Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не похож на кого? – переспросила мама.
– Это к завтрему надо, – сказала Элизабет.
– У меня есть идея, – сказала мама. – Почему бы тебе все это не придумать? Представь, будто задаешь ему вопросы. И запиши ответы, которые он мог бы дать.
– Это должно быть правдой, – сказала Элизавет. – Это для новостей.
– Они никогда не узнают, – сказала мама. – Придумай. Настоящие новости тоже всегда придумывают.
– Настоящие новости никогда не придумывают, – сказала Элизавет. – Это же новости.
– Мы вернемся к этой дискуссии, когда ты немного повзрослеешь, – сказала мама. – Как ни крути, придумывать гораздо труднее. В смысле, придумывать хорошо, так, чтобы выглядело убедительно. Это требует гораздо больше умения. Знаешь что. Если ты все придумаешь и сумеешь убедить мисс Симмондс в том, что это правда, я куплю тебе «Красавицу и Чудовище».
– На видео? – переспросила Элизавет. – Правда?
– Угу, – сказала мама, повернувшись на одной ноге, чтобы взглянуть на себя сбоку.
– Но ведь наш видеопроигрыватель все равно сломан, – сказала Элизавет.
– Если убедишь ее, – сказала мама, – раскошелюсь на новый.
– Ты серьезно? – спросила Элизавет.
– А если мисс Симмондс отчитает тебя за то, что это выдумка, я позвоню в школу и заверю, что это не выдумка, а правда, – сказала мама. – Идет?
Элизавет села за компьютерный стол.
Если сосед и был стариком, он совершенно не был похож на стариков по телевизору, которые всегда выглядят так, словно их заперли внутри резиновой маски, только размером не с лицо, а по длине всего тела – от головы до пят, и если бы ее можно было сорвать или раскроить, то внутри мы бы обнаружили нетронутого, неизменившегося молодого человека, который просто шагнул бы из старой бутафорской кожи наружу – как, например, когда очищаешь от кожуры банан. Но пока эти люди заперты внутри этой кожи, их глаза, по крайней мере глаза людей во всех фильмах и комедийных программах, полны отчаяния, как будто они пытаются подать знак сторонним наблюдателям, не выдавая при этом секрет, что их захватили пустые старческие оболочки, которые теперь по какой-то зловещей причине поддерживают в них жизнь, подобно тем осам, что откладывают яйца в других существах, чтобы их вылупившемуся потомству было чем питаться. Только тут, наоборот, старая личность кормится молодой. Остаются только глаза – умоляющие, запертые за глазными впадинами.
Мама уже стояла у входной двери.
– Пока, – крикнула она, – скоро буду!
Элизавет выбежала в прихожую.
– А как пишется слово «элегантный»?
Входная дверь закрылась.
На следующий вечер после ужина мама закрыла блокнот «ньюзбук», заложив нужную страницу, вышла через черный ход и направилась через двор к еще залитой солнцем задней изгороди, наклонилась над ней и помахала блокнотом в воздухе.
– Привет, – сказала она.
Элизавет наблюдала с черного хода. Сосед читал книгу и пил вино из бокала в последних лучах солнца. Он положил книгу на садовый столик.
– А, здравствуйте, – сказал он.
– Я Венди Требуй, – сказала она. – Ваша соседка. Все собиралась прийти и познакомиться с вами, с тех пор как мы с дочерью вселились.
– Дэниэл Глюк, – сказал он, не вставая со стула.
– Очень приятно, мистер Глюк, – сказала мама.
– Дэниэл, пожалуйста, – сказал он.
У него был голос, как в старых черно-белых фильмах о военных летчиках в нарядных мундирах.
– В общем, очень не хочется вас беспокоить, – сказала мама, – но мне вдруг стукнуло в голову, и надеюсь, вы не будете против и вам это не покажется нахальством… Я подумала, что, возможно, вы прочитаете эту писульку, которую моя дочка сочинила для школы.
– Обо мне? – спросил сосед.
– Она прелестная, – сказала мама. – «Словесный портрет нашего ближайшего соседа». Не сказать, чтобы я сама очень хорошо с этим справлялась. Но я прочитала, а потом увидела вас во дворе и подумала, в общем… В смысле, это обворожительно. В смысле, я краснею от стыда, но там так мило о вас написано.
Элизавет была в шоке. С головы до пят. Как будто само понятие «шок» распахнуло пасть и проглотило ее целиком, точь-в-точь как старческая прорезиненная кожа.
Она шагнула за дверь, откуда ее не было видно, и услышала, как сосед скрипит стулом по плитке. Услышала, как он подходит к маме за изгородью.
Когда на следующий день она вернулась из школы, сосед сидел по-турецки на садовой ограде прямо у ворот, через которые нужно было пройти, чтобы попасть в дом.
Она остановилась как вкопанная на углу улицы.
Она пройдет мимо, сделав вид, что не живет в доме, где они живут.
Он не узнает ее. Она ребенок с совершенно другой улицы.
Она перешла улицу, как будто собиралась пройти мимо. Он распрямил ноги и встал.
Когда он заговорил, на улице никого больше не было, так что он однозначно обращался к ней. Не отвертеться.
– Здравствуй, – сказал он со своей стороны улицы. – Я надеялся, что, возможно, наткнусь на тебя. Я ваш сосед. Дэниэл Глюк.
