Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце 1990-х это поколение начало поступать в вузы, и мы с коллегами в Стэнфорде заметили новое явление – появление родителей в кампусе. С каждым годом становилось все больше родителей, которые выискивали для своих сыновей и дочерей различные возможности, принимали за них решения и разруливали их проблемы – все то, что студенты раньше умели делать сами. Надо заметить, что это происходило не только в Стэнфорде, но и в четырехлетних колледжах[14] и университетах по всей стране, что подтверждали беседы с коллегами из других регионов США. В то время мы с мужем растили наших детишек и не до конца понимали, что сами в своем доме во многом ведем себя как «вертолеты».
Большой бум
Первым поколением, заработавшим ярлык родителей-«вертолетов», стали дети беби-бума[15], родившиеся с 1946-го по 1964 год. Старшая волна поколения миллениума, которым я занимаюсь, – это их дети. Дедушки и бабушки беби-бумеров были убеждены, что «детей надо видеть, но не слышать», а стандартный ответ ребенку звучал так: «Потому что я так сказал». В отличие от своих дедушек и бабушек, а может, как раз в силу такого подхода, беби-бумеры в подростковом и юношеском возрасте отстаивали свободу мысли и права личности, бросали вызов авторитетам и корректировали, а то и низвергали многие основополагающие парадигмы и нравы американского общества.
Конечно, беби-бумеры не были первыми в истории родителями, которые «нависали» над своими детьми. В 1899 году мать генерала Дугласа Макартура переехала за ним в Вест-Пойнт и поселилась в номере Craney’s Hotel, окна которого выходили на академию – оттуда она наблюдала за сыном в подзорную трубу и следила, как он учится[16]. Однако именно 76 миллионов беби-бумеров – крупнейшее на тот момент поколение в истории США – оказались способны быстро задавать тренды, будь то в моде, технологии или педагогике. Наверное, неудивительно, что, став родителями, они сумели изменить саму природу американского воспитания.
Исходя из собственных ценностей и опыта, а также общественных факторов 1980-х годов, которые мы рассмотрели выше, беби-бумеры стали играть более активную роль в жизни своих детей, постоянно присутствуя в их жизни и часто становясь для них самыми близкими друзьями. Это отличало их от собственных эмоционально отстраненных родителей, которые ни во что не вмешивались. Бумеры же стремились обеспечить детям нужный результат и становились их самыми горячими защитниками. Родители бумеров придерживались иерархии, структуры, авторитетов. Сами же бумеры бросали всему этому вызов, что привело к мощным изменениям в обществе, например сексуальной революции, появлению семей с двумя работающими родителями, резкому увеличению количества разводов и, может быть, появлению связанной с этим теории: важно не сколько времени мы проводим с детьми, а как мы его проводим[17]. Беби-бумеры, привыкшие выражать свое мнение и поступать по-своему, хотели любой ценой «быть в распоряжении» ребенка и продолжать испытывать систему на прочность – теперь уже от имени своих детей, зачастую становясь буфером между ними и системой и ее представителями. Даже когда их дети выросли.
Если смотреть на краткосрочные результаты, такой активный стиль воспитания дает выигрыш в виде безопасности, дополнительных возможностей и гарантированных результатов. Генерал Макартур тоже стал лучшим в классе выпускником Вест-Пойнта, поэтому этот подход к воспитанию, видимо, во многих важных аспектах работает. Из-за этого к 2000 году он стал не исключением, а правилом. По стопам бумеров пошло мое поколение Х (с 1965-го по 1980 год), а затем и поколение миллениума (1980–2000 годы рождения). Беби-бумеры сейчас уже дедушки и бабушки. Хорошо ли, плохо ли, но они внесли большой вклад в развитие нашего общества, и их влияние на воспитание детей может сохраняться еще долго после того, как они покинут этот мир.
Что в итоге?
Очевидно, что родители активнее участвуют в жизни детей из любви – безусловно хорошего чувства. Но к моменту, когда я в 2012 году уходила с поста декана, мне приходилось общаться не только с колоссальным количеством родителей, но и со студентами, которые, похоже, все больше – до какой-то болезненной степени – полагались на папу с мамой. Я начала беспокоиться, что эти «дети» (так стали называть студентов) не до конца сформировались как личности. Они словно искали глазами родителей и казались какими-то незавершенными, экзистенциально бессильными.
