Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Там они… падалью смердят. Искор их огню не предаст, он нас выставил разбойниками, чтоб откупиться легче было.
Бужата хмыкнул:
— Ах, Искор, Искор пух орлиный! Ну, быть тому, какой тут разговор.
Воины повернули лошадей к пролеску. Остаток ночи они готовили место под предстоящее погребение. Воины перенесли тела товарищей Брагоды, убитых франконцами, и подготовили их к обряду. По священному правилу «крада» — кремация — должна была проводиться на закатном солнце: уходящее во мрак светило своим примером наставляло людей, напоминало им об извечной повторяемости жизни. Для того чтобы пришел рассвет нового дня, обязательно должен угаснуть последний луч заката. Священный огонь освобождает дух от нечистот умерщвленной плоти подобно тому, как обращается в пар вода, выплеснутая на раскаленные угли.
Среди тел, возложенных на гору увязанного в пучки сушняка, внимание Бужаты привлек труп с разрубленным лицом. Судя по одежде, это был франкон. Свои, стянув с него доспехи, почему-то бросили тело.
Борсек мог бы уже ничего и не говорить — прочел все в глазах старшего брата.
— Он воин и честно сражался!
— Он чужой, — возразил Бужата. — Он их воин… Неужели мы посрамим духов Рода этой падалью? Брагода вспыхнул.
— Кто сказал тебе, что ты можешь решать за мертвых? Им решать, куда пойдет их дух. Если мы оставим его без огня — дух загниет здесь.
…Примятую траву тут и там облепила почерневшая кровь, и воины не сразу нашли место для костра.
Разложив свои нехитрые пожитки, Брагода прилег на траву, а Бужата все сидел у коста, ворошил веткой прогоравшие угли.
— В бою, — задумавшись заговорил Бужата, — особо важную роль играет умение из великого обилия ударов отобрать только те, против которых противник не найдет способов защититься. Иначе твои силы и энергия распылятся понапрасну. Нет абсолютно неуязвимого человека. Просто одного поразить трудно, а другого — легко.
Набюдая за Бужатой, борсек все еще был одержим мыслью, что этот молодой воин распорядился его жизнью и посрамил Брагоду тем, что не взял ее. Брагода никогда не носил в своей душе коварства и озлобления, однако он оставался борсеком, а это было больше, чем просто характер. И потому Брагода ощущал, как он, зверь, не убитый, но и не прирученный, щетинит спину на своего побратима.
Внезапно его обожгло чувство тревоги. Мгновением позже заржали лошади.
Брагода приподнялся на локтях, осмотрелся. Все было спокойно в сонливой неподвижности ближнего леса.
Бужата после долгого молчания заговорил снова.
— Наши рода дерутся по-разному. Тебе было бы проще биться не один на один, а сразу с кучей лихоимцев. Уж тогда бы ты разошелся. А так… Противник один, пустого пространства много…
— Ты слишком легко судишь о борсеках.
— Хочешь отдам тебе секрет своего оружия? Это наш родовой секрет, но тебе как брату я могу сказать… Нападая, мы заставляем противника отбиваться, но когда он начинает это делать, нас под ударом уже нет, ибо это только приманка. Мы уходим туда, откуда в этот момент он удара не ожидает, и убиваем сразу, поскольку Яровит, если мы не примем его помощь, то есть преимущество перед противником, больше может уже и не помочь.
«Яровит… помочь…» — угасали в сознании засыпавшего борсека последние слова Бужаты.
Бужата не сразу заметил, что побратим спит. Перед тем как улечься самому, он встал и направился к лошадям. Вдруг воин насторожился, всем своим нутром почуяв внезапную опасность. И в этот самый момент короткий дротик глубоко воткнулся ему между лопаток…
Глава 2. Гривна Святовита
Над спящим Брагодой застыла тяжелая, узловатая фигура Годемала. В его руке вздрагивал дротик, смазанный ядом, почти мгновенно убивающим жертву. Ядовитый шип покачивался у шеи борсека, но Годемал, тельник кнеза Искора, медлил, разглядывая цепь, которой тот был опоясан.
Нет! Этот ненавистный Брагода будет не только убит, но и посрамлен. У всех на виду. Только так риксов тельник сможет вернуть себе былой почет. Впрочем, почет этот точнее было бы назвать ненавистью и страхом, которые он вселял в сердце людей.
Годеиал склонился над борсеком и оглушил спящего страшным ударом кулака.
Сознание к Брагоде вернулось не скоро. Воин лежал на спине, связанный своей же цепью.
Перевернувшись на бок, он осмотрелся: в нескольких шагах от него качалась могучая спина Годемала, на которую падали пряди грязных нечесаных волос. Риксов тельник, чавкая, трудился над остатками утренней трапезы побратимов. Его наглое спокойствие и непонятное исчезновение Бужаты вселяли в душу борсека недобрые чувства.
Брагода приподнялся, потом, звякнув цепью, встал.
Годемал обернулся. Чудовище, видно, не захотело оценить Брагоду сполна и потому не потрудилось собрать разбросанное по земле оружие, рассчитывая на надежность оков. Брагода увидел то, что искал, и теперь медленно пятился в том направлении.