– На самом деле я не Элизавет Требуй, – сказала она.
Она прошагала дальше.
– Ах вот оно что, – сказал он. – Ясно.
– Я другая, – сказала она.
Она остановилась на другой стороне улицы и обернулась.
– Это моя сестра написала, – сказала она.
– Ясно, – сказал он. – Что ж, как бы там ни было, мне все равно хотелось бы кое-что тебе сказать.
– Что? – спросила Элизавет.
– Просто я думаю, что ваша фамилия французского происхождения, – сказал мистер Глюк. – Кажется, она происходит от слов «трэ» и «буй», которые означают в переводе «очень» и «кипит».
– Правда? – сказала Элизавет. – Мы всегда считали, что она означает типа «чего-то требовать».
Мистер Глюк сел на бордюр и обхватил колени руками. Он кивнул.
– «Очень кипит» или «сильно кипит», кажется, так, да, – сказал он. – В этом есть что-то от народных масс. Как говорил Авраам Линкольн. От народа, о народе, для народа.
(Он не старый. Она была права. Ни один настоящий старик не сидит по-турецки и не обнимает вот так колени. Старики могут разве что сидеть в гостиных, как будто их оглушили электрошокером.)
– Я знаю, что мое… имя моей сестры, в смысле, имя Элизавет должно означать что-то типа «давать обет Господу», – сказала Элизавет. – Но это тяжеловато, потому что я совсем не уверена, что верю в него, в смысле, что она верит. В смысле, не верит.
– У нас с ней, – сказал он, – есть еще кое-что общее. На самом деле, учитывая события, которые мне случилось пережить, я бы сказал, что ее имя, Элизавет, означает, что когда-нибудь, вопреки всем ожиданиям, ее, вероятно, коронуют.
– Коронуют? – переспросила Элизавет. – Как вас?
– Гм… – сказал сосед.
– Лично мне кажется, что это было бы очень хорошо, – сказала Элизавет, – раз уж вы окружаете себя всем этим заумным искусством.
– А, – сказал сосед. – Согласен.
– А имя Элизавет означает это, даже если пишется через «в», а не «б»? – спросила Элизавет.
– Ну да, без сомнения, – сказал он.
Элизавет перешла на ту же сторону улицы, что и сосед, и встала немного поодаль.
– А что значит ваше имя? – спросила она.
– Фамилия означает, что я счастливый и везучий, – сказал он. – А имя – что если меня бросить в яму со львами, я выживу. Ну и если тебе когда-нибудь приснится сон и захочется узнать, что он означает, можешь спросить у меня. Мое имя также означает способность толковать сновидения.
– Правда? – спросила Элизавет.
Она села на бордюр слегка в сторонке от соседа.
– На самом деле у меня очень плохо получается, – сказал он. – Но я могу придумать что-нибудь полезное, забавное, проницательное и доброе. Нас это объединяет – тебя и меня. Как и способность становиться кем-то другим, если мы пожелаем.
– Вы хотите сказать, это объединяет вас с моей сестрой, – сказала Элизавет.
– Ну да, – сказал сосед. – Очень приятно было познакомиться с вами обеими. Наконец-то.
– Что значит «наконец-то»? – сказала Элизавет. – Мы переехали сюда всего полтора месяца назад.
– Друзья на всю жизнь, – сказал он. – Порой мы ждем их целую жизнь.
Он протянул руку. Она встала, подошла и тоже протянула руку. Он пожал ее.
– До скорого, нежданная королева мира. Не будем забывать и о людях, – сказал он.
После голосования прошло всего чуть больше недели. Флаги в деревне, где теперь живет мама Элизавет, развешаны над Хай-стрит в честь летнего фестиваля: красный, белый и синий пластик на фоне грозного неба, и хотя дождь еще не идет, а тротуары сухие, пластиковые треугольники так гремят на ветру друг о друга, что кажется, будто по всей Хай-стрит грохочет ливень.
Деревня нахмурилась. Элизавет проходит мимо коттеджа недалеко от автобусной остановки, на фасаде которого, над дверью и окном, черной краской намалеваны слова: «ВАЛИТЕ» и «ОТСЮДА».
Люди опускают глаза, отворачиваются или, наоборот, пристально вглядываются в нее. Люди в магазинах, где она покупает фрукты, ибупрофен и газету для матери, разговаривают с какой-то новой отчужденностью. Люди, мимо которых она проходит на пути от автобусной остановки до маминого дома, рассматривают ее и друг друга с каким-то новым высокомерием.
- Неуютная ферма - Стелла Гиббонс - Зарубежная современная проза
- Все, чего я не сказала - Селеста Инг - Зарубежная современная проза
- Все наладится! - Дженнифер Чиаверини - Зарубежная современная проза
- Плохая Мари - Марси Дермански - Зарубежная современная проза
- Волшебная книга судьбы - Валери Тонг Куонг - Зарубежная современная проза
- Обнаженная в зеркале - Джордж Сильвестр Вирек - Зарубежная современная проза
- Расколотое небо - Светлана Талан - Зарубежная современная проза
- Любовь во время чумы - Габриэль Маркес - Зарубежная современная проза
- А еще я танцую - Жан-Клод Мурлева - Зарубежная современная проза
- 1900-й. Легенда о пианисте - Алессандро Барикко - Зарубежная современная проза