Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вам спокойной жизни захотелось, Андрей Тихонович? — подозрительно-ласковым тоном промолвил директор. Баталов понял, что промахнулся. Он наскоро пробормотал что-то о делах и счел за благо исчезнуть.
Валентин в это время выговаривал Терновому.
— Ну что за строптивый характер, не понимаю! Не мог промолчать? Имей в виду: Виталий Павлович — сила, и не тебе с ним спорить. Такой авторитет в мартеновской науке, такой знаток…
— Ну и целуйся с ним, — грубовато перебил Терновой.
— Да не сердись, чудак! Не хочешь об этом говорить, давай о другом. Я слышал, что ты хотел устроить Зину на работу?
— Мне хотелось вообще, чтобы она не кисла, дома. Пусть Лучше работает.
— Ах, вот что! Вернейшее средство от конфликтов между мужем и женой? Да не хмурься, и пошутить нельзя. Дело вот в чем: на мартене организуется газовая лаборатория и туда требуются две лаборантки.
— Что за лаборатория?
— Хотят наладить определение водорода в номерных марках. Будет грандиозная исследовательская работа. Уже и ученые приехали.
— И кто же будет руководить лабораторией? Не ты ли?
— Потом, может быть, и я, а пока — Марина Кострова.
И Валентин выжидательно посмотрел на Тернового. Тот в недоумении наморщил лоб:
— Какая Кострова?
— Вот это мило! — Валентин открыл свои и без того большие глаза, выразив крайнюю степень изумления. — А я-то думал, что он подпрыгнет от радости, как козленок. Забыть так скоро?! Ай-яй-яй!..
Краска залила лицо Тернового, он растерянно и беспомощно уставился в смеющееся, беспечное лицо Валентина, но тот коротко кивнул и, довольный эффектом, поспешил удалиться. Уже издали крикнул:
— А насчет Зины подумай. Зачем упускать случай?
Мысль о давней милой, веселой подружке была так далека от Олеся, что он в первую минуту не ощутил ничего, кроме крайнего удивления. Но очень скоро ему захотелось увидеть ее, услышать ее голос, вспомнить с нею о прошлом. И тут же пришла мысль о Зине. Интересно, какой бес подсказал Валентину этот замысел: устроить Зину на работу под начальство Марины?
Терновому понадобилось большое усилие, чтобы подавить волнение и отдать все внимание листочку с химанализом пробы, который он машинально сжимал в руке. На шестой печи пора было начинать легирование, предаваться мыслям было некогда, и только с каждым толчком крови в висках звучало в голове незабытое имя.
Он распоряжался у печи, отдавал приказания, рассчитывал присадки — и все это с присущей ему уверенностью; она невольно передавалась остальным и создавала у печи образцовый порядок, радующий сердце настоящего мастера.
От неистовой жары прилипала к спине спецовка, по закопченному лицу катился пот, жажду время от времени утоляла кружка подсоленной газированной воды, цех шумел, гудел, грохотал, а далеко-далеко в уголочке памяти блестели живые темные глаза и улыбалось задорное лицо.
После выпуска плавки Терновой забежал в комнату мастеров. Там сидел только Леонид, просматривая книгу цеховых рапортов.
— Что ты ищешь? — спросил Терновой, не зная, как начать разговор.
— Материал для «Заусенца». Богатый сборник анекдотов! — и Леонид весело потряс в воздухе засаленной толстой канцелярской книгой. — Сегодня, например, натыкаюсь на такое произведение контролеров ОТК: «Присутствовал на разливке до двух третей Баталов, после двух третей Миронов. На разливке не отразилось». Нет, каково? — и Леонид рассмеялся.
В другое время у Олеся в запасе тоже оказался бы подобный анекдот, но сейчас ему было не до того. И он посмотрел на друга с таким нетерпением, что сразу перестал смеяться.
— «Что вы смотрите синими брызгами?» Случилась что-нибудь?
— Валентин какую-то ерунду говорит, будто Марина приехала.
— На сей раз не ерунду. И даже в цехе была вчера и о тебе справлялась. Я с ней виделся.
— И ничего мне не сказал! Друг называется! Надолго приехала? Одна?
— Ой, сколько вопросов сразу! Я как чувствовал: успел взять интервью. Приехала не одна, а с Виноградовым, представителем Инчермета. Месяца на два. Будут проводить опыты по внедрению новой технологии выплавки номерных сталей. Ну, будет с тебя или еще что-нибудь хочешь узнать?
— Как она, сильно изменилась?
— Ничуть. Такой же чертенок. На ученого сухаря никак не похожа.
— Не говорила, вышла замуж или…
— Мой друг, тебе это должно быть все равно.
— Мне все равно. Просто любопытство.
Леонид знал своего друга достаточно хорошо, чтобы не поверить в простое любопытство, но промолчал и, склонившись над книгой рапортов, замурлыкал: «Уймитесь, волнения стра-а-асти!»
— Леня! — почти крикнул Терновой.
— А? — поднял тот невинный взгляд.
