Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короны рассыпались, и осколки камня летели на панель. Потом парни сшибли орлу головы и принялись за державу и скипетр.
- Так ему и надо - этому хищнику! - сказала мама.
...Помню, как мы с отцом ездили трамваем на Невский проспект в кинотеатр "Пикадилли" смотреть кинокартину "Стенлей в дебрях Африки". Там были львы, негры, охотники за гиенами. А когда мы вышли из кинотеатра и дошли до угла Садовой улицы и Невского, нас чуть не сбили с ног толпы идущих людей.
Две толпы шли навстречу друг другу, запрудив весь Невский. Одна толпа пела "Вихри враждебные веют над нами", а другая кричала: "Да здравствует Временное правительство!" Раздались ружейные выстрелы, все побежали, и мы еле вернулись домой. Это было третьего июля.
Помню еще забитый людьми Каменноостровский проспект. Дикая давка. Отец взял меня на руки. А на балконе дворца Кшесинской стоял небольшого роста человек в черном расстегнутом пальто и что-то взволнованно говорил. И все столпившиеся на проспекте смотрели на балкон и кричали: "Ура! Долой министров-капиталистов!" И опять: "Ура!" И папа кричал тоже. И даже я один раз крикнул "ура", потому что все так кричали.
По Большому проспекту шли дамы с вырезанными из картона щитами, на которых были приколоты жестяные значки в виде зеленого березового листика, на котором сидела коричневатая пчелка. Дамы останавливали прохожих и говорили: "Пожертвуйте кто сколько может на трудоустройство инвалидов войны". И дамы прикрепляли значки на грудь прохожим, которые опускали монетки в большие копилки. Мама мне купила такой значок, и я гордо носил его на груди.
Помню еще обыск. К нам пришли какой-то моряк в кожаной куртке, солдат в папахе и с ними наш дворник Федор.
Моряк сказал - проводим обыск на предмет, нет ли у вас оружия.
- У меня есть пташка. Осталась от военной службы, - сказал отец. - Я был военным врачом.
- Придется взять шашечку, - сказал солдат. - Вам не нужна, а нам еще пригодится.
И взял шашку.
- А это что такое? - спросил моряк, увидев на стене большой мой портрет. На портрете я стоял на дорожке Летнего сада, в матросском костюмчике, в бескозырке с ленточками, с детской саблей на ремешке.
- Смахивает на наследника царского престола Алексея Романова. С чего это он у вас? - спросил солдат.
- Это мой Володя, - сказал отец, указывая на меня. - Уж так как-то получилось, что он в этом костюмчике похож на сына царя. Но мы с царями ничего общего, слава богу, не имеем.
- Вам повезло, - сказал моряк.
И они ушли.
Мама вернулась из булочной и сказала, что хлеба нет.
На Большом проспекте закрылись продуктовый магазин Бурцева, кондитерские "Карл Бездека" и "Жорж Борман", магазин металлических изделий Вержбинского и писчебумажный магазин Цыкина. Через весь проспект протянули длинный кумачовый плакат: "Да здравствуют Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов!"
В Никольском садике у Тучкова моста мы гуляли с моим другом Бобой Рабиновичем и в желтой деревянной беседке играли во взятие Зимнего дворца.
Так помню я свое детство до восемнадцатого года, когда встал вопрос о моем поступлении в гимназию.
ПТИЧКА БОЖИЯ
Когда же я впервые пошел в школу?
Этого дня ждал весь наш дом.
Мама начала волноваться еще за неделю, тетя Феня две недели скрывала свое волнение и начала проявлять нервозность за два дня, а папа уходил с книгой в уборную и волновался там, чтобы никто не видел.
Я тоже, конечно, волновался, но так как я был маленький, то волновался меньше.
И вот наступило утро этого дня. Я проснулся, умылся, оделся и вышел в столовую. Мама уже хлопотала у стола.
- С добрым утром, - сказал я и хотел поцеловать маму. Но мама отошла в сторону и кинула на меня изучающий взгляд.
- Как ты одет?
- Как всегда, - оказал я.
- Сегодня не "как всегда". Сегодня ты идешь на экзамен в гимназию. (Тогда еще была гимназия. Школой она стала через три месяца.) Я же тебе положила на стул чистую рубашечку, а ты опять надел эту кацавейку. И ради такого дня можешь помыть шею. Ничего не случится.
Я понимал, что нужно умываться, но мыть каждый день шею я считал излишней роскошью. Тем не менее я помыл шею, переодел рубашку и выглянул в окно.
На улице светило солнце, но все было более или менее обычно. Спешили прохожие, дворник подметал тротуар, шли трамваи.
В столовую вошел папа.
- Ну, как настроение? - спросил он. - Выдержишь экзамен?
- Не знаю, - сказал я и в этот момент начал вдруг волноваться.
Мама налила мне чай в стакан с подстаканником.
- С сегодняшнего дня ты взрослый мужчина, - сказала она, - и тебе полагается подстаканник.
А тетя Феня положила мне на блюдце румяные свежие коржики:
- Это я тебе испекла по случаю твоего экзамена.
Но я уже не мог ни пить, ни есть.
- Иди сюда, - сказал папа, - я тебя по-человечески причешу.
Он сел в кресло, зажал меня между своими коленями и раз пять делал мне английский пробор. Получалось то криво, то косо, то никак. И все же отец добился желаемого: пробор прямой тропинкой пересекал мою прическу.
