Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я знаю», – хотела ответить Катя, но промолчала. Честно говоря, она себя не узнавала. С тех пор как осталась одна, она научилась мгновенно строить стену между собой и любым мужчиной, стремящимся сократить выдерживаемую ею дистанцию. Но в данном случае так почему-то не произошло. Она попыталась объяснить происходящее тем, что в том не было и особой нужды – ведь через несколько часов она улетит домой в Петербург и никогда больше не увидит этого русского грека. Так почему же не воспользоваться и не исполнить давнишние планы? Когда еще она найдет того, кто знает город?
И действительно, для Майкла не составляло особого труда ориентироваться в Токио. Едва они вышли со станции Нихонбаси, как прямо перед собой Катя увидала книжный супермаркет «Марудзэн», о котором столько слышала и куда давно хотела попасть. А ведь она часто здесь проезжала!
Майкл был на редкость предупредителен. «Марудзэн» начинался с этажа, где продавались канцелярские товары, и по идее задерживаться там им не было нужды, но Катя остановилась, как зачарованная. Ее всегда удивляло, что в век сплошной компьютеризации люди не только не отказались от карандаша и ручки, но и, наоборот, производят их во все большем количестве и в самых невиданных формах. Но здесь ее задержали не они – хотя и трудно было пройти мимо керамических чернильниц и подлинных гусиных перьев. Нет, Катя надолго застряла там, где продавались краски, бумага и кисти. Их выбор не поддавался описанию…
– Рисуете? – спросил Майкл.
– Пытаюсь, – призналась она, вертя в руках набор колонковых кистей. – Сестра у меня – настоящая художница. Она и график, и скульптор.
– Завидую, – вздохнул Майкл и, перехватив ее вопросительный взгляд, поспешил пояснить: – Я в смысле того, что у меня нет ни сестры, ни брата, а только целая армия кузенов и кузин. Да и то благодаря приемным родителям…
Поскольку на первых двух этажах продавались японские книги, а на третьем располагалось нечто вроде клуба джентльменов, они сразу поднялись на четвертый этаж.
– Вот здесь, – сказал Майкл, подводя ее к стеллажам, стоящим в центре зала, – я провожу не один час. Видите ту полку? Там собраны прижизненные издания. Рекомендую взглянуть. Хотите побродить в одиночестве?
– Вы угадали, – сказала Катя, а сама подумала: «Вот хитрец! Как ловко от меня отделался, чтобы самому уединиться».
Однако, увидев томик Игоря Северянина, а рядом – гумилевский «Путь конквистадоров», она и сама забыла обо всем. И было с чего: здесь на полке, выстроившись в ряд, стояли книги, изданные в начале прошлого века. Пробежавшись пальцами по их корешкам, словно по клавишам фортепиано, Катя наткнулась на поэму Андрея Белого «Первое свидание». Сама не знаю почему она раскрыла книгу и поймала себя на мысли, что сделала это исключительно под впечатлением их встречи с Майклом. И в ту же секунду за ее спиной раздались чьи-то шаги. Оглянувшись, она увидела Майкла. Он направлялся к ней, листая на ходу небольшую брошюру. Банальность возникшей у нее ассоциации была столь очевидна, что Катя поспешила убрать руки за спину. Но Майкл был настолько поглощен своей находкой, что ничего не заметил и, подойдя к ней сказал:
– Взгляните, что я нашел. Это «Основы России» англичанина Беринга. Он написал эту книгу в 1914 году, после того как несколько лет прожил в России. Тут есть любопытнейший пассаж, позвольте, я вам зачитаю. Вот здесь… Итак, он пишет: «…не было, пожалуй, еще никогда такого периода, когда Россия более процветала бы материально, чем в настоящий момент, или когда огромное большинство народа имело, казалось бы, меньше оснований для недовольства». А вот еще… – сказал он, перелистав несколько страниц: – «…у случайного наблюдателя могло бы явиться искушение воскликнуть: да чего же большего еще может желать русский народ?!». И еще он пишет, что этим самым недовольством Россию заражали интеллигентские круги, – с грустью захлопнул книгу Майкл и, только теперь заметив что-то в руках у Кати, спросил: – А вы что откопали?
