Форма входа
Читем онлайн Перепелка — птица полевая - Александр Доронин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Куда ни глянешь — везде глина да песок. Поэтому и Сура обижается: возьмет и неожиданно свернется в клубочек, будто губы воротит. Поднимет мутную воду, она такая ржавая — на кровавую жижу похожа.
Не выдержали эрзяне, стали ходить на Волгу бурлачить. Иногда и за строительство церквей принимались. Пусть не любили это дело — сами дубам молились, только ведь без работы не прокормишь семью. В одном Нижнем Новгороде, рассказывают, вармазейские мужики аж шесть церквей подняли. Потом и в своем селе. Правда, деревянную, но крытую железом. Ох, матушка, как блестела маковка той церкви — с другого села виднелась!
Игрушка, не церковь! Потом пришли нечисти, сломали ее. В тридцатых годах, когда сочли храмы «темными гнездами». Какою темною она была?!
Иконостас сотнями свечей сверкал! Не зря старикам до сих пор не забыть, как пригнали десятка три лошадей, толстой веревкой обвязали купол и давай валить…
Эрзяне такого даже во сне не видели. Тогда, рассказывают, Вармазейка ульем гудела: как же, дети уходили от родителей, от одной семьи образовывалось несколько. Одни деревню Петровку основали, другие — поселок Чапамо, третьи — Аникеевку… Обиделись вармазейские, не стали пускать их на свои земли.
И драки возникали. Порой с вилами шли друг на друга, но здесь о коллективизации услышали. Очень уж весомое это слово — коллективизация, взятое из другого языка. Легко произносимое, но не все стояли за нее, эту коллективизацию. Попробуй устоять, когда твое нажитое добро выносят из дома перед глазами.
Те, которые проливали пот на своих паях, не знали продыха — остались без портков: что было — всё отобрали лодыри. Словно лугов не хватало — взяли да на поля стада пустили…
Поля оставались невспаханными. Кто будет радеть за общую землю? Она, выходит, общая, и хозяева не они, сельчане. Тогда кто же? Дети новых помещиков?!.
Об одном знали вармазейские эрзяне: не спрашивая начальников, метра земли себе не нарежешь. Дадут тебе с капустный рассадник грядку — хоть картошку сажай, хоть редьку. Такая вот пошла жизнь.
Коммунисты друг друга в тюрьмы сажали. Многие не вернулись из далеких мест.
Именно тогда и церковь сломали. Не выдержал батюшка Серафим, дед нынешнего кочелаевского священника, встал на колени перед крушителями:
— Зачем все рушите? Дома и дворы у вас есть и дров хватит на три зимы. Оставьте, безбожники, церковь!
— Из ее бревен тебе тюрьму построим! — смеялись над ним активисты.
Кашлянуть не успели, как милиционер с кобурой явился. Посадили трясущегося священника на тарантас и увезли. До сих пор никто не знает, где он. В Сибирь, видать, отправили за смертью…
Почему об этом не говорят предания, почему Сура об этом не вспоминает?..
Неужели мало пота пролили сельчане за свою жизнь? Кто измерит боль их души и высохшую на горбах соль?
Открой свои тайны, Сура, ведь ты поишь своею водою поля, тебе люди верят?
Почему молчит глинистая земля? Не говорит о безымянных могилах? Скажи, кто лежит здесь, не прячь то, от чего потяжелело твое сердце? Придет время — все расставит на свои места, плохое в груди вечно не удержишь.
Только ветер гудит, словно ропщет, да со звоном вздыхает сосновый лес. Они тоже все слышали.
Молчат…
Тогда, может быть, волчицу послушаем.
* * *Ветер усиливался, набирая откуда-то неведомые силы. Лес, вздрогнул и нервно зашумел. Деревья качнулись, соприкасаясь верхушками. Над ним кружились сороки, крича, что и отчего, но ветер не отвечал. Белесым туманом стелилась поземка, кружа по земле, будто искала себе новое жилье.
Вышла Керязь Пуло9 из логова, понюхала воздух. Он щекотал ноздри. Сверкнула зелеными глазами — все стояло на месте и людей совсем не слышно. Вокруг простор, девственный снег и желтый лес. Одно плохо — кишки урчали. С голоду и сон не шел. Какой уж там сон — четверо волчат все нутро вытянули. Сосут и сосут, бесенята. Маленькие еще, не понимают. И в самом деле, откуда она, старая мать, им возьмет столько молока — второй день в рот даже сухая кость не попадала. Завыла волчица — овраг ответил горьким эхом.
Затрещала от страшного голоса вековая сосна, под которой было логово, ветки с шелестом сломались, чуть не задели Керязь Пуло. Зарычала волчица — на спине густые волны всколыхнулись. У-у-р-р! — вновь заскрипела зубами, будто стала дробить камни.
Будешь злой, если голод крутит. И поохотиться негде — поредели в округе села. Раньше, считай, в каждом дворе держали по десять овец. Где овцы — там коровы и телята, гуси и утки. Хорошо жилось! Спускалась к селу — пустой не возвращалась. Бывало, и козленка приносила… А сейчас… Мало осталось живности. С ног валилась в поисках пищи.
Идет Керязь Пуло неспеша, каждый шаг вперед видит. Хоть в полночь, хоть в утренние сумерки, когда звезды гаснут и со стороны села дует ветерок.
