Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ия удивленно посмотрела на сестер. Она еще не знала их истории.
Чемизов рассказывал все, как было, и в то же время он озарил эту историю таким светом, что даже для самих сестер она прозвучала как зов куда-то, как еле слышимая песня за стеной.
И вдруг они увидели себя по-другому, поняли себя иначе, почувствовали себя значительней, красивей.
Ия опустилась на ящик у окна, неотрывно смотрела на сестер.
— Труден их путь, много препятствий лежит перед ними, — задумчиво звучал голос Левы, — но свет далеких маяков все ближе, все ярче. Внучки погибшего борца отважно идут к океану. Знайте, забайкальцы! Они сейчас среди вас, они дошли до нашей земли, пьют воду из наших рек. Помогите им! Впереди у них еще год пути — год труда. Сейчас они в далекой Каларской тайге. Сестры, пусть не меркнет ваша мечта! Идущий — придет! И не забывайте великие стихи:
О весна, без конца и без краю —Без конца и без краю мечта!Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!И приветствую звоном щита!..
Едкие, неодолимые слезы прихлынули к горлу Ии. Она пыталась судорожно проглотить их, и поэтому лицо ее исказилось. Ей так захотелось юной, светлой чистоты, счастья, дороги к морю, что показалось — сейчас она вскрикнет, забьется в истерике.
— Поздравляю вас с Новым годом! Пусть моим приветом прозвучит для вас песня о любви — «Песня Сольвейг».
И вот уже возникла эта несравненная песня. Ася крепко сжала густые ресницы. Душу ее переполняли гордая отвага и яркая вера. Асе казалось сейчас, что она все может, все сделает. Она не предаст мечту, она поведет свой корабль. Она поведет его, несмотря ни на что.
— Да чего ты молчишь? — тормошила ее Славка. — Ты слышала, что он нам сказал? — Стоя сзади, она запрокинула голову Аси, целовала ее лицо с закрытыми глазами. На Асиной шее бились две жилки, приоткрытые, шершавые от мороза горячие губы дрожали.
— Успокойся, дурашка, — шептала Славка, платком вытирая ее лицо, — все исполнится, что загадано.
— Нет, Славка, тебе не по пути со мной, — ответила Ася, прижавшись щекой к ее упругой груди. — Это ведь я прощаюсь с тобой. Расходятся наши дороги.
— Что за бред! Почему расходятся?
— Ты уже ушла от меня. Ты еще этого сама не знаешь, а я знаю. Вспомни историю красавицы Евдохи. Пойдешь со мной и будешь заглядывать во все лица, искать рыбака.
— Ты хочешь, чтобы я тебе повторила московскую клятву? — спросила Славка. Ася уловила в ее голосе смутную неуверенность.
— Не надо. Этим не шутят.
А с потолка все шел и шел густой снег и все не мог долететь до пола.
У Аси было такое чувство, как будто удивительный фантазер склонился к ней и рассказал удивительную историю.
И другие, должно быть, почувствовали что-то вроде этого. Бросив работу, они подходили к сестрам, рассаживались вокруг на полу, на дровах. Ия тоже подошла, прислонилась к стене, смотрела в пол немигающими, напряженными глазами. Всех коснулось что-то необычное, и каждый вдруг о чем-то смутно затосковал, точно услышал зов. Но чей? Куда? Или это песня повеяла красотой? Или стихи всколыхнули что-то спавшее в душе? Или эта история сестер каждому напомнила о его море, к которому он еще не пришел? Лица у всех посветлели, стали красивее, точно все слушали тихую песню из-за стены.
— Как это у вас все славно получается, — проговорила Любава. Ия незаметно кивнула головой. — А я вот как-то засохла. И не мечтаю уже ни о чем. Так, работаю и работаю. Все у меня будни.
— А кто виноват? — дрожащим голосом спросил Космач. — Сами!
Ия опять чуть кивнула головой.
Он зло махнул рукой и ушел за ель, на которой было так много игрушек, что она будто укуталась в пеструю шубу. Ему хотелось сказать, что много лет он загубил, много лет имел дело только с судами да тюрьмами. И жил он без всякого моря. Ему даже рассказать людям нечего. Не будешь же рассказывать о темной камере с цементным полом, о решетках на окнах, о дверях, обитых железом, о лязге затворов. А может быть, рассказать уголовные истории его дружков об убийствах, о грабежах, о драках? Никогда еще Космачу не казалась своя жизнь такой угрюмой и мрачной. И все это из-за маленькой девчушки с оленьими глазами.
Ася уловила этот невидимый, теплый порыв, который дохнул в души ребят и девчат, растревожил их, осветил их лица, глаза. Колоколов смотрел на сестер ласково, нежно. А Любава вдруг почти выкрикнула:
— Вот паразиты!
И Ася знала, что это сказано о Татаурове с Дорофеевым.
— Ничего, девчата, идите к своему. А мы поможем вам, — снова сказала Любава. И тут же у нее тоскливо вырвалось: — Господи! Люди на Луну собрались лететь. А я куда лечу?
— Наше море, наша луна — это знаменитые на весь мир серебряные лисьи шкуры, — строго отозвался Колоколов.
Все повернулись к нему, жадно ждали его слов.
— А ведь эта красота нашими руками выращена...
