Шрифт:
Интервал:
Закладка:
IVb — начальник медицинской службы;
IVc — главный ветеринар;
IVd — капеллан;
V — начальник транспортного отдела.
На дивизионном уровне Iа выполнял задачи офицера Генштаба; не случайно все немецкие Верховные главнокомандующие сухопутных войск действовали только на оперативном уровне: Гудериан, Манштейн, Роммель, Мантойфель. Дело обстояло так, как если бы руководство американской армией состояло бы из одних Патонов (наиболее удачливый американский танковый генерал). Примечательно, что 9 марта 1943 г. Геббельс записал в дневнике, что «нехватка руководящих умов в вермахте поистине пугающая. Это связано главным образом с тем, что здесь практиковался совершенно неправильный подбор на командные посты, ориентировавшийся больше на сословное и имущественное положение и образование, чем на естественные склонности и качества характера»{29}. Прав ли был рейхсминистр, или нет, но в вермахте никогда не было офицеров, которые были бы в состоянии охватить все руководство войной, как Жуков, Эйзенхауэр, или Макартур. Собственно, в этом-то и состоит загадка (если она есть) полководческого дара Гитлера, который не был превосходным стратегом (иначе он не проиграл бы войну), но в руководстве войной на самом высоком уровне он разбирался гораздо лучше своих генералов. Впрочем, Гитлер и сам не очень хорошо ориентировался в проблемах военной экономики — в этом ему большую помощь мог бы оказать настоящий профессионал и знаток положения в сфере народного хозяйства генерал Томас (руководитель экономического отдела ОКВ), но он сам был в подчиненном положении и на его совершенно трезвые пессимистические прогнозы накануне нападения на СССР в 1941 г. мало кто обратил внимание, в том числе и Гитлер. Предоставив Гитлеру возможность самому выбирать стратегическую перспективу, военные эксперты, безусловно, совершили ошибку, так как его стратегическое видение было совершенно обскурантистским. При Гитлере большинство способных людей постепенно уходили, и их заменяли второстепенные фигуры. Вместо спокойного размышления и тонкой работы ума, которыми особенно отличался немецкий Генштаб, нацистская диктатура предпочла духовную позицию, которая не имела ничего общего с умом, а именно — непоколебимую веру в мудрость и сверхчеловеческие способности Гитлера и в окончательную победу (несмотря на убийственные поражения). Интеллект стал рассматриваться как помеха для выработки качеств, необходимых для руководства. Как писал немецкий генерал Фридо фон Зенгер: «Военным пришлось либо поверить в нацистский миф, либо сделать вид, что они, как и весь немецкий народ, на самом деле поверили в него»{30}. С другой стороны, неоспоримая оперативная и тактическая четкость и ясность превосходного военного руководства вермахта (в этом отношении руководство вермахта было значительно выше своих противников) во многом была причиной того, что война сильно затянулась и привела к немецкой общественно-политической катастрофе огромных масштабов. Вермахт в руках Гитлера походил на атомную бомбу в руках первобытного дикаря-людоеда, хотя дикарь даже с атомной бомбой не смог бы нанести большего урона, чем Гитлер в качестве стратега.
Парадоксально, но несмотря на то что Германия проиграла обе мировые войны в XX в., ее армия была и в Первую мировую и во Вторую мировую войну лучшей по организации, боевой морали, исполнительности, дисциплине; немецкая армия была передовой и новаторской по приемам и способам ведения современной войны (в начальный период Второй мировой войны западные армии и Красная армия на десятки лет отставали от вермахта в оперативных приемах современной войны). Дело в том, что долгое время в Германии (Пруссии) все, что касалось армии, имело почти сакральное значение, а офицерский корпус был высшей кастой в обществе (кредо этой касты вполне точно изложил английский драматург Рескин; оно приводится в эпиграфе к главе), которая культивировала особую мораль, служебную этику, свои собственные ценности и представления, восходившие преимущественно к прусской традиции. После 1945 г. прусскую традицию по понятной причине принято характеризовать при помощи исключительно негативных категорий, но на самом деле все не так просто, как представляется на первый взгляд. Высочайшая прусская служебная этика смогла выпестовать целую плеяду офицеров, истинной религией которых была эффективность армии как инструмента государства; эта этика была настоящей причиной серии великолепных военных достижений, начиная с наполеоновских войн и до Второй мировой войны, а также причиной высочайшей репутации военных в немецком обществе на протяжении весьма долгого времени. С этой репутацией нацисты и стремились идентифицироваться, как, впрочем, и со всей немецкой (прусской) военной традицией. Гитлер писал в «Майн кампф», что немецкий Генштаб был самым эффективным и могучим средством ведения войны, с каким когда-либо сталкивался мир{31}. Не случайно по условиям Версальского мира немецкий Генштаб подлежал упразднению. Даже Сталин, похоже, верил в необыкновенную эффективность этой организации. В конце Тегеранской конференции он сказал Черчиллю, что «… вся ударная мощь немецкой армии от каких-то пятидесяти тысяч офицеров и специалистов. Если их в конце войны арестовать и расстрелять, то военная мощь Германии будет сломлена на века»{32}. Безусловным доказательством эффективности немецкой военной организации было то, что сами солдаты достаточно критически к ней относились. Так, в вермахте бытовало выражение «метод 08/15» (по принятой в вермахте винтовке калибра 8 мм образца 1915 г.): в переносном смысле это обозначало казарменную муштру, догматические, шаблонные методы обучения солдат и ведения боевых действий{33}.
