Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже склоняюсь к мысли, что сама придумала тот разговор.
Мне необходимо узнать, изменилось что-нибудь или нет. Мне нужно знать, не сошла ли я с ума, ухватившись за надежду, расцветшую в моем сердце. Мне нужно знать, что означает написанная Адамом фраза, но каждый день, когда он обращается со мной как с незнакомкой, становится новым днем сомнений.
Мне нужно с ним поговорить, но я не могу.
Потому что Уорнер следит за мной.
Повсюду видеокамеры.
– Я хочу, чтобы в моей комнате сняли видеонаблюдение.
Уорнер перестает жевать пищу/отбросы/завтрак/чепуху. Он старательно проглатывает, откидывается назад и смотрит мне в глаза.
– Ни под каким видом.
– Если ты обращаешься со мной как с заключенной, – говорю я, – я буду вести себя как заключенная. Я не потерплю слежки за собой.
– Тебе нельзя доверить самостоятельную жизнь. – Он снова берется за ложку.
– Каждый мой вздох записывается. В коридорах через каждые пять футов расставлены солдаты. Я даже в свою комнату по желанию зайти не могу. Что меняют эти видеокамеры?
Странное удовольствие сквозит в его улыбке, раздвинувшей губы.
– Ты не совсем уравновешенна. Вдруг ты кого-нибудь убьешь?
– Нет. – Я сжала кулаки. – Нет. Я не… Дженкинса я не убила…
– Я не о Дженкинсе. – Улыбка Уорнера – чан кислоты, впитывающейся мне в кожу.
Он не перестает смотреть на меня. Улыбается. Мучает меня одним взглядом.
А я беззвучно кричу в сжатые кулаки.
– Это был несчастный случай, – вырывается у меня так тихо и быстро, что я не уверена, сказала ли что-нибудь и сижу ли за этим столом, или мне снова четырнадцать лет, и я кричу, умираю, падаю в колодец воспоминаний, которые никогда-никогда-никогда…
Я никогда не смогу забыть.
Я увидела ее в продуктовом магазине. Она стояла, скрестив ноги в щиколотках, держа своего ребенка на поводке, который, по ее мнению, должен был казаться ему рюкзачком. Она думала, он слишком глупый/маленький/несмышленый, чтобы понимать: веревка, конец которой мать держит в руке, – приспособление, с помощью которого родительница удерживает его в безразличном кругу самосожаления. Она слишком молода, чтобы быть матерью, нести такую ответственность, похоронить себя заживо с ребенком и его потребностями. Ее жизнь абсолютно невыносима, крайне разнообразна и баснословно гламурна, чего никак не желает понять плод ее чрева, взятый на поводок.
Дети вовсе не глупы, хотела я сказать ей.
Я хотела сказать ей, что его седьмой по счету крик не означает желания вредничать и быть несносным, а ее четырнадцатое замечание в форме дрянь/какая ты дрянь/мне из-за тебя неловко, маленькая ты дрянь/вот я папе скажу, что ты вел себя как дрянь, неуместно и ненужно. Я пыталась не смотреть, но ничего не могла с собой поделать. Личико трехлетнего малыша сморщилось от боли, маленькими ручками он пытался расстегнуть цепочки, затянутые поперек груди, и тогда она дернула поводок так сильно, что ребенок упал и заплакал, а она сказала – так ему и надо.
Я хотела спросить, зачем она так.
У меня к ней было много вопросов, но я ни о чем не спросила, потому что сейчас на людях разговаривать не принято, и заговорить с незнакомкой еще более дико, нежели промолчать при виде подобной сцены. Лежа на полу, малыш корчился от боли. У меня из рук посыпались покупки и невольно вытянулось лицо.
Прости меня, я так виновата, вот чего я никогда не смогу сказать ее сыну.
Я думала, мои руки оказывают помощь.
Я думала, мое сердце оказывает помощь.
Я много о чем думала.
Я никогда,
никогда,
никогда,
никогда,
никогда,
никогда не думала, что так получится.
– Ты убила маленького мальчика.
Пригвожденная к бархатному полукреслу тысячами воспоминаний, вновь охваченная ужасом при виде того, что натворили мои руки, я смотрела на них. Они служат постоянным напоминанием о том, почему я изгой в человеческом обществе. Мои руки могут убить человека. Мои руки способны уничтожать живое.
Не надо было оставлять мне жизнь.
– Я хочу, – повторила я, стараясь проглотить ком в горле, размером с кулак, – я хочу, чтобы ты убрал видеокамеры. Чтобы их не было, или я сдохну, борясь с тобой за это право!
– Наконец-то! – Уорнер встал, сжав ладони и словно поздравляя себя. – А я-то гадал, когда ты проснешься. Я ждал этой вспышки гнева, который, уверен, выжигает тебя изнутри. Признайся, ведь ты живешь в ненависти, в ярости, с чувством бессилия! Тебе не терпится что-нибудь сделать, кем-то стать!
– Нет!
– Какое там «нет», ты такая же, как я!
– Я ненавижу тебя сильнее, чем ты можешь себе представить!
– Из нас получится прекрасная команда.
– Мы – ничто, и ты для меня ничто…
– Я знаю, чего ты хочешь. – Уорнер подался вперед, понизив голос. – Я знаю, о чем всегда тосковало твое сердечко. Я могу дать тебе теплоту, которую ты ищешь. Я готов стать твоим другом.
Я замерла. Моя решимость поколебалась.
