Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Овраг был старый, его не размывала большая вода, и он зарос бурьяном и кустарником. Старики и старухи запасали здесь прутья и в зимнее время в избах плели из них корзины.
Когда Егор прошел заросли бурьяна и кустарника и очутился на дне оврага, то увидел, что здесь было тише и темнее, чем на верху земли, — ни травинка, ни лист не шевелились тут, — и ему стало страшно.
— Звезды, глядите на меня, — прошептал Егор, — а то я боюсь один!
Но из оврага было видно только три звезды, и те слабо мерцали на далекой, уносящейся высоте, точно они удалялись и меркли там во тьме.
Егор потрогал траву, увидел камешек, потом покачал лопух, такой же, как на своем дворе, и оправился от страха: ничего, они ведь все живут здесь и не боятся, и он будет с ними. Вскоре он заметил маленькую пещеру, вырытую в склоне оврага, чтоб выбирать оттуда глину, и залез туда. Ему захотелось теперь подремать немного, — он уморился за день жить и ходить.
— А как пойдет мимо железная старуха, то я ее покличу, — сказал Егор сам себе, сжавшись в земле от ночной прохлады, закрыл глаза.
Стало тихо совсем, и все онемело, все звезды скрыла небесная наволочь, и трава поникла, как умершая.
Унылый звук раздался в этой низине земли, как вздох сожаления всех умерших людей. Егор сейчас же открыл глаза, услышав во сне этот томительный звук. Над ним стояло темное тело человека, большое и смутное от окружающей черной ночи, готовое быть и готовое исчезнуть.
— Ты кто? — спросил Егор. — Ты старуха?
— Старуха, — сказала старуха.
— А ты железная?.. Мне нужна железная.
— Зачем я тебе? — спросила железная старуха.
— Я хочу тебя увидеть — ты кто, ты зачем? — говорил Егор.
— Помирать будешь, тогда скажу, — ответил голос старухи.
— Скажи, я помру, — согласился Егор и взял комок глины в руку, чтобы залепить глаза старухе и осилить ее.
— Иди ко мне, я тебе скажу на ухо, — и старуха в первый раз пошевелилась, и вновь раздался знакомый унылый звук шелестящего железа или хруста высохших костей. — Иди ко мне, я все тебе скажу, и ты тогда помрешь. А то ты маленький, тебе жить еще много, и мне долго ждать твоей смерти. Пожалей меня, я старая.
— А ты кто, ты скажи, — узнавал Егор. — Ты не бойся меня, я тебя не боюсь.
Старуха склонилась к Егору и стала к нему приближаться. Мальчик прижался спиною к земле в своей пещере и открытыми глазами вглядывался в склоняющуюся к нему железную старуху. Когда она согнулась и приблизилась к нему и тьмы между ними осталось мало, Егор закричал:
— Я знаю, я знаю тебя. Мне тебя не надо, я тебя убью! — Он бросил в ее лицо горсть глины и сам обмер и приникнул к земле.
Но обмерши, лежа вниз лицом, Егор еще раз услышал голос железной старухи:
— Ты меня не знаешь, ты меня не разглядел. Но всю твою жизнь я буду ждать твоей смерти и губить тебя, потому что ты меня не боишься.
«Немножко-то боюсь, потом привыкну и перестану», — подумал Егор и забылся.
Он очнулся от знакомого тепла, его несли мягкие большие руки, и он спросил:
— Ты кто? Ты не старуха?
— А ты кто? — спросила его мать.
Егор открыл глаза и вновь зажмурил их — свет солнца освещал всю деревню, клен на ихнем дворе и всю землю. Егор снова открыл глаза и увидел шею матери, у которой покоилась его голова.
— Ты зачем сбежал в овраг? — спросила мать. — Мы спозаранку тебя искали, отец в поле работать уехал весь в сомнении.
Егор рассказал, что он боролся в овраге с железной старухой, но только не успел разглядеть ее лица, потому что бросил в него глиной.
Мать задумалась, потом она опустила Егора на землю и посмотрела на него, как на чужого.
— Иди своими ногами, борец!.. Тебе это приснилось.
— Нет, я правда ее видел, — сказал Егор. — Железные старухи бывают.
— А может, и бывают, — произнесла мать и повела сына домой.
— Мама, а кто она?
— А я не знаю, я слыхала, я сама ее не видала. Люди говорят, что судьба, что ль, или горе наше ходит. Вырастешь, сам узнаешь.
— Судьба, — промолвил Егор, не зная, что она означает. — Вырасту еще чуть-чуть и поймаю железную старуху…
— Поймай, поймай ее, сынок, — сказала мать. — Я тебе сейчас картошек начищу и поджарю их.
— Давай, — согласился Егор. — Я есть захотел, старухи сильные бывают. Я уморился от нее.
Они вошли в сени избы. В сенях по полу вполз знакомый червяк, возвращаясь с постели Егора к себе домой в землю. «Ползи, немой! — осерчал Егор. — Ишь ты. Кто он такой, так и не сказал. После все равно дознаюсь. И до старухи дознаюсь — сам стану железным стариком!»
Егор остановился в сенях и задумался: «Это я нарочно буду железным, чтоб старуху напугать, пускай она околеет. А потом я железным не буду — не хочу, я опять буду мальчиком с матерью».
