Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, как Констан ждал этого момента и надеялся, что он обязательно наступит! Последний неизученный край Лексена, недоступный доселе, поскольку юноша находился под давлением панических мыслей. Но чтобы стать мужчиной, преодолеть свой страх, нужно вновь встретиться с ним и принять на себя. Бруно, сливаясь с Дюмелем в любовном единстве, протяжно застонал от удовольствия, и Констан, приняв это за знак, ускорился. Лексен захлебнулся в эмоциях, выгнувшись под Дюмелем, и прерывисто дышал, вцепившись в матрас. Оба достигли восторга и, опустошенные, свалились рядом друг с другом, пылая от находящихся на пике чувств. Их грудь высоко и часто вздымалась, по телу бежали тонкие струйки горячего пота. Глядя в потолок, Бруно подумал, что сегодня по-настоящему стал мужчиной, за что был безгранично благодарен Дюмелю.
В мартовский день Лексен появился у церкви Констана со знакомой книжкой в руках. Это был подаренный блокнот, уже наполовину распухший от исписанных твердым почерком страниц. Молодые люди прошли к скамейке близ крыльца церкви, Бруно молча протянул блокнот Дюмелю. Тот так же молча его принял, взглянув на Лексена, и раскрыл первую страницу. Юноша прочистил горло, теплее запахнулся в зимнюю куртку, спрятав ладони под мышками, и отвернулся от Дюмеля. Тот вознамерился прочесть избранные страницы, узнать мысли, противоречия и идеи Бруно. Оба просидели в молчании полчаса: Констан с интересом погружался во внутренний мир юноши, отданный страницам, не пропуская ни одной, даже самой маленькой пометки Лексена на полях блокнота, а Бруно в который раз обозревал знакомый, десятками раз изученный парк. Наконец Констан закрыл блокнот, мягко сомкнув его страницы, и протянул Лексену. Волнуясь, тот покрылся красными пятнами и ждал приговора.
— Мне нравится твой стиль изложения, — еще с минуту помолчав, произнес Дюмель. — Ты сразу же даешь оценку, анализируешь. У тебя есть противоречия, ты никогда не занимаешь какой-то одной позиции, ты их меняешь, погружаясь в глубину вопроса. Но одному ты следуешь точно: не изменяешь себе. Ты последователен и рассудителен. А еще полон страсти. Не важно, какой, не важно, к чему. Но она в тебе есть, и ты ее направляешь, тратишь на то, что любишь. Или — кого любишь.
Констан положил блокнот на скамейку между ними и пальцами подтолкнул его в сторону Лексена. Тот взял его в руки и сжал.
— А что же прочитать мне, чтобы я узнал, в чем твоя страсть? — прошептал Бруно, подняв на Дюмеля глаза.
— Ты уже это читал, — улыбнулся Дюмель, и Лексен понял, что он говорит о Библии. — Но я всё равно отвечу. Это любовь и терпение. Этим силен каждый, если будет стараться следовать чистым заветам, заветам своих родителей и честных людей. В них моя сила, моя страсть. И в этом же моя слабость и мое страдание.
— Ты часто говоришь о муках. — Бруно вдруг поднялся, цокнул языком и развернулся. — И даже когда не говоришь, я всё равно знаю, что ты этим тревожишься. Я… это всё из-за меня, да? — Он развернулся, и Дюмель увидел слезы, скопившиеся в его глазах. — Не будь меня, тебе было бы спокойно. Не будь я!..
— Пьер! Лексен! Что ты! Что ты… — Взволнованный Констан резко поднялся и подошел к юноше, беря его руки, сжимающие блокнот, в свои ладони. — Не вини себя. Ты не виноват в том, что я выбрал тебя, что я сам обрек себя на этот крест.
— Но я тоже тебя выбрал! Мы оба, друг друга. И тем не менее ты… Это потому что за тобой?.. — Бруно многозначительно посмотрел в холодное и пасмурное небо. — Он мешает тебе.
— Ты не прав. — Дюмель склонил голову и яростно замотал ею. — Если бы не небо, я был бы разорван на части земными грехами, в которые бы впадал и которым не знал бы конца. Небо дает мне смирение, христианские писания учат пользоваться в жизни малым, чтобы достичь многого. Святые отцы всегда следят за равновесием чаш внутренних весов человека. Последователи всегда знают, чего хотят привнести в этот мир, но для этого им самим требуется помощь сверху. Меня учат смирять и смиряться…
— То есть ты ограничиваешь себя и тем самым ограждаешься от меня?
— Нет, ты не так всё понял! Я хотел… объяснить другое! — оправдывался Дюмель, не на шутку пугаясь, что юноша мог обидеться по-настоящему из-за того, что неверно уяснил смысл его слов.
— Да ты уже всё сказал! А вот как я понял, это не твоя забота! Мессия хренов! — зло выплюнул в лицо Дюмелю Бруно и, резко развернувшись, быстро зашагал из парка, нагнувшись вперед.
— Пьер, постой! Лексен! — громким, но сорвавшимся голосом позвал Констан и вздохнул от безысходности.
Бруно не явился на следующую встречу и, что страшно, не пришел на мансарду. Дюмель просидел в темной комнатке два часа, не включая лампы и электричества, вслушиваясь в звуки шагов на лестнице и вглядываясь в темные силуэты людей на улице. Но присутствия Лексена не ощущалось. Разочарованно вздохнув, упавший духом Констан вышел в ночной город и отправился домой пешком. По пути он сделал большой крюк, пройдя мимо Нотр-Дама, и только три часа спустя, в четвертом часу ночи поднялся в свою комнатку, стараясь не
- Заморская отрава - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Невеста шотландского воина - Адриенна Бассо - Исторические любовные романы
- Амазонки - Анела Нарни - Исторические любовные романы
- В объятиях графа - Элизабет Хойт - Исторические любовные романы
- В объятиях графа - Элизабет Хойт - Исторические любовные романы
- Власть женщины - Николай Гейнце - Исторические любовные романы
- Под парусом мечты - Сара Ларк - Исторические любовные романы
- Мадам Шарли - Сахара Келли - Исторические любовные романы
- Тиран-подкаблучник (император Павел I и его фаворитки) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Красная тетрадь - Екатерина Мурашова - Исторические любовные романы