Форма входа
Читем онлайн Пастухи фараона - Эйтан Финкельштейн
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
4. Сенатор и губернатор
К памяти матушки, императрицы Екатерины, Павел относился со злобой, а потому из всех жалоб, читанных до обеда, обратил внимание на ту, где доносилось о противозаконных действиях шкловского помещика. Помещик это обвинялся в том, что «оставался во мнении, будто он с евреями, на его землях живущими, в рассуждении суда и расправы, между его экономией и крестьянами случающихся, может употреблять власть помещичью над теми и другими…», что евреи для него «меньше, чем у хозяев слуги», что оставил он им «без платежа один только воздух». «Принуждая нас продавать крестьянам определенное количество водки, да еще и по дорогой цене, он взыскивает с нас деньги посредством экзекуции, независимо от того, продали мы такое количество или нет», писали шкловские евреи.
Павел злорадно ухмыльнулся: владельцем местечка Шклов был отставной генерал Зорич, фаворит Екатерины. Тут же продиктовал записку: «В сенат. Рассмотреть дело немедленно и не в очередь. С владельцем имения, коль окажется он виноватым, должно быть поступлено по всей строгости закона». Того же дня, 15 июня 1799 года, фельдъегерь вручил Гавриле Романовичу Державину рескрипт, в котором сенатору предписывалось немедля отправиться в Шклов, разобрать жалобу и донести обо всем не только в Сенат, но и самому императору.
Миновав Смоленск, Державин принялся с любопытством рассматривать окрестности, отмечая про себя, как тускло и неуютно выглядят здешние места по сравнению с родными ему приволжскими. Ничто здесь не радовало его глаз, и уж тем более встречавшиеся на пути евреи, которых наконец-то довелось ему увидеть. Выглядели они несуразно, двигались суетливо, говорили непонятно, то и дело размахивали руками. Только добравшись до Шклова, сенатор пришел в себя, вдохнул в доме генерал-майора Зорича знакомого петербургского воздуха.
Генерал, между тем, оправдываться не стал, рассуждал масштабно, по-государственному. «Крестьянин ленив, время проводит в пьянстве и праздности, а жид — хитер: надуть и крестьянина, и барина для него свято. Как же быть дворянству, помещикам? За польским часом было у помещика право держать и тех и других в ежовых рукавицах. А что теперь? Правительство в Петербурге хочет установить в крае новый порядок? Пусть так, но оно не должно лишать помещика власти, иначе он непременно будет разорен и обратит взор в сторону Варшавы. А в интересах ли это державы российской?»
Показания потерпевших, однако, сомнений не оставляли — шкловский помещик брал на себя вершить суд между крестьянами и евреями, но не по справедливости, а в свою пользу. За малейшую провинность, да и безо всякой вины порол и тех и других, разорял хозяйства, оставлял без пропитания целые семьи.
Понял Гаврила Романович, если хоть часть показаний потерпевших покажется императору правдивой, несдобровать бывшему фавориту. В планы же государственного мужа вовсе не входило выставлять Зорича виновным. Конечно, отчасти он виноват, но все здешние помещики поступают, как и Зорич. А наказывать тех, кто призван составить оплот державы во вновь обретенном крае, было неразумно. Да и в пользу кого наказывать? В пользу крестьянина? Еще со времен пугачевских походов усвоил Гаврила Романович: чем меньше у мужика воли, тем спокойнее в государстве. И уж совсем кощунством казалось ему наказать помещика и генерала в пользу тех, кого Русь в прежние времена вовсе не терпела. Что за народ эти евреи? Крестьянин, хоть и туп, и ленив, но он все же землю пашет, помещик, хоть и случается, крут на расправу, но он — слуга отечеству. А эти? Один промысел у них — водку курить и крестьянина спаивать. Нет, нет, не должно быть им веры в глазах государевых. Вот только что сделать, чтоб не поверил им государь? Этого Гаврила Романович до поры не знал.
Случай подвернулся в следующем году. Благодаря дружбе с всесильным генерал-прокурором Сената добился Державин, чтобы ему поручили представить государю записку о мерах по устранению вреда, проистекающего белорусским крестьянам от еврейских промыслов. На сей раз сенатор провел в Белоруссии целых четыре месяца, и результатом его пребывания в крае явилась обширная записка под названием «Мнение сенатора Державина об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных промыслов евреев, о их преобразовании и прочем».
Ясно, всю вину за бедственное положение белорусского крестьянства Гаврила Романович возложил на «корыстные промыслы евреев» и «дурные привычки этого народца». Не пожалел черных красок сенатор-ревизор, описывая быт и характер евреев, и наложил бы эти краски еще гуще, если бы по ходу дела не пришла ему мысль создать особое ведомство по делам евреев и сделаться его главой. А посему в частном письме генерал-прокурору отметил Державин, что «…и жидов в полной мере обвинить не можно, что они для пропитания своего извлекают последний от крестьянина корм». Сказать слово в пользу евреев стало тем более важно, ибо дошел до сенатора слух, будто на должность еврейского прокуратора появился у него соперник, — другую записку в сенат о реформе еврейской жизни готовил литовский губернатор Фризель.
