Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На глазах у него появились слезы, губы дрожали. А я кричал хриплым голосом:
— Брат твой станет черствым, бессердечным. Вот увидишь, он погрязнет в пороках и станет никчемным человеком. Ты знаешь, что у меня во всем мире нет ни одной родной души? Берегись! У тех, кто собирает эти подаяния, ничего и никого не остается.
Он ничего не ответил, повернулся и пошел, едва передвигая ноги. Я ликовал.
— Ты обидел брахмана. Это тебе даром не пройдет! Ни тебе, ни твоему брату, ни Перишастри, — кричал я ему вслед.
Он уходил, время от времени оглядываясь назад.
Я снова вернулся к храму. Когда стемнело, я лег спать. Ночью проснулся от жгучей боли в ноге… Меня знобило, горела голова. Потом сознание помутилось, показалось, что сотни, тысячи железных гвоздей устрашающе пляшут вокруг меня.
* * *Когда я наконец начал приходить в себя, я почувствовал, что кто-то бережно укрывает меня одеялом, потом кто-то дал мне лекарство, сделал укол… Все это я сознавал очень смутно и не понял, кто же был этот человек.
Мало-помалу лихорадка проходила. Я увидел, что лежу на циновке из листьев финиковой пальмы в хижине рядом с храмом. Под головой подушка, на ноге повязка… Рядом стоят две бутылки с лекарством. У дверей чья-то тень…
Я с трудом попытался приподняться. Человек у дверей спросил:
— Что-нибудь нужно? Вам нельзя еще вставать, — и подошел ко мне.
Рамешам! Это был он. Я лег и закрыл глаза. Он сел рядом со мной, потрогал рукой лоб и сказал:
— Кажется, жар проходит. Три дня вы метались в бреду и ничего вокруг себя не замечали. Вы даже не почувствовали, как доктор сделал вам укол…
Мне стало очень горько и стыдно.
— Прости меня! Я мерзко вел себя в тот раз.
Рамешам налил в стакан лекарство.
— Вот выпейте — сразу поправитесь. А я схожу к доктору, еще лекарства принесу, — говоря это, он влил мне в рот какое-то питье. — Сегодня от моего брата пришло письмо. Пишет, успехи в школе хорошие. Ему осталось учиться еще один год… Потом станет большим человеком… Недавно послал ему тридцать рупий. А как он красиво пишет по-английски!.. — сказал Рамешам, уходя.
Тьма окутала город. На крыше храма жалобно пискнула какая-то птица. Сердце мое отчего-то сжалось. Сделав усилие, я поднялся и вышел на улицу.
На улице прохожие взволнованно переговаривались:
— Где? Где это случилось?
— Да, говорят, на главной улице.
— Вот беда какая!
— Несчастный!
Спотыкаясь, я побежал туда. Посреди дороги, истекая кровью, лежал Рамешам. Шофер не сумел вовремя затормозить грузовик…
Я наклонился над Рамешамом. Слезы капали из моих глаз. В одной руке он сжимал какую-то бумагу. Я взял измятый клочок. Это было письмо от его брата… В тусклом свете фонаря я прочитал строчки, написанные ровным, красивым почерком:
«Я учусь хорошо. На следующий год приеду домой. Я отблагодарю тебя, мой старший брат».
Я закрыл глаза.
Вокруг суетились полицейские, выспрашивали подробности происшествия.
Семейный портрет
«И это называется жизнь на покое!» — думал я, собирая осколки стекла от разбитого семейного портрета. Конечно же, один из них впился в мой палец, потекла кровь. Маленький негодник, который на бегу свалил с комода эту фотографию в красивой окантовке, глазел на меня с безмятежной улыбкой.
— Убирайся! — заорал я.
Я был раздражен до предела. Только ушел в отставку, а тебя уже ни в грош не ставят! С детьми сладу нет, только что крышу с дома не срывают.
Шесть озорных мальчишек, старшему, Раджу, двенадцать лет. Встрепанная шевелюра и задумчивый взгляд. Я думал, что он станет поэтом или философом, но он обнаружил склонность к технике. Однажды за ужином перегорели пробки, Раджу вскочил и в одну минуту, светя себе карманным фонариком, вставил новые пробки и с гордым видом уселся на свое место. Я заметил, что, видно, надо ему бросать школу (отметки — хуже некуда) и работать монтером.
— Не грех бы похвалить парнишку! — мягко упрекнула меня жена.
Другие члены семьи стали благодарить мальчика, а он, как ни в чем не бывало, заявил:
— Это пустяк! А на дедушку я не обижаюсь. Он старый, и я его уважаю, пусть говорит, что хочет.
Все сидящие за столом разразились смехом, а я вконец расстроился и замолчал.
Шесть сорванцов — один уймется, так другие нашкодят. Вот сцепились двое младших, раздался дикий вопль, и я кинулся их разнимать.
Я поднял с пола семейную фотографию и стал ее рассматривать. Вот мой сын Раджасекхар, который получил «эм-эй» — степень магистра искусства; его жена Рама — очень мила, ничего не скажешь. Рядом с ней — Суджата, моя старшая дочь. Она живет в Бхилаи, ее муж работает на заводе. Вторая дочь — Ванаджа, ее муж преподает в колледже в Бангалуре. Это по случаю ее родов уехала моя жена. Лучше бы Ванаджа сюда приехала. Но муж ее не отпускает. В результате вместо дочери и жены я имею стопку нежных писем.
