Форма входа
Читем онлайн Очерки, статьи - Эрнест Хемингуэй
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Нельзя смеяться над смертью великого человека, но невозможно совместить в одном предложении имена Т.С. Элиота и Джозефа Конрада в более серьезном контексте, чем представлено выше; попробуйте вообразить, что Андрэ Жермен и Мануэль Гарсия идут вместе по улице, и не рассмеяться.
Вторая книга Конрада, которую я прочитал, была «Лорд Джим». Я не смог ее закончить. И значит, это все, что мне осталось от Конрада. Потому что перечитывать его книги я не могу. Может быть, друзья именно это имеют в виду, когда называют его плохим писателем. Но ни одна когда-либо прочитанная мной книга не давала мне того, что я получал от каждой книги Конрада.
Зная, что я не могу их перечитывать, я отложил четыре, которые я не буду читать, пока они мне не понадобятся позарез, пока отвращение к писательству, писателям и ко всему, что уже написано и что будет написано, не станет невыносимым. Два месяца в Торонто я истратил на все четыре. Одну за другой я брал их у девушки, которая хранила на полке все книги Конрада в синих кожаных обложках, но никогда ни одну из них не читала. Будем точны, она читала только «Золотую стрелу» и «Победу».
В Садбери, Онтарио, я купил три старых номера «Пикториал ревью» и прочитал «Морского бродягу», не вставая с кровати в гостинице «Никл Рэндж». К утру я выпил всего Конрада, как алкоголик, а ведь надеялся, что мне хватит его до конца поездки, и чувствовал себя как молодой повеса, промотавший все наследство. Но я надеялся, что он напишет еще. У него ведь полно времени.
Во всех рецензиях, которые я читал, написано, что «Морской бродяга» — плохой рассказ.
Сейчас его не стало, но как бы мне хотелось, чтобы Бог забрал какого-нибудь признанного мастера, какую-нибудь литературную знаменитость, но оставил его, чтобы он продолжал писать свои плохие книги.
Ловля тунца в Испании
«Торонто стар уикли»
18 февраля 1922
Виго, Испания. Виго — картонная на вид деревушка с мощёными улицами и бело-оранжевой штукатуркой — стоит на берегу большой, почти закрытой гавани, в которой поместился бы весь британский флот. Поджаренные на солнце коричневые горы спускаются к морю, как утомленные старые динозавры, а вода такая же синяя, как литография неаполитанского залива.
Серая, тоже картонная церковь с парой башенок и плоский угрюмый форт на вершине холма, где стоит город, обращены к синей бухте. Все порядочные рыбаки приходят туда, когда северные течения относят снег, и форель залегает под пленкой льда нос к носу. Ярко-синяя бухта полнится рыбой.
Здесь ходят косяки странной, плоской рыбы всех цветов радуги, узкая испанская скумбрия и крупные морские окуни с массивными плавниками и причудливыми, мягко звучащими названиями. Но главное — здесь живет король всех рыб, царь рыбацкой Вальхаллы.
Рыбак выходит в бухту на коричневой лодке с треугольными парусами, которая пьяно, но решительно продвигается вперед, в такт скользящим взмахам весла. Он насаживает на крючок серебристую кефаль и разматывает леску. Пока лодка с парусами, поставленными против ветра, дрейфует, рыбак следит, чтобы наживка оставалась под водой. Внезапно над морем разносится звонкий плеск, будто в него бросили мешок картечи. Стайка сардин выпрыгивает из воды, которая тут же взбухает бугром — и большой тунец с громким треском проламывает водную гладь, вытягиваясь в воздухе во всю свою шестифутовую длину. Сердце рыбака ударяется о ребра, а затем уходит в пятки, когда тунец обрушивается обратно в волны с таким грохотом, будто лошадь нырнула с причала.
Большой тунец по цвету серебристый и синевато-серый, и когда он взлетает прямо позади лодки, это похоже на ослепительную вспышку ртути. Он весит до трехсот фунтов, а прыгает с пылом и дикостью мамонтовой радужной форели. Иногда над бухтой Виго можно увидеть сразу пять или шесть тунцов, которые по-дельфиньи выглядывают из воды, будто пасут сардин, а затем взмывают в неистовом прыжке, чистом и красивом, как первый блеск загнутой рыболовным крючком радуги.
За доллар в день испанские лодочники возьмут вас с собой на рыбалку. Там пропасть тунцов, берущих наживку. Это работа для настоящих мужчин: даже удилище размером с рукоять мотыги не спасет от ломоты в спине и растянутых сухожилий. Но если вы одолеете большого тунца после шестичасовой схватки, схватки человека с рыбой, когда мышцы, кажется, вот-вот лопнут от непрерывного напряжения, если вы наконец заставите его замереть у борта лодки — сине-зеленый и серебряный проблеск в ленивом океане — тогда вы очиститесь и без смущения сможете войти в обитель древних богов, которые радостно встретят вас.
Обитель веселых смуглолицых богов, владеющих загробным миром и населяющих старые ломкие горы, которые стеной обступают ярко-синюю бухту Виго. Они живут там, удивляясь, почему славные мертвые рыбаки не возвращаются в Виго, где их давно ждут ключи от рая.
