Форма входа
Читем онлайн Крымские каникулы. Дневник юной актрисы - Фаина Раневская
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
План наших летних гастролей составлен с таким расчетом, чтобы объехать все побережье. Я рада. После такой тягостной весны испытываю сильную потребность в морском воздухе. Поесть вдоволь рыбы тоже хочется. Уж и не вспомню, когда я наедалась до отвала. Из зеркала на меня смотрит костлявая физиономия с темными запавшими глазами. Нашла у себя несколько седых волос.
28 мая 1922 года. СимферопольТеатров прибавляется, словно грибов после дождя. Некоторые называются так, что впору хвататься за голову. В Москве есть Опытно-героический театр[111]. Не знаю, что это за театр, но название меня пугает. Есть столько хороших слов: Камерный, Художественный, Драматический и пр. В сравнении с подобными названиями даже «Театр актера» звучит небесной музыкой.
Ловлю себя на том, что стала ворчливой. Ворчливость пугает, поскольку она признак старости. Иногда чувствую себя очень старой.
30 мая 1922 года. СимферопольПослезавтра уезжаем в Керчь. Поедем через Карасубазар[112], в котором скрывался при белых И. Название «Карасубазар» кажется мне сказочным, хожу и напеваю: «Карасубазар, Карасубазар». И. сказал, что оно переводится на русский как «рынок у черной воды». Из Керчи мы двинемся вдоль моря к Евпатории. Оттуда вернемся в Симферополь. Помимо спектаклей станем давать выездные концерты. Для них заготовлены декламации и несколько коротеньких современных постановок в революционном духе. Мы называем эти постановки «одинарными», потому что они репетируются всего один раз. По правде говоря, там и репетировать-то нечего. Каждому из нас надо что-то декламировать. Р. сначала предложил мне ужасно невыразительное стихотворение про революционный гудок[113]. Прочитав его, я сказала, что прочту «Во глубине сибирских руд». Р. согласился. С ним много проще договориться, нежели с Е-Б. Р. умеет найти выход из самых сложных положений. Когда никто из труппы не захотел играть священника и раввина, которым по сюжету предстояло драться друг с другом, Р. не стал никого принуждать, а убедил Сойфера заменить эту пьеску на другую. Предлог нашел замечательный. Сказал, что раз священник русский, а раввин еврей, то получается антисемитская пропаганда, прикрытая революционной маской. Нынче модно искать во всем скрытую контрреволюционную пропаганду. Сойфер подумал и согласился, что и вправду нехорошо. Дал Р. другую пьеску, про глупого генерала и его революционного денщика.
О Сойфере. Вчера у меня с ним произошла небольшая стычка. Сойфер считает себя знатоком театра. Подозреваю, что в юности он пытался стать актером или писал пьесы. Он собрал нас для того, чтобы дать нам напутствие в дорогу, но потом вдруг начал критиковать нас. Мою игру он критиковал с особенным удовольствием, хотя как еврейке мог бы сделать небольшую поблажку. Я рассердилась (какой актер не рассердится, когда его игру критикуют профаны?) и на еврейском напомнила Сойферу, что по чужой заднице всегда приятно шлепать. Он осекся, сделал недовольное лицо, но оставил меня в покое. Все спрашивали, что я ему сказала, но я перевела только Павле Леонтьевне.
2 июня 1922 года. СимферопольС детства ненавижу сборы в дорогу из-за суеты, которой они непременно сопровождаются. Готовились, собирались, но все равно выезд задерживается. Пока все бегают и кричат друг на друга, я присела в углу и достала свой дневник, чтобы записать одну интересную мысль. Театральная тетрадь лежит в багаже, который мне сейчас неохота распаковывать. Я убрала ее туда, чтобы не потерять ненароком, а дневник положила в свой дорожный саквояж, чтобы на всякий случай был под рукой. Пишу мысль, пока не забыла. В последней сцене надо показать испуг Глафиры как можно сильнее. Она должна бояться не только того, что Дульчин сейчас застрелится, но и того, что он может выстрелить в нее. А после того как он вспомнит про вдову Пивокурову, Глафира обрадованно засуетится. Заерзает в кресле, не просто встанет, а вскочит, возможно, что и руки потрет или плечами передернет. Это придаст ее образу красок под самый занавес. Мне очень по душе такие вот неожиданные последние штрихи. Спектакль заканчивается, зрители уже приготовились аплодировать, а я им показываю напоследок нечто новое. Это все равно как, уходя из гостей, при прощании вместо платка нечаянно вытащить украденную ложку. Ложек я не краду, а вот удивлять под занавес мне нравится.
Павла Леонтьевна находит мою игру выразительной. Она говорит, что я стала настоящей актрисой. Иногда шутит, что я окончила театральный университет с золотой медалью. А я чувствую, что никогда не окончу этого воображаемого университета. Каждая новая роль – все равно что экзамен. Сдаю его и готовлюсь к следующему. И так будет всю жизнь. Актерскому ремеслу невозможно научиться разом навсегда, мы же не сапожники.