СОЛДАТ И ЦАРИЦА
Жила-была в старину сердитая царица. Все ей было не по нраву: и то не так и это не по ней.
Вот гуляет однажды царица по саду, а солдат возле будки на часах стоит. Увидел солдат царицу — никогда ее не видел. «Ишь ты!» — подумал и ухмыльнулся. Не знал солдат — внове стоял при дворце, — что пред царицей ни ухмыльнуться нельзя, ни нахмуриться, ни умильным быть: все одно царица нравом кипела.
Глянула царица на солдата:
— Ты чего ухмыляешься?
А простой солдат чего скажет царице? Ничего он сказать не мог и невзначай или так, спроста, что ль, опять ухмыльнулся. Тут царица сперва и слова сказать не могла от злости. Потом кликнула кого надо.
— Давать, — приказывает, — этому солдату по двадцать палок каждый день с утра.
С тех пор с утра, как встанет, получает солдат двадцать палок.
Били-били солдата, целый год били. Как проснется — так двадцать палок, хоть в будни, хоть в праздник. Измучился, исхудал солдат, бить его не во что стало. А царица и забыла про него: пусть бьют до смерти; она теперь на других серчает.
Что тут делать солдату? Не миновать ему смерти от палок, забьют его. Солдат у того, у другого спрашивает — выбирает, кто поумней считается. А умные ему в один ответ.
— Терпи, — говорят. — Чего с царицей сделаешь, она сердитая.
Солдат выслушал умных, а сам подумал: «Эх, не вам терпеть, а мне!» — и пошел к дураку.
При войске у них дурак жил, его солдаты с кухни кормили и выношенную одежду давали ему донашивать.
Солдат сказал дураку, как ему живется, а дурак и сам уж знал.
— Э, да не поможешь ты мне! — сказал солдат. — Ведь ты дурак.
А дурак:
— Как так — не помогу! А не помогу, так и зла не сделаю, ты при своем останешься. Дай мне копейку.
Дал ему солдат копейку. Повел дурак солдата на край города. Шли они, шли, шли, далеко ушли; кругом их бедные домишки стоят, дворцов давно нету.
«Эх, — думает солдат, — далече мы зашли, пропала моя копейка!»
Пришли они в бедный домишко. Жил там сапожник с женой.
У сапожника была жена, сходственная с царицей, как родная сестра: поставь ее рядом с царицей, их и отличить нельзя, которая царица, которая сапожница.
За показ жены сапожник брал по копейке с человека — с купца там, с мастерового, с приказчика, а солдатам и калекам показывал даром. А деньги пропивал.
Заплатил дурак копейку сапожнику, а солдат, конечно, даром прошел. Вошли они в комнату и видят — на кровати женщина лежит и спит. Солдат дрогнул и во фрунт стал: вылитая была перед ним царица.
Дурак и говорит:
— Вот была бы она царицей, она бы тебя палкой не била.
Солдат согласен с дураком:
— Не била бы. Жалко, что она сапожница: из нее бы царица хорошая вышла.
Дурак засмеялся.
— А выйдет, — говорит, — из нее царица!
Солдат обнадежился:
— А как выйдет-то?
Дурак захохотал в ответ, а солдат увел его прочь, а то сапожница проснется.
Идут они обратно.
Дурак спрашивает у солдата:
— Ты где ночью на карауле стоишь?
— Нынче во дворце, в покоях, буду стоять.
— Вот чего, — дурак ему, — я тебе ночью сапожницу приволоку.
— Это к чему же? А сапожник услышит?
— Нет, — дурак отвечает. — Сапожник ничего не услышит. Он днем наработается, потом вина напьется и спит крепко: на нем кривые гвозди выпрямляй — он не чует.
— А к чему мне сапожница?
— Эк ты какой! А говорят — я дурак! Царица-то заснет, ты мне и давай ее сонную, а я тебе на руки — сонную сапожницу. Царицу я унесу к сапожнику, а ты сапожницу в царские покои отнеси, покуда она не проснулась.
Солдат подумал:
«А не страховито ли будет? При царице и моргнуть нельзя, а ты ее к сапожнику унесешь! А вдруг проснется? Да она нам голову прочь!»
А дурак думает иное:
«Царица целый день злится, с утра до вечера умается, а ночью спит-храпит, пузыри изо рта пускает. До своего времени она не проснется. А если и дознается, так я в дураках хожу — какой с меня спрос!»
Солдат согласился:
— Ишь ты, обдумал как! А сам дурак! Так ладно будет, пожалуй. Тащи уж по темноте сапожницу во дворец.
- В списках не значился - Борис Львович Васильев - О войне / Советская классическая проза
- Рассказы - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Сыновний бунт - Семен Бабаевский - Советская классическая проза
- Том 3. Рассказы. Воспоминания. Пьесы - Л. Пантелеев - Советская классическая проза
- Старик Хоттабыч (1953, илл. Валька) - Лазарь Лагин - Советская классическая проза
- Том 2. Машины и волки. Повести. Рассказы - Борис Пильняк - Советская классическая проза
- Том 4 Начало конца комедии - Виктор Конецкий - Советская классическая проза
- О солнце, цветах и любви - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- Собиратели трав - Анатолий Ким - Советская классическая проза
- Сколько стоит песня - Алла Фёдоровна Бархоленко - Советская классическая проза