Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И никаких очередей. И вкус у сливочного мороженого такой же, как в детстве. Только вот к фонтану бежать необязательно. Все равно там никто уже не ждет.
Денис Драгунский
Бутылка и бойцовка
Тема советской выпивки настолько грандиозна, глубока, обширна и разнообразна, что я дерзну скромно коснуться только двух ее аспектов, которые связаны даже не с самой выпивкой, а с ее материально-физической стороной. Со стеклом и металлом.
Начнем с конца. С того момента, который непременно наступал примерно через полсуток после самого бурного и веселого застолья. Встали, протерли глаза и пошли сдавать бутылки.
Был такой позднесоветский анекдот.
Окраина города. Задворки магазина. Разбитые деревянные ящики, мятые картонные коробки, переполненные мусорные контейнеры. Жухлая трава едва пробивается сквозь трещины асфальта. Голуби клюют раскисший в луже хлебный батон. А посреди всего этого великолепия стоит деревянный сарайчик с вывеской: “Прием стеклотары”. В его стене проделано маленькое, полметра на полметра, окошко. Под окошком – широкий и длинный прилавок, обитый оцинкованным железом.
О, этот пейзаж, знакомый каждому советскому мужчине! Ну, не каждому, а тому, кто время от времени любит выпить в широком диапазоне – от “слегка расслабиться” до “дать дрозда”. Впрочем, широта диапазона обманчива, ибо мало кто умел удержаться на безобидном “закладывании за галстук”, и легкое расслабление превращалось в серьезного дрозда с последующими описаниями: “Ну, как вчера посидели? Расслабились?” – “В опилки, старик! До поросячьего визга!”
Итак, продолжаем анекдот. К сарайчику подходит мужчина с сумкой. Вынимает из сумки пустые бутылки из-под виски “Белая лошадь”. Штук десять. Выставив их на прилавок, шумно двигает этот бутылочный строй к окошку.
Из окошка выглядывает небритая рожа и сипло говорит:
– Тары нет, сэр!
Наверное, сейчас никто и не поймет, в чем тут дело. А кто поймет, тот уже не станет смеяться. Потому что сейчас никто – или почти никто – не сдает пустые бутылки. Не сдает стеклотару.
Кстати, когда приемщик из пункта приема стеклотары говорил, что у него “нет тары” – он имел в виду, что у него нет ящиков, куда ставить пустые бутылки. Нет тары под тару.
Любой бывший советский человек хоть раз, да натыкался на это ужасное “тары нет”, накарябанное кривыми фиолетовыми буквами на клочке бумаги, пришпиленном к закрытому окошку. Тащил кошелку через два квартала, уже считал в уме: двенадцать пивных бутылок – это рубль сорок четыре, десять винных ноль семь – это рубль семьдесят. Итого: три с копейками, можно бутылку водки взять! Или какой-никакой еды прикупить. А тут на́ тебе! Тары нет.
Самое время вспомнить о ценах на сдаваемую стеклотару. Бутылка 0,5 литра водочная или пивная, приземистая коротышка из-под “Московской”, “Кубанской любительской” или “Зубровки”, а также стройная красотка из-под “Столичной” или коньяка – 12 коп. Бутылка винная 0,7 литра – “бордосская” (то есть с плечами), “рейнская” (то есть вытянутая) или “шампанская” – 17 коп. Бутылка из-под кефира – 15 коп. Это самые популярные варианты. Еще были бутылки из-под четвертинок или пива “Золотого”, 0,33, – 9 коп. Банки майонезные – 7 коп. Банки простые литровые – 10 коп. И наконец, царь-банка емкостью 3 литра, мечта хозяек, которые всю весну и все лето каждое воскресенье ездили окучивать и поливать свои огурчики и помидорчики, а осенью их “закатывали”, то есть консервировали, – такая банка стоила целых 40 коп. Бывало, что к очереди сдатчиков посуды подходили эти хозяйственные тетеньки и покупали большие банки, что называется, с рук. Примечательно, что ни у кого не было соблазна запросить за царь-банку, скажем, сорок пять копеек. Неловко! Мы ж не спекулянты! Не было у советского человека массовой бизнес-жилки – это факт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Итак, тары нет. Все финансовые планы шли прахом.
Но тут же откуда-то сбоку вылезал старичок со слезящимися глазами и предлагал взять бутылки опытом. Оптом, то есть. Возмущало даже не то, что на этом деле терялось копеек тридцать- сорок. Закрадывалось ужасное подозрение: старичок на самом деле не от себя работает! Он – эмиссар приемщика! На самом деле тара есть, но гнусный приемщик хочет подзаработать на моих бутылках! Это было морально неприемлемо. Стойкий сдатчик волочил бутылки обратно домой. Утешало то, что приемные пункты были в каждом микрорайоне. А одну-две-три бутылки можно было всегда сдать в магазине. Но не просто так, а на обмен. То есть заплатить за вино, пиво или кефир без стоимости посуды.
