Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ранним утром старик с седой бородой и седыми волосами – то и другое до пояса – открыл дверь незваному гостю. Посторонился, нисколько не удивляясь тому, что он чумаз, заплакан и держит в израненных руках пустой, изрядно побитый котелок. Лишь брови насмешливо приподнялись на высоком загорелом лбу.
Старик что-то сказал на чужом наречии. Гилэт не сдержался и всхлипнул. Раз за разом седобородый произносил слова на всяких говорах, но мальчик отрицательно мотал головой или отвечал, коверкая слова. Тогда старик морщился.
– Да будут благословенны дни твои. Проходи, не бойся, – молвил он наконец на языке мандров.
Опустив голову, незадачливый воришка вошел в увешанную сушеными травами избу и вскрикнул: легко отделившись от рук, котелок упал и покатился по полу.
– Сядь на лавку, – пригласил хозяин как ни в чем не бывало. – Итак, твое имя?
– Гилэт, – пробормотал мальчик.
Старик отчего-то дрогнул и переспросил:
– Гилэт?!
Повторил взволнованно:
– Значит, Гилэт… Знаешь ли ты, мальчуган, что носишь имя не человека, а народа?
– Так звали моего отца.
Старик внимательно вгляделся в полосатое от слез и грязи лицо гостя.
– Судя по чертам твоего лица, ты не гилэт. Вроде и не из мандров, хотя говоришь на их языке.
Мальчик в растерянности пожал плечами и подумал: «Кто же я, если имя мое – не имя, а народ? Может, и человек, оставивший меня незнакомым людям, не родной мне вовсе?»
Тыльной стороной ладони старик коснулся шрама на щеке:
– Кто тебя так?
– Валах, мой хозяин.
– За что?
– Это была игра с луком…
Больше старик ничего не спросил, даже о котелке с похлебкой. Только все ходил из одного угла избы в другой и, скрестив пальцы, странно ими потрескивал. А мальчик уже не мог думать ни о своем имени, ни о чем другом. По крайней мере, пока. Ему, беглому рабу, бродяжке и вору, всю ночь лившему слезы в горный ручей, было предложено остаться здесь.
Отрок Гилэт – его звали так еще долго – стал самым юным жителем жреческого селенья.
* * *На восходе и перед закатом жрецы в одиночестве молились Творцу, а в разгар солнцестояния возносили совместные молитвы в большом белом доме с распахнутыми дверями. Все остальное время, если не занимались лечением людей и священным напутствием, над чем-нибудь трудились, чтобы руки не отвыкали от мозолей, хотя большой надобности в таком усердии не было. Безбедно живущий окрест народ считал свое благоденствие плодами жреческих молитв и не мог нарадоваться полезному соседству.
Хозяева богатых усадеб приносили молоко и масло. Охотно делились бы рыбой и мясом, но «озаренные» – таким было общее прозвище жрецов – не принимали ни мясного, ни рыбного. Ели мало, одевались во все белое, воздерживались от лишнего отдыха и сна, похвальбы и суесловия. А кроме того, даже нестарые жрецы равнодушно смотрели на женщин. Или хорошо умели подавлять в себе любострастную тягу. Укрощение плоти очищало и укрепляло дух. Эти люди должны были иметь ясные мысли и не возмущаемое пылкими желаниями тело. Лишь тогда на них во время молитвы снисходило озарение – возвышенный божественный знак, приближающий души к Белому Творцу.
Однажды на общей трапезе к Гилэту подсел один из еще не посвященных жрецов и с негодованием рассказал о жрицах священного огня. Воинственные женщины, живущие далеко, на краю земли, умели силой рук вызывать небесное пламя. Их называли удаганками. Они ели мясо и рыбу, ездили на белых конях, а молились Солнечной Лошади, создавшей, по их мнению, Вселенную и все живое.
– Это бы можно простить – кому, в конце концов, известно, как выглядит Белый Творец? – прошептал неозаренный, опасливо оглядываясь на старших. – Но удаганки, говорят, общаются не только с богами неба и земными духами. Они на короткой ноге даже с бесами Нижнего мира! Кочуют по всем мирам и живут, где понравится, сколько захотят!
Улучив время, когда верховный жрец, седобородый Ньи́ка, освободился от очередного дела, Гилэт отважился заикнуться об удаганках.
Ньика посмотрел на мальчика внимательно и как будто с жалостью:
– Ты веришь в то, что человек способен мановением рук вызывать огонь?
– Нет, но…
Гилэту очень хотелось спросить о способностях, приписываемых самому Ньике. Мальчик не решился. Отошел, остался наедине с множеством вопросов и путаных мыслей.
Имя верховного означало Кающийся, а первого его имени, которое он носил долгие годы до озарения, никто не знал. Молодые жрецы шушукались, что старик в свое время служил одному из демонов, врагов Белого Творца, и к настоящей вере пришел ценою страшных испытаний. Мол, смог выжить и ускользнуть от демона благодаря умениям становиться невидимым для духов зла и проходить в игольное ушко. Но сколько ни следил за Ньикой мальчик, тот ни разу не воспользовался колдовскими приемами. Если не считать случая с прилипшим к рукам котелком…
Верховный жрец не выделял Гилэта среди других. Между тем всем было известно, что он ходит у Ньики в любимцах. Гилэт тоже чувствовал, с каким терпением и любовью относится к нему старик. Мальчишка страстно желал вызнать, правду ли говорили об удивительных умениях Ньики. Старался во всем подражать ему, мечтая обрести сведения, открывающие ключ к тайнам. Разведал, что чудная вещица, в день незаконного вторжения в избу принятая за ветхую укладку, называется доммом, а закорючки в ней – письменами.
