Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свежевылупившийся черпак-помазок в первые два-три дня обязан был перекроить свою внешность полностью. Все, до последней нитки, должно было отличать его от презренного гуся.
Как гусеница окутывает себя коконом, чтобы раствориться в себе самой, и завершив метаморфозу, вернуться прекрасной бабочкой, так и черпак, лепит себя заново.
Замполит учил нас, что материя первична, и что бытие определяет сознание. Поэтому, не изменив форму, невозможно стать полноценным, нахальным, ничего не боящимся черпаком.
Солдатская арктическая шапка ушанка имеет длинные уши. Черпак безжалостно укорачивает их, как уши породистого щенка.
Далее уши сшиваются и теперь невозможно опустить их даже в самый лютый мороз.
Но страшен ли мороз черпаку? Пробыв год гусем, он уже ничего в этом мире не боится…
Итак, обрезанная шапка надевается на специальную, тщательно сберегаемую от старшины, квадратную болванку. Берется сапожная щетка, и шапка щедро намазывается гуталином.
Подождите, люди! Никто не сошел с ума – это технология, проверенная годами.
Шапка накрывается влажной марлей и яростно проглаживается раскаленным утюгом. Валит гуталиновый пар, несусветная вонь поражает ноздри, но кого можно напугать вонью в Советской Армии? Правильно, никого!
После процедуры марля сдергивается, как полотно при открытии памятника Ленину. И вот! Шапка теперь уже не похабно-сизого, с ментовским оттенком, цвета, а ярко синяя с благородной искрой, и совершенно квадратная. Не беда, что ее не очень удобно носить. Хотя шапуля и села на пару размеров, её можно надеть на затылок, как ермолку, или сдвинуть на умудренный солдатский лоб, как фурагу.
С кителем и бриджами черпак обходится просто и сурово. Все ушивается строго по фигуре и более напоминает не военную, но гимнастическую форму. Воротник перезаглаживается и поднимается стоечкой.
Крючок не застегивается никогда. В подшиваемый подворотничок закладывается отныне кусок толстого провода для придания объема и, кажется, что у правильного черпака на воротнике лежит жирная белая макаронина.
На кителе и бывших бриджах, скорее уже ставших лосинами, наглаживаются стрелки во всевозможных направлениях. Ходить без стрелок – не комильфо. Без стрелок ходят только гуси или чуханы.
Теперь сапоги. Вот где простор для творчества. Но сперва необходимо сточить или срезать выступающую часть подошвы.
Она выступать не должна. Ведь это сапоги черпака, а не какие-то лыжные ботинки.
Далее, любители каблуков и прочие коротышки набивают каблуки. О подковах, их форме, размере и весе нужно писать отдельный трактат. Некоторые любители добавляют толщину подошве. И тут вновь приходит очередь утюга.
Манипулируя утюгом и ваксой, умелый черпак достигает сразу двух целей. Сапог пропитывается и обретает непромокаемость, а также новую форму.
Немало часов было потрачено черпаками и помазками на обсуждение формы носков кирзовых сапог. В итоге две влиятельные, но разошедшиеся во взглядах партии постановили, что не западло и так, и этак.
Отныне часть черпаков щеголяет в остроносых сапогах «а-ля казаки», а другая – попирает землю квадратноносыми, немецкого образца, прохорями.
Ко всему еще, обработанный раскаленной ваксой сапог не нуждается более в чистке. Да-да, именно так, он чистится снегом. Щетка умакивается в снежок, и через пару движений сапог сияет словно… (ну, про котовы яйца вы уже слышали).
Обычно в Заполярье довольно холодно, и солдату полагается еще и зимняя одежда. Это шинель (у нас ее носили все лето) и пошив. Если с шинелью все более или менее понятно, то объяснить, что такое пошив, просто необходимо.
А это такая теплая куртка, длиною до середины тощего солдатского бедра.
Пошив украшен воротником рыбьего меха, капюшоном и слюнявчиком. Слюнявчиком прозвали этакий специальный клапан-намордник, обычно висящий на груди под воротником, изнутри пошива.
Но если вдруг набегает пурга или крепчает мороз, то Воин Арктики закрывает морду слюнявчиком, поднимает воротник, натягивает капюшон и глядит презрительно на непогоду через узкую смотровую щель.
На пошив нашиваются крючки и после этого, он может застегиваться на любую сторону по выбору. То есть как бы на мужскую и на женскую.
Дело в том, что если задувает пурга в Тикси, то ветер всегда южный. И когда подразделение идет на боевое дежурство на свою площадку, пошивы застегиваются на правую сторону. А вот когда идут со смены – на левую. Делается это, чтобы по пути не надуло полную пазуху снега.
В комплекте к пошиву идут еще ватные штаны до груди и на лямках, а также валенки.
Если к ватным штанам черпак равнодушен, поскольку пользуется ими лишь в самую злую непогоду, то валенки он уродует весело и самозабвенно. Валенки загибаются резными отворотами, как ботфорты мушкетеров, раскрашиваются анилиновыми красками и греют солдатские ноги и души, словно пряничные теремки на фоне скучного снега.
С шинелью вообще поступают просто. Она прошивается сзади и утрачивает навсегда способность служить солдату полноценным одеялом. После чего «шинель-матушка», как называет ее слегка слабоумный от пьянства Грибной Прапорщик Опёнок, расчесывается стальной щеткой для чистки лошадей.
В самой Москве, в ГУМе не найдете вы таких пальто, какие изготавливают черпаки из простых шинелей.
Нравится ли все это командирам? Ну, конечно же, нет. Могут ли они что-то с этим поделать? Ответ такой же.