На этикетках вина и водки было обозначено: цена без стоимости посуды. Но вот что замечательно: про классическую “Московскую особую” водку до всех подорожаний (то есть до середины 70-х) было известно, что она стоит 2 руб. 87 коп. “Два восемьдесят семь” – это были заветные слова, пароль, “мем”. Но это была цена с посудой. А про пиво “Жигулевское” говорили, что оно стоит 25 коп. Но это была цена без посуды. Почему так? Один сильно пьющий мужчина объяснял мне, что водку неудобно, как-то неловко покупать, протягивая бутылку на обмен. Потом сдадим! А пиво, наоборот, глупо покупать, не протягивая на обмен пустую бутылку – может, даже выпитую только что, с перепонками пивной пены внутри. Такой вот этикет тогдашних пьяниц. Со старых верных покупателей продавщицы иногда не брали денег за бутылку – под честное слово, что вот сейчас прямо у прилавка выпьет и отдаст.
К ценам на выпивку люди относились очень придирчиво. Один старый актер, сосед по подъезду, говорил мне у винного прилавка: “Берете «Московскую»? Напрасно! Я беру «Кубанскую», на двадцать пять копеек дешевле, а эффект тот же”. Еще одна дама, мамина подруга, описывая лихость и тороватость своего нового ухажера, отмечала: “Водку берет не «Московскую», а «Столичную», вот это я понимаю – мужчина!” “Столичная” стоила 3 руб. 7 коп. с посудой, то есть на 20 коп. дороже “Московской”. Правда, бутылка была гораздо красивее. Ну, а коньяк по цене 4 руб. 12 коп. за бутылку вообще считался безумной роскошью, гурманством, эстетством, почти распутством.
В те баснословные года цена содержимого была сопоставима с ценой стеклянной бутылки. Разумеется, чем напиток дороже, тем ниже была, так сказать, удельная цена посуды. Но тем не менее. Цена бутылки составляла 4 % цены водки, около 10 % цены дешевого крепленого вина, почти половину цены пива. А с кефиром еще лучше: он стоил 30 коп. с посудой. Широкогорлая кефирная бутылка – 15 коп., и сам кефир – столько же. То есть можно было принести две пустые бутылки и получить одну полную.
Особым шиком считалось выпить столько вина, чтоб на сданную посуду можно было купить еще одну бутылку. Это в интеллигентном народе называлось “вторая производная”.
Когда человек жаловался на безденежье, он говорил: “Прямо хоть иди бутылки сдавай”. И это были не просто слова – на сданные бутылки можно было продержаться до зарплаты. Пустая пивная бутылка стоила 12 коп., а буханка самого простого ржаного хлеба – столько же (батон белого – 13 коп., буханка “орловского” или круг “обдирного” – 14 коп.). Пакет молока – 16 коп. Проезд на метро – пятачок, в троллейбусе – четыре копейки, в трамвае и вовсе три. Сдал три бутылки – день прожил. Не умер с голоду, по крайней мере.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})С одной стороны, конечно, приятно. В самых крайних обстоятельствах не надо бежать работать за скудную поденную оплату, и даже не надо просить Христа ради. Можно просто сдать бутылки. Невыносимая легкость бытия. Но если хорошенько подумать, то становится ясно: буханка хлеба по цене пустой бутылки – это разврат. Люди отучались ценить трудовую копейку.
Но где их взять, эти бутылки?
Да где угодно! Стеклянная валюта торчала из урн, стояла на лестничных клетках, валялась под скамейками на бульварах и стадионных трибунах. Везде, где люди пили. Советские граждане были небогаты, но не скаредны и, если можно так выразиться, экономически парадоксальны. С одной стороны, покупка “Столичной” считалась бессмысленным транжирством. С другой, опорожненную бутылку очень часто выбрасывали с легким сердцем. Особенно это касалось винных и водочных (они же пивные) бутылок; посуду из-под кефира и молока носили в молочный магазин на обмен. Понятное дело: спиртное пили легкомысленные мужчины, молоком распоряжались бережливые женщины.
- Дожить до рассвета - Василий Быков - Классическая проза
- Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море - Эрнест Хемингуэй - Классическая проза
- Старик и море - Эрнест Миллер Хемингуэй - Классическая проза
- Московский чудак - Андрей Белый - Классическая проза
- Сливовый пирог - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Люди в летней ночи - Франс Силланпяя - Классическая проза
- Плутня - Ги Мопассан - Классическая проза
- Сожаление - Ги Мопассан - Классическая проза
- Чума - Альбер Камю - Классическая проза
- Чевенгур - Андрей Платонов - Классическая проза