Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что ж, Чамсулла, говори, коли вызвал… — произносит наконец могильщик, не выдержав ожидания. — Я и сам собирался сюда прийти…
— Зачем?
— Хотел поговорить с вами: с тобой, с Мухтаром…
— Поговорить? О чем же?
— Хотел попросить, чтоб вы заступились. Я готов зарегистрироваться с Хевой в сельсовете…
— Но я слышал, она отказалась от тебя.
— Не говори так, парторг! Ты же знаешь: для мужчины это позор, если уходит жена. Не она отреклась, я отрекся. Я!
— А тогда на что же ты жалуешься?
— Жалею теперь. Раскаялся… Да ведь все же знают, что Хева моя жена.
— А ты говорил с ней?
— С Хевой? Да, говорил.
— И что?
— Без толку. Твердит одно: не я, говорит, установила такие глупые порядки, а вы, мужчины. Уйду, говорит, из этой сакли, когда Адам скажет те самые слова… А я ей говорю: нет же, нет Адама! Как же, говорю, быть?
— А она что? — спрашивает Чамсулла и садится за председательский стол; он доволен, что разговор сам собой приблизился к цели…
— Даже повторять не хочется…
— А все-таки?
— А может, говорит, ты его убил!
— Да-а, обвинение серьезное… В самом деле, Хажи-Бекир, давай подумаем: где может быть Адам? А?
— Откуда мне знать?! Знал бы, на руках притащил бы сюда.
— Когда ты видел Адама в последний раз?
— В тот день, когда погрозился его убить.
— Ты хотел убить Адама?
— Да.
— А может быть, ты случайно… его?
— Нет, нет, парторг, не убивал я его! — сверкнул глазами Хажи-Бекир. — Тогда не догнал, а потом не видел.
— Значит, не убивал?
— Не убивал.
— Где же он тогда?
— Не знаю! — тяжело вздохнул сельский могильщик и пожал плечами.
— Гм, да. Понимаешь, Хажи-Бекир, все против тебя. Вон в ауле уже поговаривают, что ты похоронил Адама в одной из могил, которые готовишь заранее к зиме, чтоб потом не долбить мерзлую землю. Слышал, а?
— Слышал. А только неправда это. Злое вранье.
Чамсулла в задумчивости потер щетинистый подбородок. Да, после исчезновения добродушного Адама, сельского парикмахера, многие в ауле ходили небритыми. Взял было Чамсулла телефонную трубку, но вспомнил, что связь прервана, и положил обратно. Закурил. Наступила напряженная тишина.
— А может, его похитил этот самый… каптар? — хрипло произнес могильщик, не выдержав тишины.
— И ты хочешь, чтоб я поверил в эту сказку? — прищурился Чамсулла.
— Да ведь в газетах пишут о снежном человеке…
— Гм, да! Что будем делать, Хажи-Бекир?
— Об одном прошу: заставьте Хеву вернуться.
— Постой, ты о чем?!
— Как о чем? Прошу вернуть Хеву.
— Хева жива и здорова. И никуда не денется. Я спрашиваю тебя: где Адам?
— Не знаю.
— Значит, ты не убивал его?
— Нет, парторг, нет. Не убивал.
— Но ты сам сказал, что грозил убить! И все слышали, как грозился.
— Ну да, грозился.
— А Хажи-Бекир слов на ветер не бросает. Хажи-Бекир горец. Мужчина. Разве не так?
— Так-то так. А только я его не убивал.
— То есть ты не ударил его кинжалом?
— Нет, нет.
— Да. Адам был маленький, слабый человек. Его легко убить и камнем…
— Но я же не ударил его и камнем! Нет!
— А-а, понимаю. Ты нечаянно уронил его с обрыва. Да?
— Нет, нет, нет, нет…
— Ну, ты совсем запутал меня, Хажи-Бекир. Может быть, лучше тебе самому рассказать, как это случилось?
— Что случилось, парторг? Что случилось?!
— Ну, при каких обстоятельствах погиб несчастный Адам?
— Откуда же мне знать, парторг?! Я же не видел.
— Ага! По-ни-маю: ты хочешь сказать, что было темно, когда это случилось? Так?
— Не-не знаю…
— Вот видишь, ты уже отвечаешь неуверенно! Итак, мы установили, что было темно. Очень темно. Так?
Могильщик молчал.
— Эх, Хажи-Бекир, Хажи-Бекир! Мужчина, горец, а виляешь, как собачий хвост. Вот уж не думал, что ты трус!
— Да не убивал я…
— Ты бы еще сказал, что до смерти боишься покойников! А? Грозился, гонялся, хотел убить, но, видите ли, не догнал хро-мо-го, слабенького Адама! А сам, как бык, расшвырял здоровых мужчин, которые пытались тебя удержать…
— Я же говорю: не…
— Нет, Хажи-Бекир, не умеешь ты сказывать сказки. Предоставь это бабушке Айбале.
Чамсулла умолк. Бледный могильщик дышал тяжело и часто, как загнанная лошадь.
Тут в кабинет протиснулся запыленный Кара-Хартум, скинул мешок с плеч, поставил ружье в угол, отряхнул телогрейку и папаху и тогда наконец спросил Чамсуллу:
— Можно?
— Что — можно?
— Зайти.
— А ты уже зашел.
— Да, верно. Уф, устал: от Волчьего ущелья летел на одном вздохе.
Кара-Хартум вытер пот со лба и покосился на Хажи-Бекира.
— Опять с пустыми руками? — спросил Чамсулла.
