Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не видел той, которая разговаривала с ним, но понял, почувствовал, что знает её очень давно и что не ответить он не может, что этот вопрос, и его ответ на него, сейчас, именно сейчас, самое важное, что он должен сделать.
Пережитая боль снова резанула ножом по сердцу, да так, что он даже не сказал, а крикнул отчаянно, зло и решительно:
– С тобой!, – и уже спокойно, почти шёпотом повторил, – Да, с тобой, с тобой…
Потом, как бы раздумывая, секунду помедлив, добавил, – Ещё прошу тебя, возьми со мной кого можно из тех, кто сейчас рядом, им, вроде, тоже больше нечего ждать в этой жизни!
И в то же мгновение свет фар метнулся мимо проклятого бензовоза к лесу, машину качнуло, и правое переднее колесо сорвалось с гравия обочины. Страшный удар в бетонный желоб водоотвода в развилке дорог, и треск рвущегося металла взорвали ночной недвижный воздух. Черный катафалк подбросило вверх колесами к испуганной луне. В следующую секунду полированный корпус, скользя крышей, ударился об уходящий вправо промерзший асфальт,
автомобиль подбросило еще раз, перевернуло в воздухе и швырнуло к подножию пригорка в высохшую полынь, взметнув в морозный воздух искрящийся столб снежной пыли.
Всё затихло. Три тела выброшенные ударом лежали на асфальте в темных медленно растекающихся лужах, и им уже не было холодно.
Из изуродованной машины медленно выбралась, дрожа всем телом, неимоверно бледная в лунном свете, босая темноволосая девушка в коротком платье, и не чувствуя холода, пошла по снегу на пригорок, прижимая руки к груди. Пройдя с десяток шагов, она остановилась, повернулась к дороге и замерла в оцепенении.
Картина смазалась и оборвалась. Апранин встал, потёр затекшие колени, еще раз подошёл к самому краю обрыва Замковой горы, с минуту постоял, помянул помойных чаек непечатным словом и, повернувшись, пошел прочь.
Наш парк по соседству
Перейдя по прыгающей дороге низину оврага, он вышел к мемориалу давно минувшей войны, прокатившейся по этим местам и, перебравшись через чугунную ограду, оказался на старом школьном дворе, где много лет назад провел десять, пожалуй, самых лучших и безоблачных лет своей жизни.
Ну, что ж, давно погасли взлётные огни.
Не все нашли обратный путь в аэропорт.
Пусть не писали, но могли бы позвонить,
Жизнь бесконечностью казалась нам и вот…
Я по ночам листаю память, словно вор.
Десятый «Б» со мною, здравствуй, старина!
Девчонки в фартуках, рябина, школьный двор,
Второй этаж, от входа справа три окна.
Со щемящим сердцем посмотрел Юрий на темные три окна на втором этаже, прямо над учительской, где был их класс, и прошёл мимо выросших в рост здания ёлок, невесть откуда взявшихся. Он отметил про себя, что береза по-прежнему растет на своём старом месте, а вот рябины уже нет, как и нет уже многих из его друзей и сверстников.
И лица родные сквозь годы глядят,
Я сердцем ловлю этот пристальный взгляд.
Ребята, я здесь, я такой же – разлука, как дым!
Наш парк, по соседству, где липы шумят
Нас помнит, мы все возвратимся назад,
Неслышно ступая по тихим аллеям ночным!
Незримо ступая по тихим аллеям ночным…
Мысль о том, что «там» их уже больше, чем «здесь», вначале его опечалила, но потом наоборот. Нарисовал Апранин в своём воображении будущую встречу (шизофреникам ведь все можно) и не смог сдержать улыбки. Он представил реакцию возможного собеседника, на своё несчастье, услышавшего бы сейчас его рассуждения!
Пройдя через баскетбольную площадку, которую сам бетонировал с ребятами в седьмом классе, он присел на зеленую, из деревянных реечек, лавочку. Целый ряд таких скамеек шёл вдоль площадки и разграничивал собою школьный двор от старого парка.
Слева от Юрия двор и улицу разделяла невысокая узорчатая решётка чёрного цвета из литого чугуна, а на противоположной стороне дороги стоял нарядный дом небесного цвета с белыми наличниками и ставнями… В нём когда-то они отмечали свой школьный выпуск, под музыку Рея Конниффа, «бессаме мучо (!)», и в этом же доме жила она, даже не подозревающая о его чувствах…
Прошло много лет с той поры, но разве известковые отложения жизненной мути и испытания судьбы могут наглухо похоронить то чистое, светлое и неповторимое, что подсознательно греет нас многие десятилетия до самого последнего дыхания?!
Школьный вечер быстротечен, тридцать лет прошло – мы здесь!
Нас двенадцать в этот вечер собралось, и класс не весь.
Поседели, постарели, только память так свежа,
И к тебе на самом деле снова тянется душа.
Моя школьная подружка, как живёшь ты вдалеке?
Всё ль нашла, что в жизни нужно или сердце на замке?
Муж, достаток, дом и дети, и забота и уют.
Ну, а я на белом свете проглядел судьбу свою.
Моя школьная подружка – лучик солнышка вдали!
Всё нам в жизни было нужно, и хотели и могли.
Да никакой я не капризный, всё ещё пацан в душе,
Просто жаль, что в этой жизни мы не встретимся уже!
Моя школьная подружка, одуванчик за рекой!
Новогодняя игрушка школьной ёлки, и какой
Был я глупый и несмелый, что бы взять и увести!
В жизни было всё. Не сделал только главного, прости…
Школьный вечер быстротечен, тридцать лет прошло – мы здесь!
Нас двенадцать в этот вечер собралось, и класс не весь.
Поседели, постарели, только память так свежа,
И к тебе на самом деле снова тянется душа…
Сумерки окончательно окутали город. В парке кое-где загорелись фонари, а со стороны реки и лугов во всю свою мощь ошалевал смешанный хор соловьёв и лягушек. В садах же и огородах, не уступая пригородным дарованиям, неутомимо рвали струны своих скрипок «продвинутые» городские кузнечики, дополняя оглушительным стрекотанием июньскую ночную полифонию.
Слушая, некоторое время этот бесплатный концерт, Апранин вдруг подумал, что ведь действительно это музыка, настоящая музыка со своими паузами, эмоциональным накалом, мягкими лирическими отступлениями и сольными партиями. Это стало настоящим открытием, и он не мог понять, почему раньше ничего подобного не слышал или не понимал.
Внезапно раздумья его прервались, потому что он почувствовал, что здесь под липами не один. Какая все-таки интересная эта болезнь «шизуха», невольно промелькнула мысль, ничего не страшно и всё интересно! Видимо она даже интереснее
- Прозрение Аполлона - Владимир Кораблинов - Русская классическая проза
- Барин и слуга - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Книга снов: он выбрал свою реальность - Никита Александрович Калмыков - Городская фантастика / Прочее / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Манипулятор - Борис Александрович Титов - Русская классическая проза
- Михoля - Александр Игоревич Грянко - Путешествия и география / Русская классическая проза
- Прекрасный мир, где же ты - Салли Руни - Русская классическая проза
- Стеклянная игла - Александр Александрович Чечитов - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Эффект Бали - Диана Лилит - Прочее / Русская классическая проза
- Сон-трава. Истории, которые оживают - Елена Воздвиженская - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза