Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Временами он спрашивал себя, почему бы вообще не рассыпать людей в разные секунды палеозоя — не преступников, а просто всех, уставших от городской тесноты, обилия проблем и вещей. Сюда их, в теплое, озаренное голубизной одиночество!
Он сообразил, что в формулировке приговора были слова: «…отвечая желанию…» А разве многие не пожелали бы?
Так радостно было Ствану, что далеко позади он оставил отмель, которая первой открылась ему. Затерялся, почти растворился в забвении трепещущих далей.
Где он сейчас? То ли под его стопой великий праматерик Пангеа, которому разойтись на пять частей света? А может быть, южный сверхконтинент Гондвана, дочь Пангеи, или безбрежное древнейшее море Тетис?
Он шагал, шагал и добрался до конца отмелей. В три стороны чистый морской горизонт.
Лежал на животе, раскинув локти, положив подбородок на скрещенные пальцы. Смотрел прямо перед собой.
Почти неизменная поза в течение трех дней.
Соскучился здесь. А назад не мог — это было, как отдавать завоеванное. Кроме того, ближе к месту, где Стван плакал после суда, он становился наказанным, несамостоятельным. А чем дальше, тем вольнее.
Но некуда было дальше.
Вспоминая суд, он впервые без раздражения подумал об эпохе, которую его заставили покинуть. Да, в будущем вращается этот шар Земли. Население сосредоточилось в протянутых вверх мегаполисах, пространства суши возвращены лесу, лугам, саванне. Чертит небо остроконечная Башня, через которую его низвергли в прошлое.
Он схватился за горло.
«Меня низвергли! Но ведь…»
Непонятно, как его прежде не осенило. В той первой жизни сколько показывали лент. Сюда, в начальные периоды палеозоя, отправляют детские сады на оздоровление. Сам сто раз видел на экране эти сценки — пухлая малышня в белых панамках и девушки-воспитательницы. Да и вообще прошлое вплоть до питекантропов постоянно навещается: палеоботаники, художники, геологи, какие-нибудь там палеогляциологи.
Стван даже отшатнулся, проворно глянув назад — сеть времен населена; может быть, и сейчас что-то шагает с горизонта по отмелям. Потом опомнился. Маленьких действительно отправляют, но позже: в ордовик либо в силур. Впрочем, если даже и в кембрий, который длится около ста миллионов лет, то, уж конечно, не к нему, приговоренному. (Кстати, по миру наверняка распространен его портрет — в том числе и тот гипотетический облик, какой Стван должен был принять после долгого пребывания на песках).
А кроме детей, других посетителей мало. В этой сфере тоже бесчисленные документы, согласования, увязки. Снова командуют умники — на сей раз по организационной части. Шагу не ступишь, пока они твой шаг на своем заседании не утвердят. Потакают лишь генетически одаренным, то есть крупным артистам, спортсменам или таким, кто вцепился в какую ни на есть нуднейшую проблему, обладая дьявольским терпением, провисел на ней, словно клещ, двадцать лет, остальному чуждый, и тем завоевал право участвовать во всем, что данной области касается: симпозиумы, концерты, путешествия во времени, поездки в пространстве, соревнования, ралли, трали-вали.
«Ну а если я обыкновенный? Мне разве от этого меньше хочется увидеть вблизи, как выглядит извержение вулкана на Марсе, или сесть в первом ряду чемпионата по боксу?»
Окружающий пейзаж молчал, но было ясно, что ответили бы Ствану там впереди. Извините, дорогой товарищ, местечко у самого ринга займет сейчас бывший победитель мирового первенства в полусреднем, на край марсианского кратера доставят с Земли знаменитого вулканолога, который, помните, спускался в Этну. А вы, будьте любезны, разверните пошире экран телевизора, на котором либо покажут, либо нет — как уж Комитет найдет нужным.