К предложению Сената представить соображения по части устройства еврейского народа в Российской Империи Иван Григорьевич Фризель отнесся со всей серьезностью. Европейски образованный, он был знаком с постановкой еврейского дела в Германии и в Австрии. Но и собственный его опыт был велик. За долгие годы военной и гражданской службы Фризель не раз сталкивался с евреями, то разбирая их тяжбы с магистратами, то выслушивая жалобы евреев на помещиков, а крестьян — на евреев. Случалось ему вмешиваться и в споры между самими евреями. Так что неустроенность этого народа, а равно и необходимость реформировать его жизнь сверху донизу представлялись Ивану Григорьевичу непременными. В запросе Сената литовский губернатор увидел желание правительства в Петербурге наконец-то решить еврейскую проблему, решить в масштабе государственном, решить на века. Не мешкая, Фризель дал указание предводителям дворянства из всех уездов Литвы предоставить ему мнения по этому вопросу, а сам с головой ушел в изучение экономического положения евреев, устройства их общины, пытался постичь, в чем состоят расхождения между хасидами и раввинистами.
И чем глубже вникал Фризель в суть дела, тем тверже убеждался — урегулирование еврейского вопроса возможно в том лишь случае, если в расчет приниматься будут не только интересы помещиков, горожан и крестьян, но и нужды самих евреев. Источник еврейских бед Иван Григорьевич видел в угнетении их помещиками, в неурегулированности отношений с крестьянами, но прежде всего — в общем неравноправии евреев с христианами. А плюс к тому, и в замкнутости еврейской общины, внутри которой безраздельно властвовал кагал[22].
Чтобы одним ударом разрубить гордиев узел, Фризель предложил уравнять евреев в правах с христианами. «Коль скоро евреи в качестве купцов, ремесленников и земледельцев будут уравнены в правах и обязанностях с соответствующими сословиями христиан, — писал он, — то и кагал утратит функции сборщика налогов и судебного учреждения. В результате, уничтожились бы кагалы, а с ними и тысячи несправедливостей».
Гражданское равенство вместе с обязательной общеобразовательной школой должны были, по замыслу губернатора Литвы, ослабить фанатизм и распри внутри еврейского сообщества. «Необходимо искоренить все секты, суеверие, запретить настрого вводить новости, которыми обманщики, обольщая чернь, погружают ее в большее невежество. Нужно обязать евреев обучать своих детей в публичных школах, производить все дела на польском языке, носить одежду общего покроя, вступать в брак не ранее 20-летнего возраста». В апреле 1800 года Иван Григорьевич препроводил в Сенат мнения предводителей литовского дворянства, снабдив их собственной запиской. Дело оставалось за малым — провести реформы в жизнь.
Не так-то быстро реформы в России делаются, как записки о них пишутся!
5. Родословная альтруизма
Мы приехали в августе. Пока папа нашел подходящую школу, пока договорился с директором, занятия уже начались. В первый день мама велела мне надеть гольфы с застежками, белую рубашку, пиджачок и галстук. Сестра сделала пробор и чем-то его побрызгала — «Чтоб держался!» Папа вручил свой старый портфель: «Это на первое время, скоро купим другой». Договорено было, что папа отведет меня в школу и сдаст директору, который проводит меня в класс. Но директора почему-то не оказалось на месте, секретарша спросила, как меня зовут, повела пальцем по длинному списку: «Тебе в четвертый «бэт». Поднимешься на второй этаж, пятая дверь направо».
Я поднялся по лестнице, нашел дверь с табличкой «4-бэт». За дверью было шумно, я немного постоял, набрал воздуха и вошел. Три десятка голов разом повернулись в мою сторону. Наступила тишина. А потом раздался хохот. Да какой хохот! Разлохмаченные, встрепанные мальчики и девочки в пестрых рубашках, в шортах и сандаликах на босу ногу показывали на меня пальцами и валились от смеха. Я побрел вдоль парт, но, когда подходил к свободному месту, мне тут же кричали «Тафус» — Занято! Что же мне делать, если меня никто не пустит? Ноги подкашивались, слезы накатывались на глаза, как вдруг кто-то твердо сказал: «Шев!» — Садись! Мальчик в клетчатой рубашке с пышной вьющейся шевелюрой отодвинул свой ранец, освобождая мне место.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пастухи фараона - Эйтан Финкельштейн бесплатно.
Похожие на Пастухи фараона - Эйтан Финкельштейн книги
- Эшби - Пьер Гийота - Современная проза
- Книга Свободы - Тимонг Лайтбрингер - Современная проза
- Мой настоящий отец - Дидье Ковелер - Современная проза
- Экватор. Черный цвет & Белый цвет - Андрей Цаплиенко - Современная проза
- Музей Дракулы (СИ) - Лора Вайс - Современная проза
- Прогулки вокруг барака - Игорь Губерман - Современная проза
- Если однажды жизнь отнимет тебя у меня... - Тьерри Коэн - Современная проза
- Снимаем порно - Терри Сазерн - Современная проза
- Ты кем себя воображаешь? - Элис Манро - Современная проза
- Личное оружие - Олег Губанов - Современная проза