Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пшехальский широко улыбнулся.
— Часика эдак четыре. Головка не кружится?
— Нет. Я очень вас прошу, пригласите сюда моего шефа. Мне нужно сообщить ему нечто чрезвычайно важное… Ну, пожалуйста!
— Только недолго… Франсуаза, я думаю, можно позволить, как вы считаете? Фишер, кажется, еще не ушел.
Коля опустил веки. Собственного тела он не чувствовал. Вместо тела ощущалась какая-то гулкая, туго скрученная неопределенность… Кружилась голова.
Открыв глаза, Коля увидел бледное лицо шефа.
— Ульрих Иоганович… — Коля мужественно улыбнулся. — Чувствую себя великолепно. Передайте ТР-физикам… лучше самому Калантаррву… что Буту транспозитировался из кольцевого туннеля в вакуум-створ. На малой тяге…
У шефа дрогнула нижняя челюсть.
— Это не бред, — сказал Коля. — Буту не сбежал в вакуум-створ. Он не мог… за такое короткое время. Он был транспозирован!.. На малой тяге!.. Не забудете? — Коля облизал пересохшие губы. — И еще не забудьте сказать… что альфа-пыль… осколки альфа-стекла транспозитируются в мою каюту. На малой тяге… Пусть проверят.
— Гут, — сказал шеф. — Вы скорей выздоравливать!..
Глава 4
Только что он лежал здесь, этот роскошный семицветный карандаш в металлическом корпусе — подарок сокурсника Йорки. Лежал на самом краешке пульта… Облокотившись на пульт, Квета заглянула в шахтный ствол — четырехугольный колодец, выплавленный из черного альфа-стекла на меркурианской базе «Аркад»… Хороший был карандаш… Далеко внизу поблескивали кольца эритронов…
Зашипела пневматика — в дверном проеме показался Глеб с треугольной сумкой клайпера через плечо.
— Доброе утро, — вежливо сказала Квета.
— Салют, — буркнул Глеб не особенно вежливо.
Поставил клайпер у ног, подозрительным взглядом окинул каре приборных панелей. Посвистел — руки в карманах. Зеленоватые глаза, казалось, очень внимательно осматривали все вокруг, но только то, что находилось за пределами какого-то магического круга, центром которого Квета чувствовала себя, испытывая при этом странное неудобство.
— Вы рано сегодня, — сказал он. — Зачем?
— Вчера вы спрашивали то же самое.
— Ах, да, приняли утреннее дежурство! Виноват… — он оглядел черный купол диспетчерской с ярко светящимся кругом в зените и пояснил: — Однообразное существование однообразные вопросы.
— Ну что вы! — робко улыбнулась Квета. — Здесь интересно. Совсем недавно какой-то мальчишка пытался узнать, не прячу ли я у себя сбежавшую гориллу!
Она мимолетным движением руки поправила над бровями колечки огненно-рыжих волос, покосилась на эмблему «Зенита» на рукаве и вдруг покраснела.
«Девочка, — подумал Глеб. — Восторженный птенец». Глеб с лязгом и грохотом убрал переднюю стенку пульта и заглянул внутрь.
Но скоро она поймет, как у нас «интересно». Привыкнет смотреть в эту квадратную яму без особых эмоций и считать с достаточной точностью напряженность эр-поля. И сутки, которых всегда слишком много до отпуска…
Глеб настроил клайпер, присел на корточки перед распахнутым пультом. Клайпер тонко завыл.
…А на Земле ей будет казаться, что отпуск тянется подозрительно долго. Сначала она будет как-то сопротивляться этому своему ощущению. Но в один из безоблачных полдней, устав разглядывать солнечный диск через очко-светофильтры, она заявится в бюро меркурианской связи в курточке с эмблемой «Зенита» на рукаве и потребует тридцать служебных секунд межпланетки. И ей дадут эти тридцать секунд. Не потому, что обязаны, а потому, что привыкли оказывать знаки внимания тем, кто с «Зенита». «Мне нужно, — скажет она, в микрофоны очень взволнованно, — просто необходимо вернуться досрочно. Я вас прошу!» Через шесть с половиной минут поступит ответ. Шеф, как всегда, будет краток: «Да, разрешаю, — и безразлично добавит для буквоедов из службы Контроля: — В связи с необходимостью». Невероятно скучный перелет Земля — Меркурий, Меркурий — «Зенит», и вот она является на астероид с большим букетом сирени, счастливая, что наконец вернулась. Вернулась на круги своя… Четыре пульта вокруг квадратной ямы, однообразие экспериментов, тоска по далекой Земле, слезы в подушку, огромный шар пылающего Солнца…
Внезапно клайпер изменил тональность звучания. Глеб, быстро сунув руку в недра пульта, нашарил нужный ряд тромб-головок. Квета, следившая за развитием ремонтных операций, вдруг спросила:
— Вы знаете, кто будет третий?
