Форма входа
Читем онлайн Ташкент - Грант Матевосян
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Один из его пастухов ночью, бог знает, что ему в голову взбрело, вдруг встаёт и с зимовья прямиком в село. То есть как если бы мы зиму здесь зимовали и спустились бы как-нибудь ночью в село, пришли бы и увидели — один из Ростомов лежит с нашей Софо, хотя, казалось бы, что в нашей Софо такого, чтоб чужой мужчина позарился, ну да кто его знает. Вот и этот, то ли плохой сон видел, то ли образ смерти вдали промелькнул. Пришёл и видит — дети спят, а на его постели Большой Овитовец лежит в обнимку с его женой, на столе водка и мяса два куска, на свадьбе, значит, был, с собою прихватил. Ну хорошо, ежели ты услышал средь ночи — где-то, дескать, радуются, где-то на зурпе играют, взял да и пустился в путь, вот и получай, значит, свою долю — поешь и молча возвращайся обратно, так уходи, чтоб тебя и не видели. И то ли Ватинян своё тяжёлое слово председателя говорит: «Что тебе, дескать, здесь надо, где овца твоя, ступай к ней», то ли спящих детей своих ему делается жаль, а может, что другое — но он стоит как вкопанный, не в силах сдвинуться с места, а потом, видно, сердце не вынесло, пошёл и повесился в хлеву. Соседская корова привязана была с их коровой рядом, чтобы в хлеву немножечко теплее было, два дыхания всё же — сосед идёт посмотреть коров, видит, дверь в хлев распахнута, хозяин висит на дереве, а верёвка-то от их телка… да, висит, а ноги запорошены снегом, обледенелый снег на сапогах.
Бумага белой бывает вначале, потом ты пишешь, а она покорно чернеет, оформили, — мол, закоченел, заснул на снегу (Ватинян), а она нашла, втащила в дом, как же, маленькая, с несушку, женщина волокла, мол, на себе семипудовую тушу, чугун этот, приволокла, мол, сняла с ног сапоги, стянула галифе и прикрыла одеялом, а сама, одетая, прикорнула рядом на краешке тахты. Кто не видел, как он пляшет, то есть как он поводит плечами и как перебирает ногами, или же тот, кто видел уже сломленного Сандро, удивлялись, как же это, мол, такая хрупкая женщина здоровенного мужика волокла, впрочем, что теперь говорить-то.
Ослиная башка. Оставил троих сирот, притом круглых, — поскольку вина пала на жену и её засудили, но что об этих сиротах говорить — после Ватиняна весь Овит осиротел, и весь наш цмакутский народ тоже осиротел, поскольку Ориорд Уцьюн вышла замуж за полковника и уехала из села, а Коротышке Арташу надоело нытьё цмакутцев, подался в город, и уже больше года ходили слухи, что на месте села хотят сделать искусственное озеро, а народ соответственно перебросить в Завод, и во всём Цмакуте не нашлось ни одного авторитета, чтоб прийти к Григоряну и, улучив минутку, сказать ему на ухо: пожалей ты этих цмакутцев, не спускай людей в Завод. Ватинян тогда вроде бы сказал: ежели не сумею отменить водоём, такие-то и такие дома, таких-то и таких работяг забираю в своё хозяйство, в Овит, тоже ведь армянское село… работяг, то есть те, кто круглый год, все двенадцать месяцев, проводит в поле, нашего Огана и Красивого Тэвана тоже назвал… Да, но сам он сейчас был скомпрометирован, и тот тяжкий случай исключал возможность пройтись рядом с Григоряном, и наш Цмакут таким образом был лишён даже косвенной его защиты, вот почему мы говорим, что после того пастуха осталось трое сирот, а после Сандро Ватиняна — два села народу.
Подхватив жирненькую овечку и полную рамку мёда от деда Аветика томаенцевского, отправился к Сандро делегат. О положении моём слыхали, наверное, — сказано было тому делегату, лично я не в состоянии вам помочь, но такой-то человек может. И указал дорогу на Касах. Но какая связь между заведующим Салахлведской фермой Кривым Ахматом и нашим райкомовцем Григоряном? Сказал — не твоё дело, делай, как велят. Что ж, извиняемся, сказал делегат Ватиняну. И делегатом тем был наш дядюшка Амбо Томаенц: после трудных военных лет он не был больше заведующим фермой, но полагал, что люди снова почувствуют в нём нужду, к тому же он с гор как увидел дым над Заводом, так и возненавидел его люто и всё приговаривал: «Конечно, и Завод какое-нибудь значение да имеет, но лучше бы он в другом месте был»; и наконец между ними (Амбо и Сандро) старая вражда была: в знаменитой драке на мамрутских покосах Амбо шарахнул дубинкой по голове Ватиненца Аветика и теперь по каждому случаю шёл к Сандро мириться. Добро пожаловать, сказал ему Сандро, но мы уже не при деле, скомпрометированные мы. Барашка и рамку мёда Амбо не знаем с кем умял, а вот наше переселение, то есть то, что мы должны были сняться домами и с нашими малыми и старыми, собаками и овцами, хромыми и здоровыми, в горе, в слёзах, с криком-гвалтом повалить в Завод… Дело решилось другим образом — у Григоряна умерла дочка, а потом не знаем, то ли Григоряна скинули и Ватинян против него обвинение выдвинул, или же Ватинян сам его и спихнул, но после гибели дочери Григорян, говорят, очень сдал. Положение в Цмакуте очень, говорят, серьёзно обсуждалось: Сандро тоже выступал — награждённое знаменем, сказал, налаженное крепкое цмакутское хозяйство окончательно пришло в