится на пороге смерти, и нашел себе местечко на куче канатов, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли — ведь с каждым часом на него наваливались всё новые открытия и ощущения.
Всего за два дня с ним столько всего случилось, он перезнакомился со столькими людьми, скольких не встречал за последние пять лет, всего за одну ночь его жизнь полностью переменилась. Теперь он только глазел вокруг с открытым ртом, потому что вокруг больше не существовало ни земли, ни гор, ни душистых лесов и сладостного одиночества, лишь безбрежный темно-синий океан, скрипящие доски, тошнотворная вонь и чумазая человеческая масса, толпящаяся на крохотном пространстве.
Его насильно вырвали из привычной среды обитания, того места, где он родился и которое никогда прежде не покидал. Сьенфуэгос считал родной остров самым прекрасным в мире местом и никак не мог принять эту резкую перемену, да еще сопутствующую ей жестокость и грубость. Ему казалось, будто это кошмарный сон. Но всё же ему придется усвоить новые понятия и приспособиться к новым ситуациям, с которыми он никогда не сталкивался.
Он с трудом представлял назначение большинства предметов, не знал множества необходимых слов, чтобы общаться с остальной командой, смысл жестов и поведения моряков — явно привычный для них способ выражаться — казался ему непостижимым, и потому он не мог понять, где именно находится и что происходит.
Кто-то снова плакал — на этот раз совсем близко.
— Что случилось?
Мужчина, почти старик, опираясь на палку, указал длинным пальцем прямо по курсу и хрипло спросил:
— Ты что-нибудь видишь?
— Ничего.
— То-то и оно, что ничего. Скоро мы умрем.
Сьенфуэгос остолбенело застыл, окончательно убедившись, что на этом корабле собрались одни безумцы, потому что он видел за бортом лишь глубокую ночь, луна еще не поднялась над горизонтом. Он никак не мог понять, почему обычное явление природы является знаком неотвратимой гибели.
При свете дня эти люди вели себя вполне разумно — очевидно, днем потусторонний ужас прятался от солнечных лучей в морских водах; но не было сомнений, что, едва ночная мгла окутывала корабль, потусторонний страх вновь оживал, превращая их в перепуганных детей.
Но чего же они боялись? Обычной темноты или безбрежного океана, простиравшегося на все стороны света? Хотя к нему они должны бы давно привыкнуть.
Сьенфуэгос скорчился в своем углу, чувствуя, что его голова вот-вот взорвется, переполненная новыми словами и понятиями, которых он не в силах был осознать и переварить. Так он довольно долго пролежал в оцепенении на кишащей людьми палубе, когда вдруг увидел в слабом свете луны, выглянувшей из-за туч, как из каюты вышел человек с бледным и надменным лицом. Он шел по палубе, лавируя между тюками и бочками, перешагивая через неподвижные тела спящих матросов, совершенно не замечая их, словно их и вовсе не существовало, или отдавая приказы посторониться.
Одетый во все темное, он вызывал странное чувство благоговения и в то же время отторжения; трудно было сказать, что было тому причиной: возможно, исходящая от него аура холодной надменности, а быть может, излишняя самоуверенность незнакомца и его манера двигаться, внезапно напомнившая Сьенфкэгосу капитана Леона де Луну.
Незнакомец поднялся по трем ступеням, ведущим из каюты на нос, направился прямо в сторону канарца и остановился так близко от него, что тот мог бы, протянув руку, коснуться его сапога. Неожиданно неизвестный споткнулся и ухватился за ванты, чтобы удержаться на ногах, пристально глядя вдаль.
Он него пахло, как от священника.
Сьенфуэгос безошибочно вспомнил этот аромат, навсегда врезавшийся в его память, когда деревенский священник схватил его за плечо, чтобы затащить в церковь и силой окрестить. И вот теперь этот слабый запах, едва различимый среди множества других, пропитавших тяжелую и пыльную одежду этого человека, словно пронзил разум канарца. Какое-то непостижимое шестое чувство подсказывало ему, что это неприступный, властный и серьезный человек, при этом очень замкнутый, принадлежит совершенно иному кругу, чем остальные члены команды потрепанного корабля.
- Силач - Альберто Васкес-Фигероа - Исторические приключения
- Карибы - Альберто Васкес-Фигероа - Исторические приключения
- Венецианские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках - Альберто Тозо Феи - Исторические приключения / Гиды, путеводители
- Обречённый на одиночество. Том 1 - Усман Абдулкеримович Юсупов - Историческая проза / Исторические приключения
- Жизнь от сохи. Быт и традиции русских крестьян - Любовь Швецова - Исторические приключения / История
- Тайны острова Пасхи - Андрэ Арманди - Исторические приключения
- Страшный советник. Путешествие в страну слонов, йогов и Камасутры (сборник) - Алексей Шебаршин - Исторические приключения
- Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира - Александра Маринина - Историческая проза / Исторические приключения
- Новое дыхание старых мифов - Александр Холин - Исторические приключения
- Княжеский крест - Владимир Уланов - Исторические приключения