Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пятый замолчал, и все слушавшие с облегчением вздохнули.
38
У Фа четвертого было в два раза больше монет, чем у Бе пятого.
Однако у Бе пятого было в два раза больше денег по весу, чем у Фа четвертого.
Число медных монет в кошельке у солдата Аш было равно разности золотых монет в кошельках у Фа и Бе.
В первый час игры больше везло Бе пятому, и число монет у него сравнялось с числом монет у Фа четвертого.
Во второй час игры повезло Фа четвертому, и у него стало столько же денег по весу, как у Бе пятого.
В третий час игры везло солдату Аш, и число золотых монет в его карманах сравнялось с числом медных.
Потом Аш и Фа легли спать, а Бе продолжал играть сам с собой (правая рука против левой). Он брал из набора разные кубики: десятигранные, двенадцатигранные, двадцатигранные, и играл по правилам, которые сам тут же придумывал.
Утром он еще продолжал играть, когда все проснулись.
— Да, я не ошибся, когда назвал его гением, — сказал отшельник Хо. — Если бы энергия его ума не уходила в игру как в громоотвод, мир перевернулся бы от его идей.
39
— Я понимаю, что мы здесь все страшно везучие люди, — сказал солдат Аш (Аш первый), но на судне кто-то должен нести вахту.
— Да, — подхватил Фа четвертый, — нужно, чтобы кто-нибудь смотрел вперед.
— Не только вперед, но и назад тоже, — сказал солдат Аш. — А то не преследует ли нас какой-нибудь парус.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, — возразил отшельник Хо (чернобородый). — Что может дурного случиться с лодкой, на которой плывут шесть счастливых обладателей камней-помощников? Недаром для нас всю дорогу дует попутный ветер.
— Есть одна пословица на этот счет, — сказал солдат. — На бога надейся, да сам не убейся. Мне однажды случилось идти через гиблое болото ночью, и я прошел, почти не замочив ног. Потому что был под защитой своего камня, как теперь понимаю. Но дурак буду, если пойду через это болото днем с закрытыми глазами.
— Иначе сказать, не искушай бога или не искушай случай, кто бы там ни был на этом месте, — сказал Фа четвертый.
— Вы меня убедили, — согласился чернобородый.
— Разыграем, чья вахта будет первой, — предложил Бе пятый.
— Я пас, — сказал отшельник. — Думаю, что несение вахты в какой бы то ни было форме создаст помеху непрерывному движению моей мысли.
— Если так ставить вопрос, то у меня тоже имеются мысли, — сказал пятый. — Есть проблема, которая меня беспокоит, и, между прочим, оказалось, что доказать отсутствие чего-нибудь гораздо сложнее, чем доказать наличие. По крайней мере здесь не обойтись простым перебором.
— Я всячески уважаю мыслителей, — сказал Фа, — но не готов умалиться в своем достоинстве, чтобы уподобившись слуге принять на себя их долю обязанностей.
— А я, — сказал Эф третий, — может быть, и согласился бы взять на себя долю обязанностей мыслителей (из которых один — гений по словам другого, да и другой непрост), но не готов взять на себя долю обязанностей того, который не хочет взять на себя долю обязанностей мыслителей.
— Значит, нас остается двое. — Солдат посмотрел на человека Ю. Тот промолчал с равнодушием на лице, словно то, что говорилось, не имело к нему отношения.
— Два человека для несения вахты — это несерьезно, — сказал солдат.
— Мы можем плыть, как плыли до сих пор, — предложил Фа, — договорившись, что время от времени будем поглядывать вперед и назад, но никого специально не обязывая к этому.
40
— Я расскажу вам, наконец, то, что обещал, о свойствах случая, — сказал отшельник Хо. — Поделюсь результатами непрерывного движения своей мысли, ее вращения, возвращения и воздвижения. Я говорил уже однажды, что мир наш повторяется в бесконечном времени, снова и снова возвращаясь, иногда воспроизводя себя в точности, иногда отличаясь в деталях, но рано ли, поздно давая возможность проявиться всем вариантам случая. В этом смысле я, кстати, и утверждаю, что случай — причина всего. Но пробуждаясь к сознанию в одном из одинаковых или почти одинаковых миров, как мы можем определить, в каком именно мире находимся? Не можем никак, поэтому — не знаем. И это незнание имеет прямую сущностную природу. То есть, когда мы бросаем кубик с шестью гранями, мы равно можем считать, что находимся в том мире, где этот кубик упадет шестеркой кверху, или в том мире, где он упадет, например, кверху пятеркой. И не только можем считать, но в каком-то смысле действительно находимся в одном и в другом мире одновременно до тех пор, пока между этими мирами не проявилась разница.
Но подобно тому, как спящий уберет руку от огня, если поднести к ней горящую головню, или глубже зароется в одеяло, если станет холодно, так и человек, находящийся на развилке миров, может, не сознавая этого, поворачиваться в сторону одного из вариантов будущего. То есть не камень падает каждый раз шестеркой кверху, а человек каждый раз оказывается в том мире, где камень упал шестеркой кверху.
Можно представить себе, что есть некий личный демон у человека (вперед смотрящая часть сознания), который выбирает варианты миров, соответствующие разнообразным цепочкам случайностей. И тогда окажется, что цепь случайностей вокруг камня-помощника по сути организована этим нашим демоном. Она может свернуться в такую цепочку, что мы увидим за ней действия некоей личности (наделенной, возможно, юмором и другими чертами характера), но личность эта не будет отличаться от персонажа нашего сна, который по внешней видимости как-то действует, совершает самостоятельные поступки, но является все же порождением нашего сознания, не более…
— Все это я могу, конечно, представить как образ или картинку, — сказал Бе пятый, — но принять за образ действительной реальности — никак. А представить, как человек прыгает между мирами из одного бесконечно удаленного будущего или прошлого в другое бесконечно удаленное, при этом одновременно находясь и там, и там, я уже совсем не способен.
— Простому человеку трудно понять
- Праздничные размышления - Николай Каронин-Петропавловский - Русская классическая проза
- Любовь и секс. Миниатюры - Андрей Петрович Ангелов - Русская классическая проза
- Дар - Андрей Сергеевич Терехов - Детективная фантастика / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Сутки на станции - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза
- Монах - Михаил Константинович Зарубин - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Женские истории - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Прозрение Аполлона - Владимир Кораблинов - Русская классическая проза
- Барин и слуга - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Американский экспресс - Илья Петрович Штемлер - Русская классическая проза