- Иди сюда, - сказал отец и смазал мои волосы светло-зеленым бриллиантином. Теперь они сверкали, и я был готов к экзаменам.
- Ну, желаю тебе успеха, - сказал он и улыбнулся. Улыбка у него не очень получилась, потому что он был очень взволнован. Мне даже показалось, что он волнуется больше, чем я.
Мама взяла меня за руку и повела в гимназию. Сзади шла тетя Феня в своей шляпке, отделанной цветами и виноградом.
Гимназия ничего особенного из себя не представляла. Обыкновенная дверь обыкновенного дома. Слева - аптекарский магазин, справа - булочная. Только в дверь все время входили мальчики и девочки с папами и мамами. Все входили, и никто не выходил.
Мы вошли в большой коридор. Здесь было множество ребят. Все стояли возле своих родителей и ждали.
А из одной двери выходила высокая тетя и выкликала фамилии. Тогда мамы или папы толкали свое дитя, и оно шло к двери, за которой исчезало, а потом, много времени спустя, выходило улыбаясь, или мрачное, или даже в слезах.
Все смотрели на выходящего или выходящую и начинали дрожать. В том числе и я.
И вот высокая тетя произнесла:
- Поляков Володя.
- Иди же! - сказала мама. - Не волнуйся, ничего страшного нет. Все будет хорошо.
"Откуда она знает?" - подумал я и пошел в открытую передо мной дверь.
Войдя, я шаркнул ножкой и сказал - здравствуйте. Голоса у меня почти не было.
Передо мной стояла полная румяная женщина небольшого роста в зеленой вязаной кофточке.
- Меня зовут Елизавета Петровна, - оказала она. - Садись.
И я сел за парту. Парта была небольшая, черная, но мне она показалась тогда огромной, похожей на корабль, который отплывает в далекие неизвестные страны.
- Ты читать умеешь, Володя? - раздался голос учительницы.
- Умею, - сказал я.
- Вот, прочти это.
И она дала мне книжку.
Я прочел:
- "Осенью в саду увяли цветы и листья на деревьях пожелтели. Ветер шумел в ветвях. Мокрые воробьи прыгали по лужам".
- Хорошо, - сказала Елизавета Петровна. - Достаточно. Знаешь ты какие-нибудь стихи?
- Знаю, - сказал я, встал и продекламировал: - А. С. Пушкин.
Птичка божия не знает ни заботы, ни труда, Хлопотливо не свивает долговечного гнезда.
Долгу ночь на ветке дремлет, Солнце красное взойдет, Птичка гласу бога внемлет, Встрепенется и поет.
- Молодец, - сказала Елизавета Петровна. - А что ты думаешь об этой птичке?
- Ничего я о ней не думаю.
- А что думал о ней Пушкин?
- Он мне не говорил.
Елизавета Петровна улыбнулась.
- Я понимаю, что он тебе не говорил, но ведь поэт всегда думает о том, что он пишет. Как ты полагаешь, Пушкин сочувствовал этой птичке? Ему нравилось, что она не свивает гнезда?
- Я думаю, что ему нравилось, - сказал я.
- Значит, это хорошо - не знать ни забот, ни труда?
- Мой папа говорит, что человек не может не трудиться.
- Твой папа говорит правильно. И птичка тоже должна трудиться и вить гнездо.
- Но ведь она же птичка? - сказал я.
- Ладно. Оставим это. Скажи, пожалуйста, сколько будет три плюс два?
- Пять, - сказал я.
- А пять минус четыре?
- Один.
- А дважды восемь?
- Пятнадцать, - сказал я.
- А если подумать?
- А если подумать - шестнадцать.
- А девять разделить на три?
- Три.
- Ну, а теперь посмотри на эту картинку и расскажи, что на ней нарисовано.
И Елизавета Петровна подвела меня к висевшей на стене картине.
Я сказал - это сад, в саду гуляет женщина с детьми, мальчик играет на барабане, а девочка держит куклу. На кусте сидит ворона. А на клумбе цветы.
- Какие?
- Разные.
- Можешь сказать своим родителям, что ты принят в старший приготовительный класс, - сказала Елизавета Петровна. - Поздравляю тебя, теперь ты ученик гимназии.
Я шаркнул ножкой и пулей выскочил из класса.
- Ну как? - кинулась ко мне мама.
- Никак, - сказал я. - Все нормально. Меня приняли.
- Антология сатиры и юмора России ХХ века - Игорь Моисеевич Иртеньев - Прочий юмор / Юмористические стихи
- Сборник юмористических произведений - Олег Палько - Прочий юмор
- Сорок пять лет на эстраде - Николай Смирнов-Сокольский - Прочий юмор
- Иронические фантазии - Татьяна Берестова - Прочий юмор
- Пустынник Агафон - Николай Баженов - Прочий юмор
- Лицедеи - Владимир Алексеевич Колганов - Русская классическая проза / Прочий юмор
- Про Трёх поросят – на шуточный лад. Фантазия для театра - Николай Николаевич Лисин - Драматургия / Поэзия / Прочий юмор
- Дорогие товарищи - Варвара Карбовская - Прочий юмор
- Бывает… - Алексей Розенберг - Прочий юмор
- Искандер Фазиль - Фазиль Абдулович Искандер - Прочий юмор / Юмористическая проза / Юмористические стихи