– Я все о тебе знаю, дорогая, – ухмыляется он. – Я хочу тебя уже очень давно. Я целую вечность ждал, пока ты будешь готова. Я так легко не отпущу тебя.
– Я не стану чудовищем, – говорю я скорее себе, чем ему.
– Не борись со своей природой, – хватает он меня за плечи. – Перестань слушать, когда тебе говорят, что хорошо, а что плохо. Заяви о себе! Ты способна повелевать, а жмешься в угол! У тебя больше силы, чем ты знаешь за собой, и, признаюсь, я, – он покачал головой, – очарован.
– Я тебе не кукла Чаки! – взрываюсь я. – Не буду я ломать комедию!
Его пальцы сжимаются, я не могу вывернуться из его хватки. Он опасно близко наклонился к моему лицу, и я отчего-то не могу дышать.
– Я не боюсь тебя, дорогая, – тихо говорит он. – Но я околдован.
– Либо убирай видеокамеры из моей комнаты, либо я найду все до единой и разобью! – Я лгу, лгу сквозь зубы в бешенстве, в отчаянии и ужасе. Уорнер хочет превратить меня в животное, которое охотится на слабых и невинных.
Если он стремится к тому, чтобы я выполняла его приказы, ему придется сначала схватиться со мной.
Улыбка расплывается по лицу Уоррена. Он гладит меня по щеке пальцами в перчатке и железной хваткой ловит подбородок, когда я резко отстраняюсь.
– Ты просто восхитительна, когда злишься.
– Мой вкус ядовит для твоего нёба. – Меня трясет от отвращения.
– Эта мелочь делает игру еще соблазнительнее.
– Ты больной, ты просто больной!
Он смеется и отпускает мой подбородок, устраивая подробный смотр моему телу. Его глаза лениво скользят по мне, и я вдруг ощущаю острое желание вырвать ему селезенку.
– Если я уберу камеры, что ты для меня сделаешь?
Какие лживые у него глаза…
– Ничего.
– Так не пойдет, – качает головой Уорнер. – Может, я и соглашусь на твое предложение, если ты примешь одно условие.
Я стискиваю зубы.
– Чего тебе надо?
Улыбка еще шире.
– Какой опасный вопрос.
– Что за условие? – нетерпеливо переспрашиваю я.
– Прикоснись ко мне.
– Что?! – Мой крик эхом отразился от стен.
– Я хочу точно знать, на что ты способна. – Голос Уорнера ровен, брови напряжены.
– Я не стану этого делать! – взрываюсь я. – Ты забыл, что заставил меня сделать с Дженкинсом?
– Да к чертям Дженкинса! – презрительно бросает он. – Я хочу, чтобы ты коснулась меня, хочу сам это почувствовать…
– Нет! – Я трясу головой так, что мне становится дурно. – Нет. Никогда. Ты сумасшедший. Я не…
– Еще как да.
– Не буду я!
– Тебе придется начать… работать рано или поздно, – говорит Уорнер, пытаясь умерить свой голос. – Даже если не примешь мое условие, ты здесь по веской причине, Джульетта. Я убедил отца, что ты ценная фигура для Оздоровления, в два счета расколешь любых повстанцев, которых мы…
– То есть буду пытать их?
Он улыбнулся:
– Да. Прости меня. Я имел в виду – пытать. Ты поможешь нам пытать всех, кто к нам попадает. – Пауза. – Болевой метод, видишь ли, невероятно эффективен для получения информации от любого. А уж с тобой… – Он взглянул на мои руки. – Дешево и сердито. И быстро. – Он улыбается еще шире. – Если оставить тебе жизнь, ты будешь полезна минимум несколько десятилетий. Какое счастье, что тебе не нужны батарейки!
– Ты… ты… – задыхаюсь я.
– Скажи мне спасибо. Я вытащил тебя из этой гадостной дыры, из психушки, привел тебя, можно сказать, к власти. Я дал тебе все, что только нужно для удобства, комфорта. – Он устремляет на меня взгляд. – Теперь сосредоточься. Я хочу, чтобы ты отказалась от идиотской надежды жить, как все остальные. Ты вне нормы. Нормальной никогда не была и не будешь. Прими себя такую, как ты есть.
– Я… – сглатываю комок. – Я не… Я не… Я…
– Убийца?
– Нет!
– Инструмент палача?
– Прекрати!
– Ты сама себе лжешь.
Я готова уничтожить его.
– Ты всю жизнь прожила на грани безумия, верно? Люди называли тебя сумасшедшей, и ты понемногу поверила в это. Ты гадала, правы ли они. Думала, можно ли это исправить. Надеялась, что если еще немного постараться, стать лучше, умнее, то мир изменит свое отношение к тебе. Ты во всем винила себя.
- Острые края (сборник) - Джо Аберкромби - Иностранное фэнтези
- Выше звезд и другие истории - Ле Гуин Урсула - Иностранное фэнтези
- Алекс Верус. Бегство - Бенедикт Джэка - Иностранное фэнтези
- Половинный код. Тот, кто умрет - Салли Грин - Иностранное фэнтези
- Проклятие Ведьмака - Джозеф Дилейни - Иностранное фэнтези
- Красные моря под красными небесами - Скотт Линч - Иностранное фэнтези
- Смертельно опасны - Антология - Иностранное фэнтези
- Седьмой сын - Джозеф Дилейни - Иностранное фэнтези
- Город небесного огня. Часть II - Кассандра Клэр - Иностранное фэнтези
- Нефритовый трон - Наоми Новик - Иностранное фэнтези