Форма входа
Читем онлайн Белая сирень - Юрий Нагибин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Нынешний владелец «Сенара» не использует всех его возможностей. По профессии финансист (Кончаловский снижает его ценз до бухгалтера), он обнаружил в последние годы интерес к музыкальной судьбе деда, хлопочет об устройстве рахманиновского фестиваля в Люцерне, а прежде отдавал время лишь профессиональным заботам и спорту, был членом сборной Франции по бегу. Он и сейчас гордится худобой, силой мышц и легким шагом. Мы познакомились с его молодой женой и двумя ее очаровательными детьми от первого брака. Я не помню ее имени и для удобства рассказа назову — Жанна.
Как-то так получилось, что в первый день Жанна целиком завладела разговором. Она пришла в «Сенар», имея весьма смутное представление о Рахманинове, но, видимо, призраки, населяющие старое жилье, завладели ее впечатлительной душой, она стала завзятой рахманиноведкой и уже выпустила книгу о великом насельнике «Сенара». Она рылась в сваленных на чердаке и в необитаемых комнатах бумагах, письмах, собирала устные предания, легенды, сплетни. У нее весьма самостоятельное мнение о прежних обитателях дома, далеко не идиллическое. Мне не хочется касаться тех воистину сенсационных, но ничем и никем не подтвержденных открытий, которыми она нас буквально засыпала, а вот о том, что широко известно и окрестным жителям, и посетителям «Сенара», но, естественно, неведомо на родине композитора, я расскажу.
Чрезмерная разговорчивость Жанны, отодвинувшая мужа на второй план, привела к тому, что ее отстранили от участия в телевизионных съемках, которые состоялись на другой день силами наших мастеров маленького экрана, прибывших из Женевы. Они, собственно, прибывали дважды, ибо в первом случае потеряли ключ от багажника, где находились камера и кассеты. Чисто русское разгильдяйство, помноженное на советскую безответственность. Жанна ранеными глазами смотрела на счастливцев, со значительным и почему-то скорбным видом раз за разом — для дублей — вышагивающих лужайку, бормоча «семьдесят — восемьдесят», ибо съемки были не синхронными, и требовалась лишь артикуляция на предмет последующего озвучания.
Ее обида обернулась повышенной нервностью и своеобразной местью мужу. Когда мы спустились к озеру, где раньше находились купальня и лодочный причал, откуда Сергей Васильевич уходил в плавание, Жанна разделась догола при всем честном народе и выкупалась. Выйдя из воды, она принялась стряхивать с загорелой кожи водяные капли, не торопясь одеваться. При этом она вела французский разговор с Андроном на рахманиновскую тему. По чести, я сперва не осознал неприличия ее поступка, тем более что Андрон очень спокойно, будто так и принято в светском обществе, беседовал с нагой дамой, быть может, чуть чаще, чем обычно, поправляя — фокусируя? — очки. Я даже не обратил внимания, что дети с плачем убежали домой, а бухгалтер начал выписывать круги журавлиным шагом, вскидывая колени к подбородку и медленно отжимая ногу. Ведь никого не шокирует на Западе «топ-фри» — открытая грудь, может, мода шагнула дальше, обнажив не только верх, но и низ?
И лишь когда за обедом хозяин продолжал тем же смешным шагом кружить вокруг овального стола, словно не мог остановиться, я понял, что он находится в нервном шоке. А с маленькой дочерью случилась истерика. Но это позже. А пока, на пляже, отряхиваясь и отжимая мокрые волосы, Жанна рассказывала ровным голосом, а Кончаловский переводил для меня, что в маленьком городке, где мы остановились в гостинице, у Рахманинова была любовница из местных жительниц, намного его пережившая. Плодом долгой связи оказался сын-дебил, недавно умерший в пожилом возрасте. Все это не являлось тайной для обитателей «Сенара».
Наталья Александровна, и в юности не отличавшаяся красотой, разве что статью, рано постарела и утратила женскую привлекательность. Жалея ее, Рахманинов играл в добрую игру, постоянно восхищаясь наружностью жены и как бы подавляя уколы ревности. Его отношение к своей многолетней спутнице до конца оставалось безукоризненным — сердечным и почтительным, но что поделать, он был еще сильным мужчиной, и природа брала свое. Наталья Александровна ни разу не оскорбила брачный союз бездарной женской сценой. Она умела закрывать глаза на то, с чем не могла справиться, да и не видела в том нужды.
Но как удивительно умеет мстить жизнь за попытки навязать ей путы благостной лжи. Наши ханжи и лицемеры кидались на сценарий из-за бедной Марины, раз не сдержавшей сердца и обнявшей находившегося в забытьи любимого, а по крутым тропкам вокруг «Сенара», волоча ноги, ковылял седой дебил, в чьих искаженных чертах пробивалось сходство с отцом.
Вовсе не обязательно тащить вышеизложенное в сценарий, но, вместе с тем, эта история вполне может быть основой для любого художественного произведения, если знать все обстоятельства, всю глубину человечьих чувств и человечьей муки, которой оплачено то, что другим не стоит и полушки. Не надо пудрить и украшать великих покойников, не надо улучшать и редактировать прожитую ими жизнь, надо знать ее, стараться постигнуть изнутри и максимально правдиво изобразить. Правда не может унизить гения, его грехи искуплены творчеством, тем, что он дал людям. Он все равно бесконечно выше бездарных радетелей о его посмертной репутации.
