Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«У меня почти не было настоящей юности, — признавалась Одри журналистам много лет спустя, — очень немного друзей, совсем мало радости в том смысле, в каком ее понимают подростки, и совершенно отсутствовало ощущение собственной безопасности. Удивительно ли то, что я стала таким замкнутым человеком?.. Мне кажется, что тогда я была старше, чем сейчас».
Конечно, с приходом свободы в Нидерландах прежняя жизнь не началась в одночасье: многие города лежали в руинах, не хватало рабочих рук, денег и продовольствия. Пока Одри болела, ее мать зарабатывала как могла. Воспользовавшись своими связями, она получила работу в Амстердаме, где лечилась ее дочь: сначала закупала продукты для ресторанов, которые снова открывались один за другим, затем стала сотрудничать с иностранными фирмами, осмелившимися вернуться в полуразоренную страну. Баронесса едва сводила концы с концами, но ей удавалось оплачивать лечение Одри, а после — ее уроки балета, к которым девушка постаралась вернуться, как только смогла держаться на ногах.
После войны Одри занималась танцами в студии знаменитой танцовщицы и педагога Сони Гаскелл, соединившей в своей методике классический балет с джазовыми ритмами. Одри занималась без устали, самозабвенно, не давая себе ни секунды поблажки — так, словно в занятиях танцами для нее была дорога к счастью. Увы, довольно скоро выяснилось, что прима-балерины из Одри не выйдет — она была слишком высока для классического балета, да и танцевального гения у нее не было, — а в кордебалете Одри танцевать не хотела. «Я хотела танцевать сольные партии, — вспоминала она позднее. — Я страшно хотела исполнять эти роли потому, что они дали бы мне возможность выразить себя. А у меня не было такой возможности, когда я стояла в ряду из двенадцати других девочек и должна была синхронизировать свои движения с их движениями. А я не желала ни под кого подстраиваться. Я хотела сама добиться своей славы». Однако пока она не видела себя вне танцев — балет так долго был ее основным занятием, главной радостью и единственным смыслом ее жизни, что она просто отказывалась даже думать о чем-то другом. Когда мадам Гаскелл урезали финансирование и она была вынуждена переехать в Париж, Одри рвалась за ней, однако баронесса — возможно, впервые — решительно отказалась. Во Франции у нее не было ни друзей, ни родственников и никакой надежды на хорошую работу — по ее мнению, лучше было бы воспользоваться английским паспортом Одри и переехать в Лондон, где было много танцевальных студий. Соня Гаскелл посоветовала своей ученице школу Ballet Rambert, чья основательница Мари Рамбер в свое время столкнулась с тем же препятствием на пути к славе, что и Одри, — слишком высокий рост. Она, как никто другой, могла бы понять проблемы Одри…
Уже пакуя чемоданы в Лондон, Одри успела попробовать себя в одном совершено необычном для нее деле — снялась в кино. Авиакомпания KLM в рекламных целях спонсировала съемки документального фильма «Голландский за семь уроков»: его создателям, начинающим режиссерам Чарльзу ван дер Линдену и Хайнцу Йозефсону, требовалась на роль стюардессы молодая девушка, которая бы одинаково хорошо говорила на английском и голландском. Они пришли в балетную студию — и были покорены огромными глазами Одри, которая, впрочем, не рвалась сниматься, ссылаясь на свою неопытность. По другой версии, роль досталась Одри по знакомству — баронесса была знакома с директором KLM. Как бы то ни было, в начале 1947 года Одри была утверждена на свою первую роль. Неизвестно, как она вела себя на съемочной площадке, лишь Йозефсон позже говорил, что «она была весела, очаровательна, мила… она светила, как яркое солнышко». В титрах она была указана как Эдда Хепберн-Растон — это имя еще пока стояло в ее официальных документах. Считается, что не осталось ни одной полной копии фильма, однако фрагменты с Одри сохранились: на них можно увидеть ее — хрупкую, немного неуверенную в себе, с потрясающей улыбкой, невероятно обаятельную… С первого кадра было видно, что камера, по выражению операторов, «любит ее», — однако пока этого никто за пределами Голландии не заметил. Сама Одри смотрела на свой первый киноопыт лишь как на возможность заработать немного денег, и никто не мог себе представить, что это станет первой ступенькой к мировой известности.