— Нет. На этот раз нашел кое-что…
— Нашел?! — вскочил как ужаленный Хажи-Бекир. — Где?!
— Говоришь, нашел? — поднялся и Чамсулла.
— Дайте хоть отдышаться, — взмолился охотник. — Устал до смерти…
— Говори, что с ним! — потребовал парторг.
— Бедняга. Больше не будут его дразнить наши сорванцы. А было время, когда и ему пели соловьи…
— Ну, ну?
— Нет его больше!
— Это ложь! — крикнул Хажи-Бекир и пошатнулся.
— Не знаю, случайность или убийство… Сегодня спустился в Волчье ущелье и там наткнулся вот на это… — Кара-Хартум развязал мешок и вытащил обгрызенные зверями кости — берцовую, бедренную и остатки плюсны…
Могильщик закрыл руками лицо, глухо застонал.
— Что с тобой, Хажи-Бекир? — сухо спросил Чамсулла.
— Этого я не хотел… Я не думал, что он мертв…
— Кара-Хартум, а ты уверен, что это его кости? — Чамсулла всматривался. — Адам был маленький человечек, а кости вроде бы крупные.
— Скелет всегда кажется выше человека, — ответил охотник. — А потом, возле костей лежала одна вещь…
— И вытащил из мешка серую каракулевую папаху, которую знал каждый малыш в ауле.
— Скажи, Хажи-Бекир, разве это не его папаха? — спросил Кара-Хартум, протягивая могильщику папаху.
— Да, его шапка… — с трудом выговорил Хажи-Бекир, задрожал, будто ощутил вдруг дыхание жестокого мороза, повернулся и тяжело вышел.
Парторг и охотник взглянули друг на друга.
— Задержать? — Кара-Хартум потянулся к ружью.
— Не надо. — Лицо Чамсуллы стало суровым и брезгливым. — Могильщики и муллы не спешат в рай к аллаху. А бежать некуда: обвал захлопнул нас всех в капкане.
Чамсулла распорядился отнести Хеве печальные останки Адама, и Кара-Хартум отнес. Конечно, чтоб не напугать женщину, он сначала подготовил Хеву, рассказал, что все на земле смертны, что и его и ее предки давно померли, что у него даже родители умерли назад тому двенадцать лет, что никто не знает, когда пробьет его последний час… Черную эту весть Хева встретила, как и подобает горянке, душераздирающим криком и плачем. На крик сбежались соседи и начали обычные панихидные причитания, обрядовые песни с плачем. Старухи советовали Хеве — аллах, мол, зачтет ей доброе дело — достойно похоронить несчастного парикмахера, которому так не повезло, не выпало на его долю счастья провести даже медовый месяц с молодой женой, даже хотя бы медовую неделю после долгого и горького одиночества. Бедняга, как мечтал он о подруге! И вот, когда, казалось, уже сбывалась пламенная мечта человека…
Наши далекие предки в таких случаях видели вмешательство злобных духов тьмы Ян-Вана, Сатаны, Люцифера; проявление скверных характеров Зевса, Аллаха, Иеговы; тайные планы Саваофа… А вот мне, каюсь, сдается, что все дело просто в зависти, в недоброжелательстве, которые вдруг окутывают счастливца отравленным облаком. И внезапно в самую пору цветения ощущает человек, что вянут и сохнут в нем жизненные силы, что не хватает воздуха, что тускнеет даже яркое солнце дагестанского неба… С изумлением озирается он, пытаясь понять, что же случилось?! Но бактерия зависти невидима даже в электронный микроскоп, хотя убивает, подобно чумной… И великое благо, спасение для отравленного чужой завистью — бескорыстные, щедрые, великодушные друзья и товарищи. Увы, их-то и не оказалось у несчастного Адама!
Простите, я не в силах сейчас рассказывать дальше…
АУЛ ТРЕБУЕТ ВОЗМЕЗДИЯ
Наутро перед саклей парикмахера уже сидели на камнях и бревнах почтенные шубурумцы: пришли выразить свою скорбь и соболезнование Хеве. Похоронить Адама решили у дороги, возле первых строений Шубурума. Таков обычай горцев: кто погиб или помер вне аула, тех хоронят у дороги; так сказать, за околицей.
Но кто будет рыть могилу? Полагалось бы рыть сельскому могильщику Хажи-Бекиру. Но согласится ли: ведь его подозревают в убийстве Адама! И все-таки пришлось обратиться к нему: никто в ауле не мог совершить это с таким пониманием дела, никто не знал, какая требуется глубина, к востоку или к западу должно быть возглавие, никто не умел так выдолбить каменный гроб и высечь надпись на памятнике. Да и памятники, заготовленные впрок, стояли только у сакли Хажи-Бекира.
- Снежные люди - Ахмедхан Абу-Бакар - Советская классическая проза
- Право на легенду - Юрий Васильев - Советская классическая проза
- Жизнь Василия Курки - Александр Шаров - О войне / Советская классическая проза
- Земные наши заботы - Иван Филоненко - Советская классическая проза
- Жатва - Галина Николаева - Советская классическая проза
- Фараон Эхнатон - Георгий Дмитриевич Гулиа - Историческая проза / Советская классическая проза
- Алмазный мой венец - Валентин Катаев - Советская классическая проза
- В списках не значился - Борис Львович Васильев - О войне / Советская классическая проза
- Рассказы - Алексей Бондин - Советская классическая проза
- Собиратели трав - Анатолий Ким - Советская классическая проза