Мне все-таки хотелось понять, что движет странной рахманиноведкой, с каким-то торжеством раскрывающей домашние секреты, пусть это секреты Полишинеля. У нас с Жанной был язык для прямого общения — немецкий.
— А я думал, вы любите Рахманинова, — сказал я.
— Он прекрасен! — То была интонация страсти. — Несчастный, счастливый, живой! Он наказан в своем потомстве…
В очередной приезд в Москву Конюс-Рахманинов — он удлинил фамилию — появился в моем доме с другой женой. У нее было одно неоспоримое преимущество перед Жанной — она не занималась Рахманиновым…
Я думаю, из всего вышесказанного понятно, почему мы отложили написанный и принятый «Мосфильмом» — с легким испугом, несмотря на всю «правильность» — сценарий и взялись за новый. Мы получили доступ к незнакомым материалам, возможность встретиться с людьми, которые лично знали композитора и его дом, побывать в «Сенаре» и приблизиться к истинному Рахманинову, а не к тому изнывающему в ностальгической тоске советскому патриоту, каким он оказался в умелых руках наших музыковедов. Совсем по-иному открылся и образ его эмигрантской жизни, яснее определился социальный и исторический фон, куда полнее и богаче — семейные отношения, да и Шаляпин предстал в своей очаровательной буйности, без сусального золота.
Почему же все-таки не состоялся фильм, которого многие ждали? А. Кончаловский в интервью и телевыступлениях говорит, что его не устроила концепция второго сценария. Это типичная режиссерская, скажем мягко, неправда. Все проще и сложнее. Прямая причина: продюсер Джон Дейли отказался субсидировать невероятно сложный постановочно и оттого дорогой фильм. Он сказал — со слов Кончаловского: я не «Парамаунт», не «Метро-Голдвин-Майер» и не «Коламбиа пикчерс», чтобы делать убыточный суперфильм. Он прав: фильм многие ждали, но куда больше — ничуть не ждали. Кому нужен давно отыгравшийся пианист и композитор-классик в век Майкла Джексона и Мадонны? Культура нынче не в почете ни на Востоке, ни на Западе. Прорыв «Амадеуса» состоялся раньше, к тому же шел через театр, долгую, изнурительную возню, и за ним стоял Форман в расцвете славы. Да ведь и Рахманинов не так всемирен, как творец «Волшебной флейты».
Джон Дейли рассчитывал на скромный биографический фильм, а ему предложили эпос, нечто вроде «Кольца нибелунга». Не знаю, почему Кончаловским овладела вдруг мания грандиоза. До этого он ставил за границей очень локальные фильмы, где пристально рассматривал характеры двух-трех человек, иногда семьи. Мне эти фильмы нравились куда больше громоздкой и холодной «Сибириады», где, впрочем, была одна замечательная серия — о первой любви. Два талантливых актера, ведомые умным режиссером, трепетно разыграли юношескую сказку. Возможно, Кончаловскому хотелось утвердить себя как режиссера-монументалиста, эдакого нью-Бондарчука? Иначе зачем понадобилось обременять сценарий колоссальными сценами: коронация (требовалось указать все кирасирские, драгунские, уланские, гусарские, мушкетерские полки, принимавшие участие в церемонии), трагедия Ходынки, начало Первой мировой войны? Ведь Рахманинов не участвовал в этих исторических событиях, они ничего не определяли в его мирочувствовании.
Но есть и другой важный момент. Советские кинорежиссеры, за редким исключением (Тарковский, Абашидзе, Параджанов, Динара Асанова, может, еще кто найдется), ставя фильм, решают две задачи: первая — побочная — сделать картину, вторая — главная — варьируется: прорваться в кинопродукцию или хотя бы снимать за бугром, взять на главную роль жену, попасть на международный кинофестиваль, схватить отечественную премию, обобрать сценариста, на худой конец, улучшить жилищные условия. Кончаловский, обеспеченный от рождения всеми жизненными благами, чужд мелким материальным расчетам. У него все сложнее и тоньше. Задумал он картину о Рахманинове в начале своего полуэмигрантства, когда к нему предельно сурово относились и киновласти, и верховная власть. Достаточно сказать, что приехать в свою страну он, сохранивший советское подданство, мог только по вызову. Так вот, через Рахманинова хотелось объяснить собственную, вынужденную, как он считал, разлуку с Родиной. Тогда концепция страдающего Рахманинова, беззаветно любящего оставленную землю, тоскующего по ней и мечтающего о возвращении, вполне устраивала.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Белая сирень - Юрий Нагибин бесплатно.
Похожие на Белая сирень - Юрий Нагибин книги
- Мартин Андерсен-Нексе - Юрий Нагибин - Сценарии
- Безлюбый - Юрий Нагибин - Сценарии
- В лесной чаще - Скребицкий Георгий Алексеевич - Сценарии
- Солнечный удар (СИ) - Кисуля Аноним - Сценарии