Иначе, кто вообще будет нормально служить?
Солдат Советской Армии при желании может доставить сколько угодно хлопот своим офицерам. Лучше об этом и не думать, помилуй Бог!
Черт с ними с валенками, да шапками. Лишь бы, гады, служили.
И мы служили…
…Но продолжим.
Черпаку-помазку жизни всего-то полгода, он ведь потом превращается в дедушку.
А дедушка – это уже совсем другой крашеный коленкор.
Если черпак в азарте дурном службу тянет, старается, радуется, дурилка, что гусем быть перестал, нормативы сдает, значки мастерства воинского зарабатывает, то дедушка уже жизнь правильно понимает.
Дедушке обрыдло всё хуже сушеной картошки. На рожи шелудивые товарищей своих смотреть противно. Домой хочется, на гражданку. Не прёт его больше со службы.
И вот остывает дедушка. Гусей гонять перестает. Большой фигурный болт рококо вытачивает постепенно, и медленно кладет его на обязанности свои служебные.
Альбом делать начинает.
А ведь всем известно, что если уж человек альбомом дембельским занялся, то видал он всю Красную Армию в чёрном гробу и в белых тапочках. Так сказать, в цветах флага Германии до тридцать пятого года.
После приказа об увольнении в запас дедушка становится дембелем. А дембель – он уже и не солдат вовсе, а йетти какое-то.
Жрёт, спит, мыться ленится, и мыслей у него в голове совсем мало. Думает он только о проездных документах, ну и ещё о бабах. Но пока доживешь до помазка-черпака, дедушки-дембеля, семьсот потов прольешь, семь пар чугунных сапог стопчешь, а уж сколько раз в хобот получишь – и сосчитать нельзя.
Тут понимать службу надо, шарить…
6
…Мы шарящие гуси. Мы врубаемся с полуслова, нам, арлекинам, не нужно полтора раза объяснять.
Мы, это: я – Бабай, Панфил, Джаггер и Чучундра. В роте у нас вообще немало нормальных чуваков, но мы как-то привыкли держаться вместе.
До армии я валял дурака и санитарил в больничке. Мне нечего особенно рассказать о себе.
Панфил – поэт. По крайней мере, он убежден в этом, а мы всегда рады послушать его писанину.
Я, как любой начитанный юноша, иногда тоже пописывал. Панфил всегда снисходительно хвалил мои стихи, но мне самому казалось, что его вирши были как-то повиршистее.
– Ты, Бабай, еще ничего, нормально лепишь, художественно. Но ты давай, это самое, на глагольные рифмы не налегай. И хореем больше, хореем. Ямбом у тебя малость уныло получается, – так говорил мне Панфил и брал в руки убитую нашу, не держащую строй ротную гитару.
Под гриф, чтобы пресечь шатания, был подсунут карандаш. Панфил исполнял «Восьмиклассницу».
– Вот это рифма! – восхищался он. – Послушай: «конфетку ешь», «в кабак конечно»! Это вещь! – а у тебя что? «микроскоп-телескоп», а? Да и у меня, братушка, не лучше, – вдруг самокритично добавлял он, – даже еще и хуже «брат – двоюродный брат». Те мы еще рифмачи а, Бабай?
И бил меня по плечу. А я в ответ бил по плечу его.
– Вас, мудозвонов, в смысле поэтов, легко узнать на пляжу по наплечным синякам, – сказал нам Джаггер.
В ответ Панфил встал в позу нерукотворного памятника и прочитал:
…Отрекитесь от слова «моё».Позабудьте про светлую грусть.Жизнь возможности вам даёт.Пусть немного, черт с ними, пусть!
Я возможности брать не спешил,Мне везло и без них всегда.И закон для себя открыл —Абсолютно все – ерунда!
Жизнь, как чашечка кофе, проста.Лучше пейте, пока горяч.Занимайте свои места —Начинается Главный Матч.
Вот и форварды с криком: Ура!Лупят мяч – не промажет никто.Пусть в свои ворота игра —Каждый сам за себя зато.
Бьют в ворота, друг другу грубя.Я билет в кулаке держуИ болею сам за себя,И один на трибунах сижу.
В этой дикой и странной игреЯ лишь в зрители выйти смог.Пусть я гол не забью. Но мнеНе отдавят бутсами ног…
…Панфил был настоящий работяга. До службы он вкалывал на каком-то железном комбинате, а кроме того играл на ритм-гитаре в рабочем клубе. К тому же у него осталась на гражданке девушка. Он постоянно строчил ей несусветно длинные письма и полагал жениться после армии.
- Вокруг света на мотоциклах - Эван МакГрегор - Путешествия и география
- Мама, я тут - Анна Киселева - Драматургия / Путешествия и география / Современные любовные романы
- Вокруг света за восемьдесят дней - Жюль Верн - Путешествия и география
- Восхождение на Мак-Кинли - Григорий Царьков - Путешествия и география
- Рарас. Чёрная шерсть - Евгений Гиен - Прочие приключения / Путешествия и география / Русское фэнтези
- Михoля - Александр Игоревич Грянко - Путешествия и география / Русская классическая проза
- Дьявол в быту, легендах и литературе Средних веков - Александр Валентинович Амфитеатров - История / Прочая научная литература / Путешествия и география / Прочая религиозная литература
- С Антарктидой — только на Вы - Евгений Кравченко - Путешествия и география
- Вологодские рассказы - Евгений Львович Каплан - Прочие приключения / Путешествия и география / Юмористическая проза
- К.В.Е.С.Т. Книга 1. Дорога к мечте - Валерия Чухряева - Прочие приключения / Путешествия и география / Социально-психологическая