— Третий, будет лишний, — рассеянно ответил Глеб. Он выдернул испорченную тромб-головку из гнезда, зачем-то потер о рукав и посмотрел прозрачную колбу на свет. — Хотите, я почитаю вам старых поэтов?
— Нет, я серьезно… — девушка зарделась от смущения.
— Третий будет Ваал. Четвертый, как всегда, Туманов. Если, конечно, «Мираж» прибудет сюда без Калантарова. Что вполне вероятно.
— Давно хотела спросить… Почему «Ваал»?
— Валерий Алексеенко, — терпеливо пояснил Глеб. — Сокращенно — Ваал. Верно, это он царапается в дверь.
В дверную щель плечом вперед протиснулся Валерий.
— Салют! — весело рявкнул он. В шахтном колодце откликнулось эхо.
— Доброе утро, — поздоровалась Квета.
— Утро!.. — Глеб обхватил колени и поднял глаза к потолку. — Пещера, туманное утро, следы на песке, в руках большая дубина из натурального дерева… Когда я слышу «доброе утро», во мне просыпается питекантроп.
— Не надо паники, — сказал Валерий. — Быть может, это у тебя пройдет. И без особых последствий.
— Последствия будут, — Глеб выключил клайпер. — Если шеф задержит мне отпуск еще на неделю.
Валерий сочувственно покивал:
— Задержит. Мне предписано покинуть «Зенит» и удалиться в сторону Сатурна. И не делай большие глдза. Через час подойдет «Мираж», шеф не спеша направится к этому пульту и самолично запустит меня в гиперпространство… Я пришел вам сказать до свидания.
— Я не буду делать большие глаза, — возразил Глеб. — Я буду делать большой и, по возможности, громкий скандал. Ты же умный человек, Ваал, ну пойми, наконец: в океане научных идей есть идеи бесперспективные. Настолько бесперспективные, что даже молодые дерзкие энтузиасты науки после энного количества лет работы становятся психами. Мне нужен отпуск.
— Всем нужен отпуск. Квета, вам нужен отпуск? Нет? Ничего, скоро понадобится. А что касается нашей идеи…
— Наша идея — это труба. Один конец трубы находится здесь на «Зените», другой — на< орбите Сатурна, где плавает станция с пышным и глупым названием «Дипстар»[1]. Вот, кажется, и все, чего нам удалось добиться.
Носком ботинка Глеб отшвырнул тромб-головку к стене.
— Насчет трубы я уже слышал, — напомнил Валерий.
— Слышал звон…
— Вот именно.
Валерий сел в кресло и повращался на винтовом сиденьи. Потом задумчиво похлопал большими ладонями по подлокотникам.
— Эн лет назад нам удалось передать на «Дипстар» через гиперпространство белую мышь… Я помню тумак, которым ты меня наградил в припадке восторга. Эн плюс два года назад мы передали собаку, макаку и трех шимпанзе. Потом человека…
— И ты воспользовался этим, чтобы вернуть мне удар. Удар пришелся по шее,
— Прости, немного не рассчитал…
— Я не злопамятный.
— Но больше всех тогда, по-моему, доста лось шефу, его закачали. Качали меня и тебя. Качали всех, кто был на «Зените». Было больно — здесь очень низкие потолки. Н-да… Одного за другим передали еще пятерых.
— На «Зените» уже никого не качали.
— Рефлексия. Помнили про потолки.
— Нет, — сказал Глеб. — Просто из наших буйных голов улетучились флюиды восторга. Наступила пора двоевластия. С одной стороны, успехи ТР-передачи и комплекс идей Калантарова — наших идей! С другой — теорема Топаллера. Великолепная и жуткая в ореоле своей беспристрастности.
— Н-да… Топаллер нанес нам крепкий удар.
— Прямо в солнечное сплетение нашим замыслам… А Земля ликует вовсю. Ей пока нет никакого дела до Топаллера и его теоремы, «На пыльных тропинках сверхдальних планет»… «Новая эра! Земля гордится вами, покорители Пространства и Времени!»
— «Ты и я — сто двадцать парсеков, ты и я — времени даль…»
— Вот-вот. А покорители скромно помалкивают. Потому что «сто двадцать парсеков» целиком умещаются в пределах орбиты Сатурна. Можно было, конечно, забросить «Дипстар» за орбиту Плутона еще на эн миллионов километров. А дальше что? Тупик, теорема Топаллера… Те, кто бредил о транспозитации к звездам, успешно и быстро прошли курс лечения, выверяя правильность неуязвимой теоремы. Лишь на Меркурии, на «Зените» и там, на «Дипстаре», осталась кучка маньяков, которым до смерти хочется пробить головой неприступную стену. Она неприступна, эта стена, понимаешь?! И мне почему-то становится жаль свою голову.
- Воин [The Warrior] - Франсин Риверс - Великолепные истории
- Голуби на балконе - Алексей Петров - Великолепные истории
- Том 1. Рассказы и очерки 1881-1884 - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Великолепные истории
- Я вас жду - Михаил Шмушкевич - Великолепные истории