Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В конторе! — вскричал с горечью Савиньян. — Вот необдуманно сказано! Друг мой, неужели вы думаете, что мое занятие могло состоять в том, чтобы гнуться над заурядной работой писца? Следить за ходом текущих дел! Составлять негодные бумаги! Сделаться служащим! Мне? С моим умом?
Шумно встав, Савиньян начал быстро шагать по кабинету, потряхивая с презрительным видом Атласа, держащего мир на своих плечах, своей маленькой головой с узким лбом, на котором лежала прядь белокурых, мелко вьющихся волос.
— О, я знаю, в чем тут дело. Моя тетка завидует мне, зная, что я человек с большими идеями. Она не хочет, чтобы кто-нибудь другой в семье, кроме нее, имел идеи. — Фат смеялся, подчеркивая слова. — Она всегда мечтала, чтобы я занялся бессмысленной работой, — продолжал он, — но я не позволю это сделать! Я знаю, что мне нужно! Это самостоятельность ума, предназначенного для решения великих задач! Надо свободное поле для применения моих изобретений… Установленным правилам и общим законам я не мог бы подчиниться!
— Так было и на экзаменах, — сказал Марешаль, осматривая невинным взглядом молодого Деварена, смотревшего с полным величием, — ведь экзамены никогда вам не удавались.
— Никогда, — подтвердил энергично Савиньян. — Меня хотели поместить в Политехническую школу — не пришлось попасть; в Центральную школу — тоже ничего не вышло. Я поразил экзаменаторов новизною взглядов. Они отказали мне.
— Ну, конечно, — возразил искренно Марешаль, — если вы начали с того, что опровергли их теории…
— Да, да! — вскричал Савиньян, торжествуя. — Но еще более мне необходимо, чтобы был простор для моих идей. Никто никогда не узнает, чего стоил мне особенный склад моего ума! В моей семье принимают все в шутку. Моя тетка Деварен запрещает мне даже попытку заняться предприятиями под тем предлогом, что я ношу ее имя и мог бы ее скомпрометировать, а все от того, что я два раза не имел успеха. Да, тетка запретила, это верно. Но как вы думаете, благородно ли с ее стороны злоупотреблять своим положением и запретить мне новые попытки? Можно ли судить изобретателей по трем или четырем неудачным случаям? Если бы тетка предоставила мне свободу действий, я чувствую, что удивил бы весь свет.
— Она особенно боится, — сказал просто Марешаль, — что вы удивите коммерческий суд.
— О! Вот и вы так же присоединяетесь к моим врагам! Вы смеетесь надо мной.
Молодой Деварен бросился в унынии на свое кресло. Он начал жаловаться, что всегда чувствовал себя особенно несчастным еще и от сознания остаться непонятым. Тетка давала ему ежемесячно три тысячи франков с тем, чтобы он ничего не предпринимал. Справедливо ли это? Что ему делать и куда девать избыток своих сил? Оставалось только жить развлечениями. И он бросился очертя голову в полный разгул: не выходил из театров, клубов, ресторанов и будуаров. Там терял он свое время, свои деньги, свои иллюзии и свои волосы. Он сожалел об этом, но продолжал поступать так же, чтобы быть чем-нибудь занятым. С мрачной иронией он называл себя каторжником удовольствий, но, несмотря на это, утверждал, что его творческая сила оставалась нетронутой. Среди самых бешеных кутежей, среди ужинов при звоне стаканов, в обществе обнаженных плеч к нему приходило вдохновение, являлся луч, и он делал удивительные открытия.
Так как Марешаль недоверчиво произнес: «О…», то Савиньян счел нужным рассердиться. Да, он придумал нечто удивительное, от чего зависело его счастье в близком будущем. Он видел, что договор, заключенный им со своей теткой, был истинным обманом, и потому пришел теперь уничтожить его и возвратить себе свободу.
Марешаль молча глядел на Савиньяна в то время, как молодой человек с воодушевлением открывал свои честолюбивые проекты. Он рассматривал его плоский лоб, где, по уверению этого болтуна, заключалось столько прекрасных идей. Он измерял глазами худощавую и сгорбленную от разгульной жизни фигуру и спрашивал себя, какую борьбу этот кутила был бы в состоянии выдержать в трудные минуты их предприятия. Улыбка мелькнула на его лице. Он хорошо знал, что Савиньян предавался такому припадку меланхолии только тогда, когда денежные запасы его были плохи. В таких случаях, возобновлявшихся часто, у молодого человека являлось вновь вдохновение, которое госпожа Деварен останавливала одним словом: «Сколько?». Савиньян сначала не соглашался объявить сумму, в получении которой не сомневался, а говорил все о своем предприятии. Наконец, он сдавался, и с кошельком, туго набитым, проворный и радостный возвращался в знакомые будуары, на бега, в модные рестораны, делался опять более чем когда-либо каторжником удовольствий.
— А Пьер? — воскликнул вдруг молодой Деварен, меняя неожиданно разговор. — Имеете вы о нем известие?
Марешаль сделался серьезным при этом вопросе. Казалось, туча набежала на его лицо. Он ответил Савиньяну, что Пьер Делярю все еще на Востоке. Он направился в Тунис, берега которого исследовал. Дело касалось знаменитого внутреннего моря, которое нужно восстановить искусственным путем: предприятие было колоссально, и результаты его должны иметь громадное значение. Климат совершенно переменился бы и удесятерилась бы стоимость колонии, которая сделалась бы самой плодородной страной в мире. Вот уже год как Пьер трудился над этою землею с особенным увлечением, вдали от родных, от невесты, заботясь только о том, чтобы достигнуть цели, оставаясь глухим ко всему, что могло бы отвлечь его от грандиозного дела, с успехом которого он рассчитывал достигнуть славы.
— А правда ли говорят, — возразил Савиньян с дурной усмешкой, — что во время его отсутствия один блестящий молодой человек старается похитить у него невесту?
При этих словах Марешаль сделал резкое движение.
— Это неправда! — прервал он. — И я не понимаю, как вы, господин Савиньян, распространяете подобные россказни. Допустить, что Мишелина могла не сдержать своего слова, нарушить свои обязательства, это значит клеветать на нее. Если бы кто другой, а не вы…
— Ну, ну, мой милый друг, — сказал, смеясь, Савиньян, — не сердитесь, так будет здоровее, как говорит старая пословица. То, что я рассказываю вам, я не передам первому встречному, К тому же я только повторяю те сплетни, какими занимаются в свете в продолжение трех недель. Даже указывают и на героя, которому принадлежит честь и удовольствие такого блестящего завоевания. Это не кто иной, как князь Серж Панин.
— Князь Панин! Что касается его, — возразил Марешаль, — то вот уже три недели, как ноги его не было в доме. Так не поступил бы человек, желающий жениться на дочери хозяйки этого дома…
- Анжелика. Тени и свет Парижа - Анн Голон - Исторические любовные романы
- Свет луны - Барбара Картленд - Исторические любовные романы
- Госпожа Хризантема - Пьер Лоти - Исторические любовные романы
- Соперник - Бренда Джойс - Исторические любовные романы
- Анжелика и заговор теней - Серж Голон - Исторические любовные романы
- Дьявольская Королева - Джинн Калогридис - Исторические любовные романы
- Даниелла - Жорж Санд - Исторические любовные романы
- Опасные желания - Джулия Теиплтон - Исторические любовные романы
- Опасный мужчина - Розмари Роджерс - Исторические любовные романы
- Платье от Фортуни - Розалинда Лейкер - Исторические любовные романы