Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главным оратором дня был вождь Мелигкили, сын Далиндьебо. После того как я послушал его, мои радостные цветные сны превратились в черно-белые. Он начал свою речь достаточно обыденно, поддержав практику продолжения нашей общей традиции. Затем он резко повернулся к нам, и его тон внезапно изменился.
– Вот сидят наши сыновья, – продолжал он, – молодые, здоровые и красивые, цветки народа коса, гордость нашей нации. Мы только что обрезали их в ритуале, который обещает им мужественность. Однако я здесь, чтобы сказать вам, что это пустое, иллюзорное обещание. Это обещание, которое никогда не может быть выполнено. Ибо мы, народ коса, и все чернокожие южноафриканцы – это покоренный народ. Мы – рабы в нашей собственной стране. Мы – арендаторы на нашей собственной земле. У нас нет ни силы, ни власти, ни контроля над нашей собственной судьбой в стране нашего рождения. Наши сыновья поедут в города, где будут жить в лачугах и пить дешевый алкоголь, и все потому, что у нас нет земли, чтобы дать им, где они могли бы процветать и заводить нормальные семьи. Они будут выкашливать свои легкие глубоко в недрах шахт белого человека, разрушая свое здоровье, никогда не видя солнца, – и все это для того, чтобы белый человек мог процветать. Среди этих молодых людей, наших сыновей, которые прошли сегодня церемонию посвящения, есть будущие вожди, которые никогда не будут править, потому что мы лишены власти управлять своим народом; есть солдаты, которые никогда не будут сражаться, потому что у нас нет оружия; есть ученые, которые никогда не будут учить, потому что у нас нет возможности предоставить им такой шанс. Способности, интеллект, надежды этих молодых людей будут растрачены впустую в их попытке заработать на жизнь, выполняя самую простую, самую бессмысленную работу по дому для белого человека. Эти дары сегодня ничто, ибо мы не можем дать им величайший дар из всех, которым является свобода и независимость. Я хорошо знаю, что Камата-всевидящий никогда не спит, но у меня есть подозрение, что Камата-всевидящий на самом деле может дремать. Если это так, то чем скорее я умру, тем лучше. Потому что тогда я смогу встретиться с ним, разбудить его и сказать, что дети вождя Нгубенгкуки, цветки народа коса, умирают».
Аудитория все более стихала по мере того, как говорил вождь Мелигкили. Как мне показалось, она при этом все более наполнялась яростью. Никто не хотел слышать тех слов, которые он произнес в тот день. Я точно знаю, что и я сам не хотел их слышать. Я скорее рассердился, чем возбудился после выступления вождя, восприняв его слова как оскорбительные комментарии невежественного человека, который не был в состоянии оценить ценность образования и тех преимуществ, которые белый человек принес в нашу страну. В то время я смотрел на белого человека не как на угнетателя, а как на благодетеля, и поэтому считал, что вождь был чрезвычайно неблагодарен. Он испортил мне мой замечательный день, испортил преисполнившее меня чувство гордости своими глупыми оценками.
Однако вскоре его слова начали воздействовать на меня. Он посадил во мне семя, и, хотя я позволил этому семени долго зреть, в конце концов оно начало расти. Уже позже я был вынужден признать, что невежество в тот день проявил не вождь, а я сам.
После церемонии я вернулся к реке и стал наблюдать за тем, как она извивалась по пути туда, где через многие мили ей предстояло попасть в Индийский океан. Я никогда не пересекал эту реку и почти ничего не знал о мире на другом ее берегу, о том мире, который манил меня в тот день. Близился закат, и я поспешил туда, где раньше стояли наши уединенные хижины. Хотя нам запретили смотреть, как они горели, теперь я не мог устоять перед искушением посмотреть на то место. Когда я добрался до него, я увидел, что от хижин остались лишь две пирамиды пепла у большой мимозы. В этих кучах пепла лежал теперь уже утраченный и восхитительный мир моего детства, мир сладких и легкомысленных дней в Цгуну и Мэкезвени. Теперь я был мужчиной и никогда больше не стал бы играть в «тинти», или воровать кукурузу, или пить молоко из коровьего вымени. Я находился в трауре по своему собственному детству. Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что в тот день я пока еще не был мужчиной. И не стану им в полном смысле этого слова в течение ближайших лет.
5
В отличие от большинства других мальчиков, с которыми я вместе прошел ритуал обрезания и с которыми учился, мне не было суждено работать на золотых приисках. Регент часто говорил мне: «Тебе не стоит тратить свою жизнь на добычу золота для белого человека, не зная при этом, как написать свое имя». Я был предназначен для того, чтобы стать советником Сабаты, и для этого я должен был получить образование. После церемонии посвящения я вернулся в Мэкезвени, однако ненадолго, так как собирался впервые пересечь реку Мбаше по пути в методистскую среднюю школу-интернат Кларкбери в Энгкобо.
Я снова уезжал из дома, но мне самому не терпелось посмотреть новый для меня мир. Сам регент отвез меня в Энгкобо на своем величественном «Форде V-8». Перед отъездом он организовал празднование того, что я успешно сдал образовательный норматив «Стандарт-5» и был принят в Кларкбери. Для этого мероприятия зарезали овцу и устроили танцы и песнопения. Это был, по существу, первый праздник, который я устраивал в свою честь, и я от всей души наслаждался им. Регент подарил мне мою первую пару ботинок (тоже знак мужественности), и в тот вечер я сам еще раз начистил их до полного блеска, хотя они и так уже достаточно блестели.
* * *Основанная в 1825 году школа-интернат Кларкбери располагалась на месте одной из старейших миссий Уэслианской методистской церкви в Транскее. В то время школа Кларкбери была высшим учебным заведением для африканцев в Тембуленде. Сам регент посещал Кларкбери и
- Аргонавты - Мэгги Нельсон - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле - Товий Баевский - Биографии и Мемуары
- Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 2 - Пантелеймон Кулиш - Биографии и Мемуары
- Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя. Том 1 - Пантелеймон Кулиш - Биографии и Мемуары
- Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953). - Николай Капченко - Биографии и Мемуары
- Великий оболганный Вождь. Ложь и правда о Сталине - Игорь Пыхалов - Публицистика
- Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев - Биографии и Мемуары
- Запад – Россия: тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса - Ги Меттан - Публицистика
- Свидетельство. Воспоминания Дмитрия Шостаковича - Соломон Волков - Биографии и Мемуары
- Как Черномырдин спасал Россию - Валерия Башкирова - Биографии и Мемуары