Высокие профессиональные качества немецкого офицерского корпуса и рвение офицеров, доходящее порой до фанатизма, сочетались, как правило, с неискоренимым презрением к тем, кто не имел отношения к Пруссии и к армии. Нацистов среди крупных армейских офицеров почти не было, и в целом первоначально генералитет презирал новую власть. Немецкий генерал Фридо фон Зенгер, сам не будучи пруссаком, отмечал, что большинству прусских офицеров было противно оказаться под покровительством лидера с пролетарскими устремлениями, и они были достаточно проницательными, чтобы ясно осознавать опасность гитлеровского курса в международной политике{34}. Далекие от нацистской идеологии и мистицизма, недоступные для харизмы Гитлера генералы, — как люди практические, расчетливые, прекрасно знающие свое дело, — первоначально противились любым авантюрам, ведущим к непредсказуемым последствиям. К примеру, командир 11-й пехотной дивизии в Аленштейне (Восточная Пруссия) генерал-лейтенант Гюнтер фон Нибельшютц в 1936 г. на военном параде по официальному поводу увидел офицера с высшей наградой НСДАП «Орденом крови» и тут же заявил, что «не может носить свои боевые ордена в присутствии человека, нацепившего орден движения бунтовщиков». Этот инцидент не ускользнул от внимания присутствовавшего на параде гауляйтера Восточной Пруссии Роберта Коха — вероятно, по этой причине Нибельшютц в 1938 г. был отставлен с поста инспектора военных училищ{35}.
Да и во время войны между партией и армией постоянно чувствовалось отчуждение, проявлявшееся в различных мелочах и дошедшее до открытого столкновения только один раз — 20 июля 1944 г. Кажется странным, но даже столь влиятельный в нацистской иерархии человек, как Мартин Борман, в поисках управы на военных должен был обращаться непосредственно к Гитлеру. В записях бесед Гитлера приводится забавный эпизод: Борман жаловался фюреру, что административная служба вермахта с умыслом не провела водопровод в спальне Бормана (в винницкой ставке Гитлера «Вервольф»), а вместо ватерклозета поставила там коричневый ночной горшок{36}.
Разумеется, Германия — это не страна иберийской политической культуры, и там не было и не могло быть практики «пронунсиаменто», то есть активного и постоянного вмешательства армии — при полной поддержке общественности (не имевшей легальных способов влиять на государственные дела) — во внутреннюю политику вследствие абсолютной неэффективности государственной власти, но и в Германии армия всегда пользовалась значительным политическим весом в силу вышеупомянутой безупречной репутации. И в Пруссии, и в Германии от нее всегда очень многое зависело. Дело, однако, осложнялось тем, что это влияние было неявным, и при больших возможностях воздействия на политику немецкая армия всегда умела держать определенную дистанцию к гражданскому обществу с его ценностями и к государственной власти, эта тенденция проявилась в стремлении сделать армию аполитичной. Защитником такой позиции был главнокомандующий рейхсвером в 1920–1926 гг. генерал Ганс фон Зект, который в период Веймарской республики не только успешно защищал автономность руководства армией от вмешательства политиков, но и сам играл значительную политическую роль. Предшественник же Зекта генерал Вильгельм Гренер нашел в себе мужество своевременно заявить кайзеру, что армия его не поддерживает, и подписал соглашение о лояльности армии республике — таким образом была преодолена перспектива гражданской войны. Поэтому после прихода к власти перед Гитлером встала очень сложная задача политической унификации армии, в которой подспудно жил сильный корпоративный дух, выбить который оказалось не по силам даже фюреру — это показал заговор 20 июля 1944 г.
- Гибель вермахта - Олег Пленков - Военная история
- Русское военное искусство Первой мировой - Алексей Владимирович Олейников - Военная история / История / О войне
- Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II - Борис Галенин - Военная история
- Крымские татары в Великой Отечественной войне - Владимир Евгеньевич Поляков - Военная история / История
- Тайны подводной войны. 1914—1945 - Сергей Махов - Военная история
- Следопыт - Дэвид Блэйкли - Военная история / Прочее
- Движение Талибан: возникновение, правление, поражение, современное состояние. Дипломная работа - Горунович Михаил Владимирович - Военная история
- Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - Вадим Гольцев - Военная история
- Семь главных лиц войны, 1918-1945: Параллельная история - Марк Ферро - Военная история
- Наваринское морское сражение - И. Гусев - Военная история