Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебя же Иринвладимирна на уроки отправила, — заявляет ему. — Ты почему не пошел?
— За тебя волновался, — парирует он. — Кто вас, ведьм, знает? Вдруг ты бы после вашего разговора до класса самостоятельно не дошла? Ты и по пути туда была бледная, как полотно.
— Это я от страха, — бурчит она себе под нос. Признавать свои страхи не стыдно, говорит она себе, как говорила десятки и сотни раз до того. — Я же могла что похуже сделать ему, я же не умею рассчитывать силы.
— Странная ты, — Ваня вздыхает, глядит на нее исподлобья, и руки ее не отпускает. — Другая бы за себя беспокоилась, особенно после того твоего обморока, а ты волнуешься, как бы не навредить кому-то слишком много.
— Да ну тебя, — фыркает она обиженно: неужели он не понимает, что они могли влипнуть в серьезные неприятности, даже несмотря на то, что вроде как и ни при чем, и это даже есть кому подтвердить? А все потому, что она не может свои эмоции в руках удержать. Все из-за нее. Ирина Владимировна права была, ей надо учиться. — Мне вообще, наверное, к людям выходить нельзя, пока я не научусь себя в руках держать.
Ваня вздыхает снова и ее к себе тянет так резко, что она почти впечатывается лбом ему в подбородок, а когда она уже открывает рот, чтобы возмутиться, обнимает ее. Похоже, правда волновался?
— Глупая ты, Сашка, — сетует он. — Тараканы у тебя в голове, наверное, какие-нибудь там мадагаскарские хищные. Научишься ты всему быстро, и будешь дальше магические подножки Кацалапову ставить, или всякую сказочную фигню творить, вот увидишь.
— А они такие бывают? — она ему в плечо тыкается лбом, медлит пару секунд, а потом все же обхватывает его руками в ответ. Удивительно — она с мальчишками даже за руку не держалась, не считая утренников в детском саду, а тут даже не кажется странным с Ваней обниматься. И не казалось странным все это время — просто задумалась об этом она только сейчас. А раз до сих пор это никаких внутренних противоречий не вызывало, то почему сейчас должно? — Ну, хищные. Тараканы.
— Без понятия, — он хмыкает, стараясь сдержаться и не смеяться, но это ему не удается — смех прорывается изнутри. — Давай после уроков поищем?
У него уроков семь, у нее шесть, но они договаривались с тетей Леной, что за ней отдельно приезжать в школу не надо, и что она не будет добираться до дома сама, а будет Ваню ждать. Поэтому она сидит спокойно, листая книги, в школьном читальном зале, когда к ней подходит девчонка, которую она видела пару раз в школьных коридорах. Старшеклассница или около того, думает Саша, глядя на нее, и улыбается на всякий случай.
— Расслабься, — девчонка рукой машет, садясь на соседний стул. — Меня Катя зовут. Верховная сказала, в школе еще одна из наших есть, тебе надо помочь освоиться. Другие в ковене уже большие все, только мы с тобой школьницы, надо держаться друг за дружку.
— Ты тоже? — Саша чуть не забывает о том, что в читальном зале вообще-то голос понижать надо, и вспоминает лишь в последний момент. Откашливается и улыбается виновато. — Прости. Я Саша.
— Я знаю, — смеется Катя совсем тихо. — Мне уже сказали. Я так, мимо пробегала, не искала тебя специально, думала, все равно на неделе найду, а тут ты и сидишь. Если что-то надо будет, находишь девятый «А», спрашиваешь Катю, тезок у меня там не водится. Помогу, чем смогу.
— Спасибо, — давит она из себя. — Заранее.
— Заранее не надо, — Катя щелкает ее по носу легонько и встает. — Если не понадоблюсь, увидимся в пятницу.
Почему в пятницу, спросить Саша не успевает — кричать невежливо, особенно тут, а уходит новая знакомая довольно быстро, будто спешит куда-то. Может и правда спешит, как знать? Не стоит к ней лезть без необходимости на то, убеждает она себя, и снова утыкается в книгу — ровно до момента, когда, через пару минут после звонка, рядом с ней плюхается Ваня, со своей привычной широченной улыбкой и растрепанными волосами.
— Если ты не согласишься подстричься, — говорит она ему вместо приветствия, — скоро мы будем друг другу косички плести и ты будешь обижаться что у меня лучше получается.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Если будешь мне про это говорить, — парирует Ваня, — я с тобой разговаривать не буду. Час. Или два.