Не обманешь ее, знает: ветер скроет запах, да и люди храпят в это время. Люди спят, но вместо них их собаки еще злее. Спрячутся под лестницами и ждут ее. Недавно на такого пса нарвалась — еле задушила. Зубы чуть не подвели ее — почти без клыков осталась, да и те уже притупели. Раньше Керязь Пуло одним ударом вспарывала коровье горло. Без клыков какая охота…
И люди тоже поумнели. Раньше ведь как было: на зиму заводили скот в хлева из ивовых прутьев, набросают под ноги солому и думают, что до весны свой скот сохранят. Нет, с таких дворов Керязь Пуло не только овец — телят вытаскивала! Что за хлева тогда были — одна простота! Не как сейчас. Теперь дворы крепче домов: из толстых бревен, а у некоторых даже кирпичные. С лошадиную голову замками закрывают двери. Прошли те годы, когда Керязь Пуло разгребала соломенную крышу и таскала овец. Сейчас не то что вытащить — вокруг домов боишься пройти.
У-у-у-х! — сколько собак шатается по улицам. Больше всего их в феврале, когда начинается гон. Лохматые, с телят ростом, будто одно жирное мясо лопают. Одно хорошо — очень ленивые. Много их задушила Керязь Пуло. Воняет от их мяса, но без него еще хуже.
Когда вспомнила о мясе, по ее телу разлилось тепло. Как ни говори, слаще мяса нет еды. Ни сил без него, ни отдыха. Не закончилось бы мясо, Керязь Пуло из логова не вышла. Там подстилка из мягкого мха, четверо волчат. Хорошее логово сделала прошлой осенью — нечего жаловаться. Большое, теплое, пахнет корнями деревьев. Такие морозы были, а она зиму почти и не почувствовала. Спала и спала, чмокая губами, грызла лосиные кости, слушала, как потрескивают деревья.
Лосиху она свалила в этом же овраге. Безмозглая со своим самцом кору грызла в осиннике. Керязь Пуло не растерялась, увидев их. Подползла на животе и набросилась. Правда, бык не дал себя обидеть — выставил перед ней убеленные инеем рога, начал толстыми копытами разгребать снег. Бог с ним. Лосиха забрела в овраг, покрытый глубоким снегом. Волчице это и нужно было — мигом догнала ее, вцепилась в шею и давай рвать. Одолела!
На целый месяц хватило мяса! Тогда Керязь Пуло потомство носила, еды ей каждый день подавай… Был бы друг, мяса не хватило. Тот, ненасытный, моложе ее, ему каждый день еду подавай. В жизни волков такой уж обычай: самка на сносях — самец уходит. Сейчас спит где-нибудь или шатается.
Кормить себя — не дыханием греть небо. На охоту надо выходить. Керязь Пуло ищет такие тропки, о которых никто не знает. По ним лучше одной бродить. Вот и сейчас волчица мечтает попасть туда, откуда можно утащить овцу. Зимняя тропа одна… От логова кордон совсем близко — в конце оврага, где река изгибается. Удобные там места — густой лес, вода льдом затянулась. Встретишь людей с ружьями — скроешься. Лесника тоже давно не видно. У-у-у! — его в клочья бы разорвала! Хитренький мужик. В снег закопает капканы — не знаешь, где тебя прихлопнет. Из одного Керязь Пуло еле вырвалась.
Было это в прошлом году, осенью. Бежала тогда по лесу, изредка принюхивалась. И вдруг откуда-то запах мяса. Действительно, под сосной валялась кабанья ножка. Керязь Пуло тогда была сытой — куропатка попалась, но разве удержишься? Остановилась около ножки, стала ее нюхать. И здесь будто оса вцепилась в хвост! Махнула она им — и клацк! — хвост уже в капкане!
Долго выла — никак не могла освободиться. Неожиданно услышала поблизости лай собак. Прыгнула Керязь Пуло со всей силой — половину хвоста оставила в капкане. Потом долго зализывала больное место, лечила его. Но какое там лечение, когда оторванное не вырастало? Поэтому и прозвали ее лесные жители Керязь Пуло. Некрасивое прозвище, но оно хуже репья прицепилось.
Сколько раз стреляли в нее! Не счесть!
А однажды и хозяин кордона хотел ее свалить. Не попал. Метнулась тогда Керязь Пуло в лес — там попробуй достань ее! Лес, вот кто выручает! Спросить бы того человека, что она сделала ему плохого? Овец таскала? И такое было. Не скроешь. Но ведь и люди воруют друг у друга! Понимала бы Керязь Пуло их язык, поняла бы, как об этом говорили те двое, которые проходили по краю оврага. От их одежды шел неприятный запах — Керязь Пуло чуть не вырвало. Шли они, сами ругались. Старший все учил молодого: «Не можешь жить, а сам язык суешь, куда не надо! Зачем пожаловался? Что здесь плохого — трех овец стащил с соседнего колхоза? Их всем хватит! Заруби, парень, на носу: на доносах далеко не уедешь. Настрочишь на меня — хозяйство у тебя по ветру пущу!»
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Перепелка — птица полевая - Александр Доронин бесплатно.
Похожие на Перепелка — птица полевая - Александр Доронин книги
- Плач за окном - Глеб Горбовский - Советская классическая проза
- Жатва - Галина Николаева - Советская классическая проза
- Малиновые облака - Юрий Михайлович Артамонов - Советская классическая проза
- Маленькая повесть о двоих - Юрий Ефименко - Советская классическая проза
- Том 2. Машины и волки. Повести. Рассказы - Борис Пильняк - Советская классическая проза
- Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести - Владимир Маркович Санин - Путешествия и география / Советская классическая проза
- Гамаюн — птица вещая - Аркадий Первенцев - Советская классическая проза
- Человек, потерявший лицо - Александр Беляев - Советская классическая проза
- Собрание сочинений. Т. 3. Буря - Вилис Лацис - Советская классическая проза
- Белые терема - Владимир Константинович Арро - Детская проза / Советская классическая проза