10 июня 1922 года. КерчьСказочный Карасубазар оказался обычной деревней. Задумалась над тем, какую силу имеют звучные названия. Порадовалась за себя. Я выбрала себе удачный псевдоним, превратившись из крестьянки в помещицу[114]. В Керчи нас встретили хорошо. Рядом с гостиницей – кинематограф. Мы с Павлой Леонтьевной смотрели «Вавочку»[115] и «Под ударами судьбы»[116]. Янова[117] сыграла Вавочку очень выразительно. Долго обсуждали с Павлой Леонтьевной, что будет, когда кинематограф заговорит. Пришли к выводу, что достойной конкуренции театру он никогда составить не сможет. Павла Леонтьевна подобрала очень удачное сравнение. Она сравнила театр с настоящим яблоком, а кинематограф – с бутафорским. Я поклялась, что никогда не стану сниматься в картинах, и покаялась в том, что когда-то, совсем недавно, имела такое желание. Моя добрая Павла Леонтьевна посоветовала мне не зарекаться и сказала, что кинематографом не стоит пренебрегать хотя бы ради известности. Привела в пример Янову. Кто бы знал ее дальше Киева, если бы она не снималась в картинах? Да еще и в скандальных, вроде «Дориана Грея»[118]. Я помню, какой скандал вызвала эта картина. Чего только не говорили о Яновой из-за того, что она сыграла мужчину. Известность Яновой после «Дориана Грея» выросла, но какой ценой! Я сказала Павле Леонтьевне, что мне не хочется такой известности. Я не хочу, чтобы меня осуждали. Я хочу, чтобы мной восхищались. Как Верой Холодной. Вспомнив Веру, мы обе прослезились. Невероятно жаль ее, бедняжку. Погибла такой молодой. Янова, насколько мне известно, эмигрировала.
Выгода наших гастролей в том, что помимо круп и прочего, что выдано нам в дорогу в счет нашего пайка, нам что-то выдают и здесь. Вдобавок приезды и отъезды сопровождаются не только митингами, но и «банкетами». Так, по приезде нас накормили кашей и ставридой. Не сомневаюсь, что накормят и в дорогу. Простота нашего бытия, когда-то невероятно угнетавшая меня и остальных, теперь уже никого не угнетает. Мы радуемся, когда вместо цветов нам дарят селедку. Мы вообще радуемся каждому пустяку. Омрачают эту радость лишь постоянные ссоры, неизбежные во время гастролей, когда нарушается привычный быт. Казалось бы, всем нам, давно знакомым друг с дружкой и многое испытавшим, следовало быть терпимее, но нет. Давнее знакомство не смягчает вспыхивающие ссоры, а, напротив, подливает масла в огонь. Начав ругаться из-за места в гримерной, люди вспоминают давние обиды, и ссора растет как снежный ком. С. И. часто вспоминает антрепренера Арцыбушеву[119], у которой было строгое правило: за каждое бранное слово, произнесенное в театре (разумеется, вне сцены), артист штрафовался на рубль, а любая ссора обходилась каждому, кто принимал в ней участие, в пять рублей. Хорошо бы и у нас завести такое правило, только штрафы брать не деньгами, а продуктами и табаком. Но наш добрейший Р. с этим не справится. У него прекрасный характер, но твердости ему недостает. А Павла Леонтьевна старается игнорировать все склоки. Ее возвышенная душа их не принимает. Я не раз была свидетельницей того, как она шла на уступки при малейшем намеке на ссору. Некоторые люди этим беззастенчиво пользуются вместо того, чтобы брать с нее пример.
12 июня 1922 года. КерчьВсе мы скептически относились к новшеству, предложенному Р. Новшество заключалось в том, чтобы не возить с собой декорации. Это очень тяжело, громоздко и хлопотно. За зиму и весну мы все обессилели, кроме того, выступать нам приходится в разных местах, и с перевозкой тоже есть трудности. Но совсем без декораций нельзя, считали мы, хоть какие-то декорации должны быть. Иначе непонятно. Но Р. сказал, что гораздо проще перед началом каждого действия рассказывать зрителям, где оно происходит, и что он возьмет это на себя. Р. сослался на китайский театр, якобы там всегда так делают. Мы были недовольны, но декорации находятся в ведении режиссера. На деле же оказалось, что задумка Р. не так уж и плоха. Он очень выразительно описывает место действия, бегает по сцене, машет руками. В эти моменты он похож на большого мудрого ворона. Зрители слушают его словно зачарованные и остаются довольны. Мы шутим, что в следующие гастроли не станем брать реквизит с костюмами. Р. отвечает на это, что тогда он и всех нас оставит в Симферополе, а сам будет ездить один и читать пьесы со сцены. Чтец из него замечательный.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Крымские каникулы. Дневник юной актрисы - Фаина Раневская бесплатно.
Похожие на Крымские каникулы. Дневник юной актрисы - Фаина Раневская книги
- Людмила Целиковская. Долгий свет звезды - Михаил Вострышев - Кино, театр
- Те, с которыми я… Александр Абдулов - Сергей Соловьев - Кино, театр