Не ответив, Олесь круто повернулся и хлопнул за собой дверью. Леонид перестал мурлыкать и озабоченно посмотрел ему вслед.
Сбегая со ступенек, Олесь носом к носу столкнулся с Мариной и ее спутниками. Встреча была настолько неожиданной, что он не успел ощутить никаких чувств, и растерянно остановился. Марина была в синем халате, на голове пестрела маками шелковая косынка; Виноградов был одет в самую обычную спецовку, какую носили все на заводе.
— Боже мой!.. Да это Олесь! Олесь, как я рада! — растерянно-радостно воскликнула Марина, и какая-то испуганная улыбка пробежала по ее лицу, словно она боялась, что ошиблась и что Олесь окажется другим.
— Марина… — глухо пробормотал он в такой же растерянности, забыв подать ей руку. Трудно даже сказать, чего больше — радости или боли — ощутил он в эту минуту.
Марина овладела собой первая. Обычным, только чуточку звенящим голосом она сказала:
— Дмитрий Алексеевич, а это мастер Терновой. Три года назад я проходила практику под его руководством.
Должно быть, волнение слишком ясно отразилось на лице Олеся, потому что Виноградов взглянул на него острыми прищуренными глазами и тут же протянул ему узкую, но крепкую руку. При ярком свете, бликами игравшем на лице Виноградова, Олесь заметил и тонкие лучики морщин в углах глаз, и решительно сжатый рот, и устало приспущенные веки. Мелькнуло в голове: «Интересный человек»… Но думать было некогда. Виноградов уже интересовался технологией, задавал вопросы о работе, о составе шихты, о мерах борьбы с водородом и о многих других вещах, которые требовали обдуманных ответов.
Рядом уже вертелся Баталов. Он чутьем угадывал, где может быть начальство или иное ответственное лицо, и сейчас же вмешивался в разговор, боясь, что его не заметят; так и сейчас он вмешался, грубо прервав Тернового. Мастер сразу замолчал, и на лице его появилось замороженное выражение.
Виноградов вежливо выслушал Баталова, заметил, что об этом они еще будут иметь случай поговорить, и снова повернулся к Терновому. Но беседу так и не удалось продолжить. На рабочую площадку, пыхтя, взобрался Рассветов; немного погодя, стремительно перешагивая через две ступеньки, поднялся Савельев. Директор сейчас же отыскал Виноградова и ухватил за рукав:
— Ну, дорогой друг, когда думаете переходить от слов к делу? Пора, голубчик, пора!..
— Сегодня, Григорий Михайлович. Мы как раз пришли посмотреть помещение, где будем устанавливать приборы.
— Ну-ну, пойдемте вместе, посмотрим. План с цехом согласован? — он обернулся и взглянул на Баталова.
— Сегодня согласуем, — отозвался Баталов.
— Как всегда, оперативны. Ну, проводите нас, где тут будет лаборатория.
Баталов вспомнил было о каком-то неотложном деле, но Савельев, зная эту манеру увиливать от неприятностей, слегка придержал его за локоть и повел с собой, не прерывая горячего разговора с Виноградовым. С еле заметной скептической улыбкой за ними последовал Рассветов. Марина улыбнулась Терновому на прощание и ушла следом.
Ушла — и словно потемнело все вокруг.
… Марина, Мариночка! Помнит ли она о прошлом? Смеется, наверно, в душе над неуклюжим парнем, который так неумело поцеловал ее когда-то. А он, оказывается, ничего не забыл; до мелочей припоминается все — и легкий морозец, и тусклый свет фонарей, и слабо поблескивающие снежинки в пушистом, недавно выпавшем снеге… Как-то по-детски просто ответила она на поцелуй, а потом смутилась и побежала туда, где был народ, музыка, яркий свет катка.
Перед глазами Марины в эту минуту была совсем другая картина, которую она рассматривала с нескрываемым возмущением. Комната, отведенная для лаборатории, маленькая и неуютная, производила самое удручающее впечатление выщербленным полом и обшарпанными стенами, на которых, словно заплаты на рубище, желтели клочки и обрывки давнишних плакатов и лозунгов. Одно-единственное окно, заросшее цеховой пылью и грязью до самого верха, выходило на рабочую площадку, и, когда поднимались заслонки завалочных окон находившейся напротив печи, слепящее багровое сиянье заливало комнату до самых отдаленных уголков.
- Плач за окном - Глеб Горбовский - Советская классическая проза
- Самолет на болоте - Сергей Сергеевич Андропов - О войне / Советская классическая проза
- Метели, декабрь - Иван Мележ - Советская классическая проза
- Желтый лоскут - Ицхокас Мерас - Советская классическая проза
- Костер в белой ночи - Юрий Сбитнев - Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Иван Шевцов - Советская классическая проза
- Белый аист - Людмила Молчанова - Советская классическая проза
- Чужие грехи - Александр Шеллер-Михайлов - Советская классическая проза
- Лунный Пес - Юрий Рытхэу - Советская классическая проза
- Формула памяти - Никольский Борис Николаевич - Советская классическая проза