Рейтинговые книги
Читем онлайн Час шестый - Василий Белов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 66

Чекисты свили свое гнездо именно здесь, за кирпичной оградой Духова, построенной еще до наполеоновского нашествия. Место было для них весьма удобным, почти в центре Вологды, но обывательские дома обступали ограду со всех четырех сторон. Расстреливать так называемых контриков приходилось по глубоким ночам, под глухой шум автомобильных моторов. И хотя почти вся Вологда знала, для чего гудит под утро автомобиль полуторки за оградой Духова, никто не смел говорить вслух про этот предутренний гул. Город давно молчал, как молчит в глуби подо льдом рыбная стая, завороженная зимним холодом.

Сквозь тяжесть тревожного сна Евграф услышал автомобильный шум. Но проснуться не смог и тогда, когда чей-то короткий вскрик, похожий на вскрик крупной лесной птицы, был прерван двумя глухими хлопками. Словно широкая сырая тесина дважды хлопнула по другой, такой же сырой и тяжелой. (Так подростки забавляются у тесового штабеля, дразня чужедальних пильщиков: верхнему пильщику долго слезать, а у нижнего древесной крупой осыпано все лицо.)

Проснулся Евграф от жуткой вони отхожего места. Машина уже не шумела за оградой Духова, но мерзкий дух, исходящий от нужника, заставил Евграфа сесть на траве. Вологда спала. Кисея бестрепетной ночной мглы висела над миром, а нестерпимая вонь не давала дышать… Евграф закрылся полой армяка и вскочил на ноги. Люк отхожего места, около которого спал Евграф, был раскрыт, железный черпак с долгим еловым чернем лежал на траве. Черпак был облеплен вонючей жижей. Евграф увидел сивую лошадь, запряженную в двуколую телегу и мирно стоящую неподалеку. Кобыла лениво отмахивалась от ночных комаров длинным хвостом. На телеге была водружена большая пивная бочка с отверстием, кое закрывалось заслонкой. Мужик-золотарь в балахоне неопределенного цвета сидел на двуколке около бочки и неспешно нюхал табак из берестяной табакерки.

Евграф кашлянул. Но золотарь либо глухой был, либо вконец одурел от этой нестерпимой вонючей своей работы.

— Доброго здоровьица, — опять покашлял и погромче молвил Евграф.

Только после этого мужик оглянулся. Ничуть не удивился он Евграфовым «сапогам» и всему виду незнакомого бородатого дядьки:

— Чего рано встал-то? А, да ты вроде не тутошний… — Золотарь заметил котомку. — Дак ты чего, и ночевал тутотка? Можно сказать, около нужника?

— Тут! — облегченно выдохнул Евграф и без всякой подготовки начал докладывать про свое «безвыходное».

— И-и, парень! — сказал золотарь, когда выслушал. — Не один ты такой нонече. Я вот тоже, вишь, какой груз вожу? Раньше-то у меня коляска была с коленкоровым верхом… Бывало, везешь дамочку в шляпке, дак от ее дух-то… можно сказать, одно загляденье! И кобыла была не то, что эта старбень… Все отняли таваришшы… Сперва в колхоз затенили, а о прошлом годе и оттудова вычистили. Присобачили первую категорию…

Золотарь кивнул в сторону кирпичной ограды Духова и добавил почти шепотком:

— Сами-то на антамабиле ездят… Слышь, антамабиль-то опеть тарахтел? То-то и оно, можно сказать.

— Дак оне чево, вроде тебя, тож по ночам ездят? — спросил Евграф.

— То и по ночам, что днем-то жарко и оводно. Оне и днем выспятся, им што…

Евграфу было трудно дышать, а золотарь давно привык и говорил, говорил про какого-то товарища Кедровского, который бумагу не принял. Говорил про деревню и про Тошненский сельисполком, затем начал рассказывать про свое разбежавшееся кто куда семейство.

— Сынишко-то… Совсем ведь он малолеток, не знаю, чем там и кормится. Мы, бывало, на Троицу-то мочили по три пуда ржи… Такие пива-то варивали, можно сказать, княжецкие… Тебя как зовут-то?

Евграф сказал свое имя и отчество.

— Меня-то Иваном, — произнес золотарь. — Николаевич по отцу-то… Из своей избы выгонили, не знаю, где и ночует… сынишко-то… А ты не голодной ли? В домзаке-то и я сиживал, знаю эту кантору. Товарищ Кедровский много нашего брата туды спровадил. Из Рунова, из Ерофейки. Ты, Евграф Анфимович, Окуратова-то не видел ли? Мельник, наш лавкинский.

— Нет, не видал! — Евграфу давно хотелось уйти подальше и от бочки, и от этого раскрытого нужника. Но что-то его останавливало. — Много там народу-то всякого. А я, Иван да Николаевич, вчера вчистую отпущен…

— В Духов день, — вставил золотарь.