На синей воде: письмо с Гольфстрима
«Эсквайр»
апрель 1936
Бесспорно, никто не охотится так, как охотится человек, и те, кто охотились, достаточно долго охотились с оружием в руках, те, кому это нравилось, не могут с тех пор воспринимать ничего другого всерьез. Ты застанешь их занимающимися разными делами, сосредоточенно, но почти всегда без интереса, потому что после той жизни обычная кажется такой же пресной, как вино, когда все вкусовые почки на твоем языке выжжены. Как вино по вкусу похоже на грязную воду, когда твой язык выжжен дочиста щелоком с водой, а горчица похожа на машинное масло, и ты слышишь запахи хрустящего картофеля, жареного бекона, но когда пробуешь их, чувствуешь только прогорклый жир.
Ты можешь узнать об этом лучше, заглянув поздно вечером в кухню виллы на Ривьере и выпив из того, что должно было быть бутылкой воды «Эвиан», а оказалось Eau de Javel, концентратом щелока, который используется для чистки раковин. Вкусовые почки на твоем языке, если сжечь их Eau de Javel, начнут снова функционировать не раньше, чем через неделю. Никто не знает, как быстро восстанавливается все остальное — тогда ты теряешь связь с такими приятелями, потому что то, что они будут способны понимать только через неделю, ты по большей части понял давно.
Прошлым вечером я беседовал с хорошим своим приятелем, которому наскучила всякая охота, кроме слоновьей. Ни в чем он не находил азарта, если ему при этом не угрожала серьезная опасность, а если опасность была недостаточно велика, он увеличивал ее ради собственного интереса. Его товарищ по охоте рассказал мне, как этот мой приятель, не находя обычный риск охоты на слона достаточным, хотел, если это было возможно, чтобы слона подогнали, или развернули так, чтобы можно было стрелять в него лоб в лоб, чтобы был выбор: убить точным выстрелом еще на расстоянии, пока слон бежит трубя, растопырив уши, или подождать, пока он приблизится. Это в слоновьей охоте то же, что немецкий культ скалолазов-самоубийц в сравнении с обычным альпинизмом, и я полагаю, это в своем роде попытка добиться большего сходства с охотой первобытного вооруженного человека, и ты становишься подобен ему.
Мой приятель рассказывал об охоте на слонов и склонял меня поохотиться, так как, по его словам, поохоться на слона однажды, и никакая другая охота больше не будет волновать тебя. Я возражал, что мне нравится любая охота и стрельба, всякая, которая подвернется, и у меня не было желания начисто уничтожать эту способность к получению удовольствия с помощью Eau de Javel в виде старого слона, идущего прямо на тебя, задрав вверх хобот и растопырив уши.
— Конечно, тебе нравится и эта твоя большая рыбалка, — довольно печально сказал он. — Честно говоря, никак не пойму, что в этом такого захватывающего.
— Ты счел бы ее великолепной, если бы рыба начала стрелять по тебе из автомата или носилась по рубке с мечами, торчащими из ее жабр.
— Ерунда, — ответил он. — Но, честно, я не понимаю: в чем азарт.
— Посмотри на такого-то, — ответил я. — Был охотником на слонов, а в этом году ушел ловить крупную рыбу и совершенно одурел от этого. Выбить нужно из него эту блажь, а то сам он этого не сделает.
— Да, — продолжал мой друг, — должно быть, в этом что-то есть, но я не вижу. Скажи мне, когда тебя охватывает дрожь?
— Попытаюсь написать об этом как-нибудь, — пообещал я.
— Хорошо бы. Вы народ, к таким вещам восприимчивый. Относительно восприимчивый, конечно.
— Я напишу.
Прежде всего Гольфстрим и остальные сильные океанские течения — последние оставшиеся дикие места. Как только земля и другие лодки исчезнут у тебя из виду, ты становишься одинок больше, чем это когда-либо возможно на охоте, а море такое же, каким было еще до того, как человек стал выходить рыбачить в его воды. В рыболовный сезон ты видишь маслянистую поверхность моря, какой видели ее заштиленные галеоны, дрейфуя на запад; они видели его покрытым белыми гребешками от свежего бриза, приходящего с пассатами; а с больших накатывающих синих гребней, словно наказывая их, оно сдувало верхушки, как снег. Иногда можно увидеть три огромных водяных гребня, и из верхушки самого дальнего выпрыгнет твоя рыба, и если ты попытаешься повернуть и последовать за ней, не дожидаясь подходящего случая, одна из этих бьющихся волн с ревом обрушится на тебя сотнями тонн воды, и ты больше никогда не поохотишься на слонов, Ричард, приятель.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Очерки, статьи - Эрнест Хемингуэй бесплатно.
Похожие на Очерки, статьи - Эрнест Хемингуэй книги
- Статьи для «АПН — Агентство Политических Новостей» - Дмитрий Быков - Публицистика
- Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война - Лев Троцкий - Публицистика
- Бремя белых. Необыкновенный расизм - Андрей Буровский - Публицистика
- Спасение доллара - война - Николай Стариков - Публицистика
- Сталинская истребительная война (1941-1945 годы) - Иоахим Гофман - Публицистика
- Не нужны, не нужны, успокойся - Наталья Резанова - Публицистика
- Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху - Джошуа Купер Рамо - Публицистика
- Апостолы двуликого Януса: Очерки о современной Америке - Анатолий Манаков - Публицистика
- Всемирный следопыт, 1929 № 12 - Д. Мак-Муллен - Публицистика
- Майданный провал Запада - Неизвестный Неизвестен - Военное / Прочая документальная литература / Публицистика