О беби-бумерах можно сказать очень много теплых слов. Они участвовали в войне во Вьетнаме и усомнились в ее справедливости, они посвятили жизнь борьбе за высокие гражданские права и свободы, были мотором величайшего экономического роста в истории США. Но, может быть, их «я» было настолько переплетено с достижениями их детей, что им казалось, что все рассыплется, если дети не будут соответствовать ожиданиям?[18] Может быть, кто-то из этих родителей зашел в своих желаниях и потребностях так далеко, что лишил собственных детей шансов развить важнейшую психологическую черту – «самоэффективность», которую видный психолог Альберт Бандура[19] определяет как «веру человека в свою способность составить и выполнить план действий, необходимый, чтобы справиться с предполагаемыми ситуациями»?[20] Чувствуется какая-то ирония судьбы. Может быть, беби-бумеры, эти поборники самосовершенствования, сделали для своих детей так много, что украли у них шанс поверить в собственное «я».
Или озабоченность безопасностью, сосредоточенность на достижениях в учебе, стимуляция самооценки, расписанное до мелочей детство, которые с середины 1980-х годов распространились и стали нормой во многих сообществах, лишили детей возможности стать здоровыми взрослыми? Что станет с молодыми людьми, которые на бумаге выглядят успешными, но плохо умеют выживать в мире без постоянного вмешательства родителей? Как будет смотреть на реальный мир человек, с детства привыкший, что его постоянно хвалят и решают за него все проблемы? Не слишком ли поздно таким людям ощутить жажду ответственности за собственную жизнь? Смогут ли они в какой-то момент перестать считать себя детьми и осмелятся ли требовать взрослого статуса? Если нет, то что станет с обществом, состоящим из таких «взрослых»? Эти вопросы не давали мне покоя и подтолкнули написать эту книгу.
Я думала об этом не только на работе, но даже дома, в Пало-Альто, где признаки гиперопеки окружали меня повсюду. Многие из нас каким-то образом сочетают излишнее руководство, чрезмерную защиту и избыточное участие в жизни детей. Мы относимся к ним как к редким, драгоценным растениям и даем им особый уход и подпитку, прикрывая от непогоды. Однако без закалки человек не перенесет более серьезных проблем, которые ему преподнесет жизнь. Не испытывая никаких трудностей, дети становятся изнеженными, как орхидеи, и иногда до крайности неспособными преуспеть в реальном мире без посторонней помощи. Почему воспитание теперь не готовит ребенка к жизни, а защищает от нее, не стимулируя самостоятельность? И почему проблемы, о которых я пишу, видимо, характерны для среднего и богатого среднего классов? Ведь родители заботятся о хорошем заработке, и, если человеку повезет стать состоятельным, у него найдутся средства – время и свободные деньги, – чтобы хорошо воспитывать детей. Что же, мы больше не чувствуем, какие последствия имеет родительское воспитание?
А что с нашей собственной жизнью? (Можно переспросить – «Разве это жизнь?») Мы вымотались, нервничаем, чувствуем пустоту. Мы живем в красивых кварталах, вкусно едим и пьем, но если детство все больше превращается в погоню за достижениями, можно ли назвать такую жизнь хорошей? По-моему, нет. Отслеживать школьные задания и оценки, составлять для детей графики занятий, секций и кружков, присматривать за их делами, везде возить и попутно осыпать похвалами – все это превратилось в работу. Достижения наших детей стали мерой нашей собственной успешности и ценности. Наклейка с названием вуза на бампере может в равной степени ласкать и нашу самооценку, и самооценку ребенка.
Весной 2013 года я участвовала в заседании совета организации, предоставляющей финансовую помощь государственным школам в Пало-Альто. После официального мероприятия была неформальная часть с банкетом. Одна из участниц, которая знала о моей работе, отвела меня в сторонку и умоляюще, с отсутствующим взглядом спросила: «Когда детство стало таким нервным?» Ее глаза наполнились слезами, и я положила ей руку на плечо. Еще одна участница услышала это, кивнула и подошла. Наклонившись ко мне, она спросила: «Вы знаете, сколько мам в нашем районе принимают противотревожные препараты?» Я не знала ответа на эти вопросы, но таких бесед было все больше, и это стало еще одной причиной написать книгу.
Как декан я была озабочена развитием и перспективами молодых людей, которых слишком опекали, и мне кажется, то, что я столько времени проработала с молодежью, помогло мне сделать правильный выбор как родителю. Но я мать и в душе борюсь с теми же страхами и давлением, что и все остальные. Я понимаю, что системная проблема чрезмерной опеки заключается в страхе, который внушает нам окружающий мир, и опасениях, что дети без нас не справятся. И тем не менее, мы им вредим. Ради наших детей и ради нас самих надо перестать руководствоваться в воспитании чувством страха и вернуть в наши районы, школы, дома здравый подход и мудрую любовь. Исследования, жизненные наблюдения и разумные советы, изложенные в этой книге, подскажут, как вырастить наших детей так, чтобы они стали взрослыми, и как найти в себе смелость это сделать.