Годемал тяжело поднялся.
— Ну ты, Орксов звереныш, очухался? Куда же ты? Вот он я, перед тобой…
Годемал, набычась, двинулся вперед, и в этот момент Брагода нащупал ногой древко Радаги. Легким движением стопы борсек развернул копье в нужном направлении, вдел ногу в ременную петлю и бросив его в Годемала. Риксов тельник не мог знать, что Брагода бросал копье ногой не хуже, чем рукой.
Клыки Радаги вошли в живот Годемала на всю длину, и тот, хватая ртом воздух, осел на подкосившихся ногах.
Освободившись от цепи, Брагода вспомнил о Бужате. Где он мог быть? Мысли борсека метались. Он пошел наугад сквозь изломанный в недавнем бою подлесок, натыкаясь на поваленные деревья. Кричать было опасно, но все-таки крик вырвался наружу:
— Бужата!
Внезапно рядом качнулись ветки. Борсек метнулся туда и отшатнулся: прямо на Брагоду, вращая обезумевшими глазами, шел Годемал! Он намертво вцепился в древко копья, силясь вызволить его наружу.
Брагода взревел и ударом ноги опрокинул Годемала. Тот упал навзничь.
* * *Золотогривый Хоре еще катил свое огненное колесо вверх по небесной горе. День расцвел ярко, всеохватно и близился к своей центральной отметине. Брагода думал о том, что это риксово чудовище должно было как-то добраться сюда. До городища лежал путь длиною в день. Более короткий проход через леса и болота знали очень немногие, и вряд ли Годемал пришел оттуда. Если он и знал этот проход, собирался им воспользоваться, то прежде ему следовало убедиться, что воины не поедут прямоезжей дорогой. Иначе он бы их просто потерял. Да и зачем ему соваться в лес? Проще засесть на дороге и ждать. Дорога проходила в полуперестреле 12 отсюда. Вдоль нее шли франконы в тот роковой для себя час.
Поиски Брагоды оказались недолгими — к заваленной ольхе на длинном недоуздке был привязан пегий риксов жеребец. Молодой ельничек, насевший на дорогу, стеной укрывал засаду.
Увидев чужака, жеребец заходил, заметался на привязи, но рука воина цепко взяла недоуздок. Жеребец был под развальным византийским седлом с притороченной к нему дорожной сумой. Пальцы Врагоды сами собой впились в ее шнуры. Узлы податливо разъехались, и взгляд борсека окаменел:в суме лежала голова Бужаты!
Вытащив из берестяного налучья гибкое тело лука, воин старательно укрепил тетиву, для чего зацепил петлями прорези рогов. В Брагоде снова как бы проснулся зверь: он почувствовал опасность спиной, порывисто обернулся. В кустах стоял Годемал, белый, как призрак.
Первая же стрела сбила его с ног. Вторую Брагода утопил в окровавленном животе врага. Третья выбила Годемалу глаз.
Борсек стрелял и стрелял, а чудовище все еще сопротивлялось смерти.
— Живуч, поди ж ты…— процедил сквозь зубы борсек. Он, всегда соизмеряющий свою силу, волю, чувство с точным расчетом, на этот раз не мог остановиться, растворившись в нахлынувшей беде.
Неспешно приводя к привычной норме свою жизнь, уходя из одиночества и тут же возвращаясь к нему, Брагода твердо знал, что борсек всегда один. Всегда! Это ему внушали с детства. Живя родом, ты остаешься один, чтобы не полагаясь ни на чье плечо, сделать для своего рода самое большее, на что способен человек и воин.
Борсека не тянет к людям. Они от него далеки, слишком далеки. Род борсеков создал великий бог Яровит для того, чтобы на их оружии держалась власть древних диксов. Подобно тому, как всесветлое солнце дня опирается на ярую силу восхода, сила правителей поднялась от силы оружия. Полночные рода были немногочисленны и не могли выставлять столько воинов, сколько имели ромеи, но зато научились биться так, как никогда не бился ни один ромейский солдат.
Брагода сжег стрелы, обагренные кровью врага, своего спасителя, Радагу, долго очищал огнем и заговором. Будь это обычный враг, не воинского рода, борсек не утруждал бы себя возней с его телом — достаточно было бы и того, что оно никем не погребено. Но Годемал был особым врагом — он убил брата, и потому Брагода скормил куски его мяса воронам.
- Копья Иерусалима - Жорж Бордонов - Историческая проза
- Верхом за Россию. Беседы в седле - Генрих Йордис фон Лохаузен - Историческая проза
- Викинг. Страсти по Владимиру Святому - Наталья Архипова - Историческая проза
- Палач Рима - Роберт Фаббри - Историческая проза
- Утонуть в крови. Вся трилогия о Батыевом нашествии - Виктор Поротников - Историческая проза
- Свет мой. Том 3 - Аркадий Алексеевич Кузьмин - Историческая проза / О войне / Русская классическая проза
- Сын Красного корсара - Эмилио Сальгари - Историческая проза
- Империя серебра - Конн Иггульден - Историческая проза
- Портрет из русского музея - Валентин Пикуль - Историческая проза
- На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин - Историческая проза / Периодические издания