Английская роза
Одри прибыла в Лондон в начале 1948 года. Ее мать из-за бюрократических проволочек смогла присоединиться к ней только через месяц. Они сняли недорогую квартиру в доме по Сайт-Одли-стрит, и пока Элла работала в цветочном магазине и экономкой в доме по соседству, ее дочь занималась балетом в знаменитой школе Мари Рамбер, из которой вышло немало прославленных танцовщиков. Одри, в Англии официально сменившая имя на Одри Хепберн — ее двойная фамилия звучала, по ее мнению, слишком громоздко для афиш, — работала буквально на износ, но в жизни многих есть обстоятельства, с которыми нельзя поспорить: она была слишком высокой — найти для нее подходящего партнера было практически невозможно. Позже мадам Рамбер говорила: «Если бы она захотела продолжить занятия балетом, она могла бы стать выдающейся балериной». Однако наверняка даже она сама понимала, что это была лишь вежливость: у Одри не было чего-то, что делало просто талантливую танцовщицу — гениальной, и Одри прекрасно осознавала, что никаким, даже самым упорным, трудом этого не достичь.
Так что ничего удивительного, что, продолжая заниматься танцами, она искала другие пути самовыражения, особенно если они позволяли еще и заработать денег: Одри подрабатывала манекенщицей, снималась для каталога в модных шляпках, работала переводчицей в юридической фирме и наконец приняла приглашение подруги вместе пойти на прослушивание в ночной клуб Ciro: там собирались ставить бродвейский мюзикл «Сапожки на застежках», и для кордебалета требовались хорошенькие девушки с танцевальной подготовкой. Поначалу Одри отнекивалась, но все же подруга смогла ее уговорить — и в декабре 1948 года Одри оказалась в числе десяти девушек, отобранных из трех тысяч претенденток на участие в постановке. Совмещать учебу и работу было тяжело. Было понятно, что рано или поздно встанет проблема выбора. Когда труппа Ballet Rambert собралась в гастрольное турне, Одри решилась: ради участия в мюзикле она оставила балетную школу, и этот выбор во многом определил ее дальнейшую судьбу.
За танцы в клубе Одри получала восемь фунтов в неделю — весьма неплохой заработок для неудавшейся балерины, как в шутку называла себя Одри много лет спустя. Часть заработка она тратила на частные уроки у прославленного ветерана английской сцены Феликса Эйлмера, занимавшегося с нею дикцией и актерским мастерством. Именно ему Одри обязана своим, как сейчас модно говорить, имиджем: ее неземной эльфийский облик балансирует на грани сентиментальной трогательности, но никогда эту хрупкую и весьма тонкую грань не пересекает. Лишенная оттенков призывной сексуальности, женской доступности и животного обаяния, Одри всегда оставалась естественной, невинной и девичьи-хрупкой. Когда она прославилась, женщины любили ее не меньше мужчин — ее привлекательность, в отличие от многих кинозвезд обоих полов, никогда не была основана на сексапильности. И тогда, когда она была всего лишь танцовщицей кордебалета в ночном клубе, у нее не было никаких романов — никто не ухаживал за ней, никто не ждал ее после представлений у служебного подъезда. Уже в ранней молодости в ней чувствовалась какая-то благородная отстраненность, державшая в отдалении даже развязных завсегдатаев ночных заведений.
Видевшие ее выступления того периода вспоминают, что она привлекала к себе внимание: хотя ее тоненькая, без единой женственной округлости фигурка не соответствовала признанным канонам красоты, от нее все равно невозможно было отвести взгляд. «Причина этого заключалась в ее индивидуальности, — вспоминал один из завсегдатаев клуба. — Ее улыбка лучилась какой-то особой теплотой. Все ее лицо выражало восторг».
Всего через несколько лет Билли Уайлдер назовет Одри «девушкой, благодаря которой роскошные женские бюсты выйдут из моды», а пока ей приходилось — по настоянию администрации — засовывать в лифчик скатанные в клубок носки, имитируя необходимый бюст.
«Сапожки на застежках» еще не сошли со сцены, когда Одри получила роль в музыкальном ревю «Соус Тартар»: «После „Соуса Тартар“ в 11.30 ночи я шла в Ciro, приходила туда к полуночи, гримировалась и участвовала в двух выходах. Оба — танцевальные, — вспоминала позже Одри. — Я совершенно одурела от этого. Я была очень честолюбивой и использовала любую возможность. Я хотела учиться, и я хотела, чтобы меня заметили». После «Тартара» ее пригласили в новогоднее ревю, где она пять недель трижды в день танцевала фею, а потом в «Пикантный соус», где даже доверили роль француженки-официантки в небольшом скетче. Одри еще совершенно не умела держаться на сцене, но о ней уже упоминали в рецензиях: например, обозреватель The Evening Standart Мильтон Шульман писал: «У нее не было слов, у нее не было роли, но своей заразительной улыбкой и шумным восторгом она производила впечатление человека, получающего огромное удовольствие от того, что делает».
- Методика написания сценария. С чего начать и как закончить - Томас Арагай - Кино
- Мышление через кино. Занимаясь философией, смотреть фильмы - Damian Cox - Кино / Культурология
- Курс. Разговоры со студентами - Дмитрий Крымов - Кино / Публицистика / Театр