упадок, так как преступная мысль сделать на месте Цмакута водоём и задушить село сыграла свою роль, из-за какого-то пустякового случая, сказал, из-за бабы, по навету снимают добросовестного, любимого народом руководителя (о себе), а что такое цветущее, как Цмакут, хозяйство душу богу отдаёт, тут, как говорится, ответчиков нет. От того, что скинули Григоряна, Цмакуту одна польза была: мы для Григоряна в наших горах породистого жеребца держали, жеребец остался нам, Ростому перешёл — никакой другой пользы от этих изменений Цмакуту не было. А Ватиняну впрок пошло: Ватинян сел на свой прежний трон, и снова делегация в лице дядюшки Амбо потопала к нему — с барашком, с рамкой мёда, — чтобы заручиться официальным словом мужчины-соседа, что он не станет вредничать, не лишит Цмакут самостоятельности. Напрасные дела. Припомнил тот удар дубинкой и на тебе — мамрутские покосы забираю. Про подарки сказал — «ета што такое?» — с презрением. Цмакутские горы, заявил, делю — Кечут, Зардакар, Нав-урт вместе с плоскогорьями Циц-кара и покосами Жернова, вот отсюда досюда берём и отдаём Кривому Ахмату под пастбища, как было в старые времена. К тому же, сказал Ватинян, в мои трудные времена меня Ахмат поддержал, а вы, завистники, вы все про себя радовались, что я на бабе споткнулся-упал. И словно в насмешку — обещает дядюшке Амбо ферму. «Тебя, — говорит, — назначаю заведующим фермой, общей фермой в Овите заведовать будешь, Цмакут становится частью моего хозяйства. А что? Овит армянское село и Цмакут армянское село, не так разве?» Дядюшка Амбо вернулся от него, хотел было молчать взамен на обещание, но наш цмакутский патриотизм взял верх. Собрал ребят и говорит: моё время прошло, я об вашем завтрашнем дне забочусь, у кого ума и смекалки хватает, тот задумается пусть, у кого в центре сильный друг-родич имеется — действуй через них, у кого язык хорошо подвешен, налегай на язык, готовьтесь, люди, большой взрыв ожидается, Цмакут Овиту хотят отдать. То есть то, что когда-то цмакутские предки сумели отстоять и расчистить себе местечко между Овитом и соседями-азербайджанцами, — это старое наше достижение Сандро Ватинян одной бумажкой из центра спокойненько уничтожает. Если Овит ведёт начало от Халача, а Халач от Карабаха, то есть если они забияки-карабахцы, тогда мы — повстанцы-ахпатцы, потому что наши корни — в Ахпате, а Ахпат, как известно, несправедливости никогда не терпел, как бы то ни было, мы себя ахпатцами считаем: расселись на покосах и заявили — и сами не будем косить, и вам не дадим. Из центра, из Овита, то есть, поинтересовались: «Бунтуете, сукины дети?» Ответили: «А хоть и бунтуем». Но ежели господь решил наказать, он человека сначала ума лишает, а уж потом самой головы. Нашими авторитетными умами тогда были жена полковника Ориорд Уцьюн, она же Сирануш Врацян, и с усмешкой взирающий из города Кировакана на наши тщетные мучения, бросивший нас Коротышка Арташ. Наш поэт ещё не набрал силу, Владимир Меликян не стал вмешиваться, директору же школы Рубену Григоряну представитель центра пригрозил, ты, сказал, своими школьными делами занимайся, сколько твоих выпускников в Овите учатся, у всех уровень низкий.
Мы при этом не присутствовали, нам про всё это рассказали. Собрали, значит, собрание, и представитель центра говорит: «Присоединяем ваше хозяйство к овитовскому». Народ наш, цмакутский, народ ему отвечает — это не ты говоришь, Сандро Ватиняна голос слышим. Представитель говорит — очень мало вас, можно сказать, совсем вас нету. А народ разгорячён, народ ему в ответ — есть мы или нет нас, а свою голову на своих плечах держать желаем. Представитель им — в России не бывали, там не то что на два села — на семь деревень один председатель. Народ в растерянности, не знает, что сказать, Рубен Григорян подсказывает, скажите, так то в России, учтите местные условия… Но представитель тут же останавливает Рубена: не мути, говорит, воду, а то притянем к ответу. Под конец ребята решают — надо представителя как следует угостить, улестить, чтобы сам придумал что-нибудь в пользу Цмакута и, вернувшись, доложил — так и так, мол, неправильное дело затеяли, села, мол, не сливаем… но Ватинян сидит на сцене, и ребята не осмеливаются — ни Большой Ростом, ни его брат Ростом Маленький и никто из наших более или менее главных. Ватинян, думают, уйдёт, тогда. А у Сандро Ватиняна и на заднице глаза, Ватинян, он присутствует и тогда, когда отсутствует. Что делает Ватинян? Берёт представителя под руку и говорит: не возбуждайте народ, товарищ представитель, они эту землю согласно истории ценою крови от многих нашествий отстояли, пойдёмте отдохнём, а им дадим спокойно всё обдумать.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ташкент - Грант Матевосян бесплатно.
Похожие на Ташкент - Грант Матевосян книги
- Время должно остановиться - Олдос Хаксли - Современная литература
- С пингвином в рюкзаке. Путешествие по Южной Америке с другом, который научил меня жить - Том Митчелл - Современная литература
- Дом для бродяг - Олег Куваев - Современная литература
- Дамочка, что надо - Ричард Старк - Современная литература