Громко взвизгнула, распахнулась дверь, мелькнула черным крылом, взвилась пола Ииного пальто.
Ася вскочила, бросилась следом, выбежала в морозно-трескучую ночь, крикнула в туманный мрак:
— Ия, вернись! Ия!
Мрак молчал, точно никто не пробегал, не проносился по скрипучим снегам.
Прощание с Чапо
Колоколов ясно представлял себе, насколько неприятным будет столкновение с Татауровым. Он тщательно подготовился, взял решение комсомольского собрания, переговорил с парторгом. В кабинет входил он, готовый к драке. Но едва лишь произнес несколько слов в защиту Аси, как Татауров рассеянно и угрюмо буркнул:
— Она тебе нужна на ферме?
— Очень нужна.
— Незаменима? — осклабился директор.
— Незаменима.
— Ну и пускай работает. Тоже проблему нашел.
Колоколов изумился. Для Татаурова было все равно: воровка Ася или честная, выгнать ее или оставить.
— Слушай, Колоколов, нам нужно подумать о разведении белоснежных лисиц. Их вывели в Бакурианском зверосовхозе, — озабоченно и громко заговорил Татауров. В глазах его загорелся азарт. — Любопытный зверь, я тебе скажу. Ты видел этих белоснежных? — Он совсем оживился. — Белый волосяной покров с рисунком из черных пятен. Пятна расположены на концах лап, на морде, на хребте...
...Труднее оказалось с Коноплевой. Директор школы, признавая, что педагог она плохой, все же не отпускал ее. Просто так, из упрямства не отпускал. Асе и Колоколову пришлось раза два побывать в райкоме партии, пока все утряслось.
Когда Ася и Славка пришли к Ие и сказали ей об этом, с ней вдруг случилось непонятное. Вместо радости она почувствовала горечь и какую-то непонятную грусть.
Сестры стояли среди замусоренной комнаты с бугристыми, голыми стенами, а она растерянно сидела на кровати и смотрела на них. Сквозь слезы они виделись как в тумане.
Ей подумалось, что давным-давно и она была такой же, да только не сумела сохранить себя, свою душу, и теперь ей предстоит трудное: вернуться к самой себе. И еще ей показалось, что здесь, в Чапо, не такие уж плохие люди, а это, скорее, она была плохой. И совсем странное произошло дальше. Она поймала себя на том, что ей не хочется уезжать. Но это продолжалось только миг.
Она вскочила, засуетилась, загремела табуретами с дырками от выпавших сучков.
— Садитесь, девочки, садитесь!
— Что, от радости готова до потолка прыгать? — воскликнула Славка.
Ия остановилась перед сестрами — худая, с дергающимся уголком крашеного рта. Она смущенно, неуверенно ответила:
— Не знаю... Право, не знаю... Уезжать, конечно, нужно... Обязательно... Да вы раздевайтесь! Чаю попьем! — она бросилась к печке, но печка была холодной, закопченный чайник пустым, а стаканы немытыми. «Да и сахару нет», — вспомнила она и прошептала:
— А, черт!
— Ты не суетись! — остановила ее Славка.
— Посидим так, — добавила Ася.
Сестры сели к столу. Ия, стыдясь своего неуютного жилья, торопливо смахнула со стола какие-то крошки и тоже села. Но тут же вскочила, взяла с подоконника консервную банку-пепельницу, пачку папирос.
— Вы уж, девочки, не ругайте меня, — умоляюще попросила она. — Но, честное слово, сегодня я не могу... А вообще-то обязательно брошу! Обязательно!
— Да соси уж, ладно! — Славка усадила ее рядом. — Где-то я читала, что целовать курящую женщину — это все равно что лизать пепельницу!
Ия серьезно посмотрела на неё, уголок рта задергался сильнее.
Ася под столом толкнула ногу сестры и ласково спросила Ию:
— Куда ты теперь поедешь?
Ия пустила дым через нос, облокотилась на стол, сжала голову руками.
— Я бы поехала с вами, — ответила она, помолчав. — Вернее, за вами... За вами я поеду... следом, — говорила она прерывисто и непонятно.
Сестры смущенно молчали, не зная, что сказать. Ася отрывала ленточки от газеты, лежащей на столе.
— Вы не думайте... не считайте... что я такая... не знаю уж какая... Пропащая, что ли... Или вроде слякоти...
— Да что ты, Ия, милая! Мы и не думали...
— Я — человек! — прервала Коноплева Асю. — Я многое могу... Теперь могу, — поправилась она и резким тычком сломала папиросу о дно банки, придавила огонек.
- Рассказы - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Гроссмейстерский балл - Илья Штемлер - Советская классическая проза
- Разные годы жизни - Ингрида Николаевна Соколова - Рассказы / Советская классическая проза
- Фараон Эхнатон - Георгий Дмитриевич Гулиа - Историческая проза / Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Иван Шевцов - Советская классическая проза
- А зори здесь тихие… - Борис Васильев - Советская классическая проза
- Взрыв - Кирилл Шишов - Советская классическая проза
- Братья с тобой - Елена Серебровская - Советская классическая проза
- Сыновний бунт - Семен Бабаевский - Советская классическая проза
- В добрый час - Иван Шамякин - Советская классическая проза