— Да ты сам не выдержишь, если не будешь спать в это время, — она фыркает себе под нос. — Пошли домой?
Про тараканов они, конечно же, благополучно забывают. Да и черт с ними, с тараканами, думает Саша уже по пути домой, вспоминая. У нее в руках кленовый лист яркий, большой, и она вертит его задумчиво, шагая рядом с Ваней, несущим ее ранец вместе со своим и умудряющимся еще и жестикулировать, рассказывая ей о том, что сегодня на уроке русского было. Вертит ровно до тех пор, пока не подхватывает прямо из-под ног второй, потом третий, потом четвертый, пока не начинает сплетать их в венок, который надевает на голову Ване, обрывающемуся на полуслове, чтобы на нее возмущенно взглянуть.
— Тебе тоже нужен, — заявляет он, побуравив ее взглядом несколько секунд, и ранцы их скидывает прямо на землю. Она смеется — да ну, вряд ли у него получится что-то — но его брови сдвинуты сосредоточенно, он сплетает подобранные листки коряво, но старательно, и венок у него, какой-никакой, а получается. Саша чувствует себя королевой, когда он его торжественно ей на голову водружает.
— Классно, — заявляет она, поправив его немного, чтобы не держался косо. — Ты просто мастер на все руки. Летом будешь из одуванчиков мне венки плести, а я тебе.
— Согласен, — отзывается он, свой ранец на спину закидывая, а ее в руку подхватывая. Другой рукой ее ладонь находит, не глядя — она тянется так, чтобы точно нашел. — Не забудь до лета.
— Да не дождешься, — смеется она, язык ему показывая.
Тетя Лена, встречающая их на пороге, улыбается, когда видит их в венках этих. Все кажется хорошим и спокойным и тихим, и Саша даже забывает и о Никите с его переломанной рукой и сломанным носом, и о Кате, даже выпивает чуть непривычный на вкус чай, который перед ней тетя Лена ставит после еды, с хитрой улыбкой сообщив, что это только для них, и с Ваней лучше не делиться, даже если он попросит — Ваня морщит нос и заявляет, что не больно-то и хотелось. Но голова ее будто взрывается болью, стоит добраться до своей комнаты, и она готова благодарить всех богов, в которых когда-либо верили люди на земле, когда чьи-то ладони обхватывают ее за плечи, помогая дойти до кровати и сесть туда.
— Сейчас спать нельзя, — доносится будто сквозь туман до нее голос тети Лены. — Я знаю, голова очень болит, но так надо, солнышко. Так надо. Дай мне руки и слушай меня. Дальше будет легче.
Она правда на это надеется той частью своего разума, что не сосредоточена на боли. Надеется и верит, и только поэтому беспрекословно подчиняется.
========== Глава 6 ==========
— Вначале не было богов. Люди появились после долгих изменений в природе, которые потом назвали эволюцией. Люди и придумали себе ложных богов, в которых поверили так, что некоторым из них дали силу воплотиться в реальности. Но боги эти были на стороне сильных. На стороне мужчин. Потому что женщинам, когда женщины были главными, не было нужды в богах. Они верили в природу, верили в плодородие и в погоду. Боги были им ни к чему.
Голос тети Лены убаюкивает. Саша лежит на своей кровати, клубочком свернувшись, головой на ее коленях, и слушает, пока пахнущие яблочным вареньем пальцы перебирают ее волосы. Головная боль отступила почти сразу, как она позволила себе расслабиться и довериться, и кажется, будто внутри что-то новое появилось. Что-то, что будет мешать ураганам расти против ее воли, и будет вместо этого перенаправлять их силу и мощь куда-то еще. Так ли это, она не знает, не уверена. Может быть и так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Но из слез и крови женщин, веками подчинявшихся, веками не слышимых, родилась Мать. Ее слезы, упав на землю, породили первых ведьм. Им потребовалось время, чтобы научиться всему тому, что нужно было знать и уметь, но они смогли. Из поколения в поколение передавались знания, дополняясь и раскрываясь, до наших дней. И новые ведьмы еще появляются в мире.
- Эмпузион - Ольга Токарчук - Магический реализм
- Песнь крысолова - Соня Фрейм - Магический реализм / Русская классическая проза