Местные люди, если хотели о чем-то известить идущих вослед, оставляли «говорящие» узелки на веревках. Метки предупреждали о встреченных иноплеменниках, возможных засадах и тому подобном. Гилэт неплохо разбирался как в узелках, так и в других оповестительных знаках. Разные племена вырезали их на бересте, вычерчивали прутом на земле и охрой на камне. Письмена древнего домма, очевидно, тоже несли в себе какие-то сообщения. Гилэт почти уверился: вот что хранит секреты колдовства, вот из чего Ньика черпает свою силу! Но старик объяснил:
– У домма много значений и смыслов. В одном из них – история. Сказания, поведанные не устами человека, а записанные рукой. Тот, что ты видишь перед собою, – домм народа по имени алахчи́ны. Эту редкую вещь подарил мне один торговец, ездивший далеко. Он растолковал, что письмена состоят из знаков-звуков.
– Отчего же я вижу их, а не слышу? – удивился мальчик.
– Потому что они спят, – не очень уверенно молвил Ньика. Помолчал и добавил: – Не хотят просыпаться ради того, кто не ведает их звучания. Ты же не станешь понапрасну болтать с человеком, не понимающим твоей речи? Вот и они так же.
– А если бы понимал?
– Звуки сложились бы в слова, слова – в сказы и целые повествования. – Ньика вздохнул: – О, я бы много дал за то, чтобы их слышать! Но спящие знаки чужого языка не повинуются мне.
– Сказал ли торговец, о чем говорится в домме?
– Здесь, по его словам, записана история алахчинов. Другие доммы, насколько мне известно, рассказывают о звездах в небе, о морях и реках на Земле. О человеческом бытии в разных странах и даже животных и птицах, населяющих Вселенную.
Гилэт взволновался: что, если он – алахчин?! Ведь обличье его не похоже ни на мандров, ни на тех же гилэтов!
– Говорят, самый первый домм о сотворении Вселенной упал с неба, – продолжал верховный. – Может быть, его послал людям Белый Творец. Недаром слово «домм», кроме прочего, означает звук, с которым утром просыпаются небеса.
– Где живут алахчины?
– Этот просвещенный и мастеровитый народ, возвышенный духом и красивый наружностью, много лет назад обитал на юго-востоке Земли. Но однажды все алахчины до единого человека по неясной причине снялись с насиженных мест и куда-то ушли. Исчезли бесследно, как туман над осенней землей.
Ньика позволил самонадеянному мальчишке просмотреть домм. Гилэт поднес вещицу к уху и вслушался изо всех сил. Загадочные закорючки молчали. Мальчик запомнил почти все и легко вычерчивал их потом прутиком на песке. Больше всего полюбился один часто повторяющийся знак. Приглядевшись, Гилэт понял, что знак состоит из двух продольных капель, входящих одна в другую, и таким образом вырисовывается глаз. Однако ни тайна этого ока, ни один из других алахчинских звуков-письмен не приоткрылись перед пытливым отроком ни на мизинец.
* * *Пока ученик не вырос в высокого сильного юношу, старик обучал его многим навыкам жреческого познания, но чар и превращений так и не показывал. Одной из главных наук было смирение. Оно якобы помогало противостоять искусам.
Эти уроки принесли Гилэту тайную боль горечи и разочарования. Он постиг, что простому человеку никогда не научиться чудотворству, будь он хоть семи пядей во лбу. Понял, что волшебный дар дается свыше при рождении лишь единицам. На то он и дар – великий подарок Творца.
Гилэт терзался, слыша от жрецов о чудесах, совершаемых колдунами. И он бы так мог! Сумел бы лучше других, ума и упорства ему не занимать. Но – нет. Не дано… Не дано! Он полжизни готов был отдать за малую толику дара.
- Пёс. Боец - Константин Калбазов - Боевое фэнтези
- Чужак: Боец демона-императора. Тропа смерти. Сквозь бездну (сборник) - Ярослав Коваль - Боевое фэнтези
- Последняя битва - Кертис Джоблинг - Боевое фэнтези
- Дети земли и неба - Гай Гэвриел Кей - Боевое фэнтези
- Тайна проклятого герцога. Книга вторая. Герцогиня оттон Грэйд - Елена Звёздная - Боевое фэнтези
- Ветер забытых дорог - Юлия Тулянская - Боевое фэнтези
- Повелители мертвых: магия перекрестков - Влад Поляков - Боевое фэнтези
- Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть первая - Вера Камша - Боевое фэнтези
- Мертвый и Похороненный - Элла Крылова - Боевое фэнтези
- Черные клинки. Небесная сталь - Евгений Перов - Боевое фэнтези