– Да так, – смутившись, ответила Катя, – Андрей Белый…
– А-а-а, «Первое свидание», – заглянув ей за спину и увидев обложку, протянул Майкл и внимательно посмотрел Кате в глаза, да так, словно пытался заглянуть ей в душу.
– Эта книжка стоит здесь не первый год, – продолжил он, – и просят за нее не так уж много…
– И почему же вы ее не купили? – пряча глаза, спросила Катя.
– А я не поклонник Бориса Бугаева, – ответил Майкл, – его поэзия меня не трогает, а словесные эксперименты кажутся безрезультатными. И хотя я собираю подобные книги, эту я никогда не куплю. Потому что тогда она не достанется тому кто ее ищет. Ведь кто-то любит его стихи, верно? Вот вы любите?
– Вообще-то я предпочитаю прозу, – ответила Катя.
– Прозу Андрея Белого? – удивился Майкл.
– Да нет же. К примеру, Булгакова. Но вы увиливаете от ответа! – взглянув на него, сказала Катя.
– Отнюдь, – улыбнулся ей Майкл. – Просто рано или поздно поклонник его таланта встретится с этой книгой. И я не хочу этой встрече помешать. Даже за счет полноты моей коллекции. Вас устраивает такое объяснение?
– Пожалуй, оно чересчур многословное, – подумав, сказала Катя. – Хотя и вполне откровенное. Но почему вы так уверены, что ее обязательно кто-то купит?
– Иначе бы она здесь не стояла, – кивнув на полку, сказал Майкл.
– Верите в предопределенность? – вопросительно взглянула на него Катя.
– Да, – сказал он, глядя на нее чуть серьезнее, чем бы ей хотелось. Катя немного смутилась, но не отвела взгляда.
– Кажется, теория вероятности против вас, – слегка усмехнувшись, сказала она. – В Токио не так много поклонников русской поэзии. Во всяком случае, меньше чем один на миллион. И книжке этой придется ждать до окончания веков.
– И тем не менее я все же верю в предопределенность, – ответил он. – Не могла же теория вероятности предсказать, что сегодня в Токио встретятся два поклонника русской словесности.
– Что ж, – сказала она, – раз так, пускай ждет. И, положив книжку на полку, продолжила: – Но хочу вам заметить, что по теории вероятности наша встреча вполне закономерна. Русских на свете много, они мобильны, и их встречи в самых отдаленных уголках мира перестали кого-либо удивлять. Посему не надо подменять банальную статистику метафизической предопределенностью.
Майкл поднял вверх руки:
– Сдаюсь. Вы победили. И, как побежденный, предлагаю вам трофей. В виде обеда. Вы какую кухню предпочитаете?
– Свою, домашнюю, – растерянно ответила Катя, слегка оторопев от такого внезапного перехода.
«Только что все было так невинно и мило, говорили о книжках, наметился даже философский спор – и вдруг, нате вам, “давайте поужинаем“», –
- Похищая звёзды - Анастасия Дебра - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Отрывки из воспоминаний – своих и чужих - Иван Тургенев - Русская классическая проза
- Прозрение Аполлона - Владимир Кораблинов - Русская классическая проза
- Наследник волхва - Вадим Иванович Кучеренко - Любовно-фантастические романы / Русская классическая проза
- Сутки на станции - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза
- Барин и слуга - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Хаджи-Мурат - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Эксгибиционист. Германский роман - Павел Викторович Пепперштейн - Русская классическая проза
- Михoля - Александр Игоревич Грянко - Путешествия и география / Русская классическая проза
- Миша - Евгения Кирова - Прочая детская литература / Русская классическая проза