Гениальные, талантливые, терпеливые, упорные не только все себе забрали, но остальных-то по рукам и ногам. Вот этой самой организованностью и контролем. А масса притворилась, будто положение нравится ей, хотя в действительности любой тоскует о полной развязке, о том, чтобы, как д'Артаньян, проскакать утренним средневековым Парижем, сшибая с ног робких буржуа…
Махнул рукой. Ему-то теперь что? Пусть их!
Несколько дней забирался далеко в море, вглядывался в линию горизонта. Ничего.
Потом подумал: гора из песка — оттуда он увидит.
На большой отмели выбрал место. Сначала кинулся носить сырой песок горстями. Остановился — зачем суетиться, впереди жизнь! Не торопясь подобрал полуметрового диаметра раковину. На нее нагружалось, что еле поднимешь. Работал до гордой усталости, потом отдыхал, валандаясь по лагунам.
А погода стояла, будто ее на тысячелетия заказали такой прекрасной. Иногда Стван задавался вопросом — не дуют ли на высоте ураганы?.. Этого ему было не узнать. Даже десять метров над почвой стали недоступны. Можно немного подкинуть тело силой мышц. А хочешь выше, строй башни, влезай на деревья, на горы. Но ни гор тут, ни деревьев.
Его пирамида между тем поднялась большой площадью на высоту ступни. Когда Стван бегал с очередной ношей на середину, края сооружения осыпались. Он стал тогда набирать планктон, цементировать. Со стороны моря налепливал мелкие ракушки — получался медленно растущий перламутровый конус.
Самое первое человеческое сооружение на третьей планете.
Горьковато даже бывало, что о его труде никто не узнает. Однако пятьсот миллионов лет — такая стена, что голой рукой ничего не перекинешь. Суше, на которой он сейчас стоит, еще подниматься и опускаться, быть залитой лавами на океанском дне, выпученной наверх в облака и выветренной. Бетонные блоки перемелются, твердейший металл изржавеет в прах, и только случай может взять да сохранить хрупкий панцирь оттиском в песчаниках, тонкую веточку рисунком в каменном угле.
Приходили смешные мысли. Собрать бы в большую яму криль, влезть туда и засохнуть — просто назло антропологам последних перед Башней столетий. В начальных палеозойских отложениях человеческий скелет, целый! Причем современного типа! Вот бы засуетились на своих съездах. Или, например, вырезать на камне слово, и пусть его найдут в антрацитовом срезе рядом с профилем птеродактиля.
Все это были, конечно, так, шутки. Для такой проблематичной возможности собственным скелетом жертвовать не станешь. Да и вообще. Стван ничего не имел против тех мирных, доатомных ученых. Напротив, о них, застенчивых, рассеянных подвижниках научного поиска, вспоминалось с невольной симпатией. Не знали ведь, во что сложатся потом их труды, а все равно старались, ломали голову: «Что?.. Почему?» Вычисляли, таблицы составляли, клали-клали в какую-то копилку, а потом стало возможным так скомбинировать силы природы, что человек, как, скажем, он сам, птицей пролетел над бесчисленными сонмами веков. Молодцы, если вдуматься!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- День гнева. Новая сигнальная - Север Феликсович Гансовский - Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Шесть гениев (Сборник) - Север Гансовский - Научная Фантастика
- Черный Ферзь - Михаил Савеличев - Научная Фантастика
- Чужие дети - 2 (фрагменты) - Игорь Пидоренко - Научная Фантастика
- Спасти декабра! - Север Гансовский - Научная Фантастика
- Тень и Элиза - Юлиана Лебединская - Научная Фантастика
- Повелитель эллов. Фантастический роман - Зиновий Юрьев - Научная Фантастика
- Гея (1988) - Сергей Абрамов - Научная Фантастика
- Лунная радуга. Книга 1. Научно-фантастический роман - Сергей Павлов - Научная Фантастика
- Парадокс Глебова - Петроний Аматуни - Научная Фантастика