А вот и третья дочь, она еще не замужем. Сдала на «эм-эй» и преподает в женском колледже. Сверх того в газетах сотрудничает. С разговором о замужестве к ней не подступиться — обольет презрением. А у отца из-за этого сердце не на месте.
Пожалуй, с момента отставки я ни разу не чувствовал себя спокойно. Буквально ни минуты покоя. Когда жена дома и дети ходят в школу, еще куда ни шло. Но теперь? Я даже не в состоянии дочитать до конца утреннюю газету.
К десяти часам мой сын и невестка уже уходят на работу (невестка — школьная учительница). Я остаюсь один в доме и с тоской вспоминаю мою жену, ее доброе лицо, ее стройную фигуру. Я написал ей неделю назад. Жаловался, что никто меня не слушает. Ответа от нее не было. Видно, даже ей до меня дела нет.
Да, дети взрослые, живут сами по себе. От моей денежной поддержки отказались, а я ведь получаю хорошую пенсию. Хотел подарить младшей дочери золотое ожерелье, так она раскричалась на меня. Дескать, просто неприлично покупать такие дорогие вещи в нынешние тяжелые времена.
Тогда я решил снять деньги со своего банковского счета. Три тысячи рупий — немало! Придя домой, я сказал об этом сыну, но он и не подумал о чем-нибудь меня спросить. Я обиделся и закричал:
— Да, я снял деньги, чтобы отдать их первому встречному! Раз никто в них не нуждается…
Сын нисколько не был обескуражен моей вспышкой. Он спокойно обратился к жене:
— Отец что-то сердится. Свари ему кофе, пожалуйста…
На следующий день я положил деньги обратно. Банковский служащий заметил, что он так и думал: к чему, дескать, мне такая сумма. У меня ведь хорошие дети, стоят на собственных ногах, не то что у него — все из отца тянут…
Дома опять бесчинствовали дети. Раджу-то занят делом — чинит граммофон. А его два брата вырезали картинки из журналов и крошили их на мелкие клочки — весь пол был замусорен. Еще двое выдували мыльные пузыри. А тот негодник, что разбил семейный портрет, выдавливал из тюбика зубную пасту и разбрызгивал ее кругом. Он был весьма увлечен своим делом.
Я не мог оставаться безучастным и выставил на улицу всех до одного, включая безвинного Раджу. На улице была палящая жара, но какое мне дело. Я должен был их наказать.
Я слышал за дверью, как Раджу утешал детей. Куда поведет их этот негодный? Играть с соседними детьми? Но те в это время спят.
Нет, сердце не на месте. Перегреются на солнце дети, заболеют. И в другой раз дочери не пришлют внуков на каникулы.
Я вышел из дому. Они все стояли шеренгой у стены. Раджу дерзко спросил меня, почему я долго не шел. Я посмотрел на младшего озорника, перемазанного зубной пастой, и протянул к нему руки, он кинулся в мои объятия, другие — следом.
Раджу снова уселся чинить граммофон. Моя третья дочь пришла из колледжа и спрашивает:
— Письма есть для меня?
— Что я, сторож здесь или слуга?
— И от мамы нет писем? — спросила она.
Я не ответил.
Послышался шум мотороллера: вернулись с работы сын и невестка. Сын примет душ и отправится в клуб. А сейчас его окружили дети и рассказывают ему, как они провели день. Он повернулся ко мне и сказал спокойно:
— Наверное, они сегодня весь дом разнесли. Ведь недаром вы их выставили на палящее солнце.
Я был вне себя:
— Да. Я бесчеловечен. Верно?
Он был удивлен, но не потерял выдержки.
— Да что вы сердитесь, папа? — сказал он.
Я продолжал неистовствовать:
— Меня задвинули в угол. Я в отставке. Никому я не нужен.
Он повернулся и ушел. Ну, раз со мной так обращаются, я не буду есть сегодня. Но меня никто не звал к ужину, и я незаметно задремал.
Проснулся я от звука голосов в холле. В комнате было темно. Они оставили меня одного! Но нет, входят сын и невестка, зажигают свет, просят меня выйти к столу. Не пойду!
Но тут я ощущаю нежный аромат жасмина и слышу звон запястий. Это моя жена. Приехала! Она осунулась, но на губах улыбка, голос нежный.
- Народные повести и рассказы Южной Индии - неизвестен Автор - Проза
- Книга вымышленных существ - Хорхе Луис Борхес - Мифы. Легенды. Эпос / Проза
- Чем кончилась одна командировка - Генрих Бёлль - Проза
- Все приключения Шерлока Холмса - Джон Карр - Проза
- Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник) - Артур Дойл - Проза
- Ещё раз О.Генри (сборник) - О. Генри - Проза
- Записки музыковеда - Игорь Резников - Рассказы / Проза / Публицистика / Прочий юмор
- В СТОРОНЕ ОТ БОЛЬШОГО СВЕТА - Юлия Жадовская - Проза
- Филострато. Охота Дианы - Джованни Боккаччо - Европейская старинная литература / Проза
- Любовь на темной улице (сборник рассказов) - Ирвин Шоу - Проза