— Хотел я домой уехать, на свою-то станцию, да вишь, денег-то на билет нету…

— Не знаю, парень, чем тебе подсобить, — сказал золотарь, слезая с телеги. Колом стоял его ссохшийся балахон. Вонь стала еще сильнее, когда он начал черпать и выливать в бочку содержимое нужника.

— Ты бы вот взял да свез бы разок говно-то, а я бы той порой к сынишку бы сбегал, — сказал как бы шутя Иван Николаевич. — В деревню. Сидит парнишко-то один, наверно, весь голодной…

И золотарь, уверенный в том, что собеседник не согласится на это предложение, начал черпать быстрее и сердитее. От вони Евграфа начало уже мутить, с другой стороны, и уходить не хотелось. Много было сходного в судьбе Евграфа с золотарской судьбой, если не считать этой вонючей бочки! Родилась и смутная надежда на помощь. А тут и тошненский золотарь начал настойчивей твердить о «парнишонке», ставшем беспризорником по воле какого-то товарища Кедровского…

Евграф остановился, крякнул и спросил:

— Дак куды, Иван да Николаевич, ты золото возишь?

— Да куды, куды… Знамо, в поле… под городскую капусту. Хотели было под нонешнюю, да рассаду-то только недавно высадили… По три рейса за ночь делаем… Днем-то не разрешают возить. Дак не подсобишь?

— Я, Иван да Николаевич, не знаю дороги-то.

— Да я доеду с тобой до поля! Ты кобылу там покараулишь, а я бы к парнишонку-то сбегал! Там не больно далёко.

Евграф согласился… За крышами вологодских домов наметилась яркая, но какая-то бесцветная полоса летней зари. Евграфу было невыносимо стыдно, что ободья всех четырех колымажных колес так сильно и так громко стукали по камням мостовой. Казалось, что обыватели из всех окон глядят на проезжающих золотарей.

Выехали за город. Солнце, словно ленясь, начало выползать из-за горизонта. А все дома, деревянные и каменные, равнодушные к судьбе двух мужиков, спокойно спали. Отнюдь не спешила Вологда пробуждаться от колесного и копытного стука.

II

Трое суток Евграф подсоблял тошненскому золотарю. Спали урывками, днем. По ночам грузили золото в бочку и опорожняли ее за городом. Евграф притерпелся к судьбе… Изучил ночные маршруты, познакомился с бригадой и старшиной всего городского обоза. На четвертые сутки вызвали Евграфа в контору. Горкомхоз, по рекомендации Ивана Николаевича, предложил оформиться на постоянную службу… Куда было деться? Евграф накарябал заявление…

Ночевали, точнее сказать, дневали, в деревнях Тошненской волости: иногда прямо на улице, иногда в сеннике у родни Евграфова благодетеля, поселившего туда своего шестилетнего «парнишонка». Евграф от стыда не спрашивал, какая родня Ивану Николаевичу жила в этом обшитом пятистенке. Самовара золотарям не ставили… Бочки с вонючей жижей не разрешалось возить по городу среди бела дня. Евграф приспособился ездить босиком, но вдруг Иван Николаевич благословил ему старые, обсоюженные еще до революции, ссохшиеся сапоги. Евграф и не ждал от него такого благодеяния! А когда получил в конторе первые деньги за работу, то оказался и вовсе на седьмом небе! В тот же день доложил начальству, что решил уезжать. Иван Николаевич уговаривал:

— Куды торопишься? Там дома-то тоже, поди-ко, не мед… Оставайся, пашпорт выправим и фатеру подыщем.

Евграф при всех поклонился ему в пояс и ринулся на вокзал. Хватило денег не только на билет, но еще и на радужного, пахнущего лаком, веселого игрушечного петуха. Внук Виталька все время стоял в глазах, пока ехал Миронов в поезде. На своей станции, где его судили за «сплотацию» и много суток держали в поселковой бане, не стал он искать никаких подводных попутчиков. В ночь пешком ударился Евграф к дому: к жене Марье, к дочке Палашке, ко внуку Витальке… Уже на второй день, ближе к обеду, открылась перед ним деревня Ольховица, и Евграф от души трижды перекрестился и вслух произнес: «Слава тебе, Господи!» Он сошел с дороги и сел прямо в траву, чтобы переобуться. Обе ноги были стерты до живого мяса. Он взял под мышку золотарские сапоги. Пошел в Шибаниху босиком, напрямую вдоль реки. По дороге он сорвал большой лист лопуха, сделал из него кулек и начал собирать землянику для внука Витальки. Спелых ягод было еще мало, они покраснели только с бочков. Евграф насчитал сорок штук, спрятал кулек в котомку. Начал рвать с травяной обочины тоже едва народившиеся гигли. За этим занятием на пустоши и застал его ехавший на телеге Иван Нечаев.

— Евграф да Анфимович, ты ли это? — Обрадованный Нечаев остановил кобылу.

— Я! — распрямился и торжественно выдохнул Евграф. — Доброго здоровьица, Иван да Федорович.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 66
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Час шестый - Василий Белов бесплатно.

Оставить комментарий