Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот участок побережья представлял собой идеальную, укрытую от волн естественную гавань. С тех пор как они пришли сюда накануне вечером, Датис не видел здесь ни малейшего волнения. Его люди хорошо поели и отдохнули, проверили снаряжение и оружие, записали все, что забрали из Эретрии, и отправили новых рабов. И все это за одну ночь. Империя работала без сбоев. Теперь Датис задавался вопросом, позволит ли ему великий царь построить там дом, когда вся Греция будет подчинена. Какой прекрасный вид открывался бы по утрам!
Взгляд Датиса устремился дальше, к равнине, которая простиралась от побережья до возвышающихся на горизонте гор. В результате он одним из первых увидел змею из золота и пыли, поблескивающую между холмами с запада. Заслонив ладонью глаза от послеполуденного солнца, он присмотрелся внимательнее и негромко выругался. Между тем ленивые разведчики увидели наконец идущую маршем колонну и протрубили в рог.
Ожидавшие на берегу замерли. Замерли даже весла, так что предоставленные самим себе военные корабли потянулись к полосе прибоя, рискуя наткнуться на камни. К тому месту, где стоял Датис, уже спешили посланные за распоряжениями гонцы. Ему предстояло принять решение под пристальным взглядом великого царя. Колебание стоило дорого: враг приближался, а набор возможных действий сокращался. Рассчитывать на конницу не приходилось, это Датис понял сразу. Он просто не успел бы отозвать корабли и произвести высадку до подхода неприятеля.
Датис прикусил губу; первые подбежавшие рабы бросились на песок у его ног, ожидая приказов и пытаясь отдышаться. Он снова посмотрел на растянувшиеся по берегу войска. Под его командой было двадцать тысяч солдат, сердце и щит которых составляли десять тысяч «бессмертных». Внушительную силу представляли лучники и пращники, эфиопы. В общей сложности на поле Марафона его приказа ждали сорок тысяч ветеранов персидской армии. Он принял решение ровно в тот момент, когда к нему подбежал царский герольд.
– Государь, Богоподобный Царь и Отец Мира велит мне спросить, какие приказы ты отдашь людям.
Он не пал ниц, а просто поклонился. Датису этот человек не нравился, но он слишком любил собственную жизнь, чтобы рисковать и оскорблять его, и поэтому поклонился в ответ.
– Передай государю, что я приказываю наступать и вступить в бой. Я не откажусь от битвы. Посадить армию на корабли мы уже не успеем. Греки достаточно близко и уничтожат тех, кто останется на берегу. – Он задумчиво потер подбородок и кивнул сам себе. – Мы не можем сражаться ни на песке, ни на берегу, где море за спиной. Впереди сухая равнина. Мы выступим, построимся и приготовимся встретить их. Лучники и пращники на флангах, «бессмертные» и другие полки – в центре. Сообщите великому царю Дарию, что к востоку от равнины есть возвышенность. Возможно, он пожелает расположиться там, чтобы оттуда наблюдать за битвой.
Гонец улыбнулся одной стороной лица, как будто что-то в Датисе его позабавило, снова поклонился и, не сказав ни слова, побежал к шатру. Оставленные его быстрыми шагами углубления в песке мгновенно заполнились шипящей и пенистой морской водой.
Глава 5
Ксантипп нервно сглотнул, когда, разделившись, они обошли низкие холмы с обеих сторон. «Марафон» означает «заросший фенхелем», и эта трава действительно хорошо росла на здешнем красноземе. От раздавленного сандалиями фенхеля соленый воздух наполнился густым запахом.
Скорость марша едва заметно увеличилась; людей подталкивало желание поскорее добраться туда, куда они направлялись. Небо постепенно расширялось, зеленые холмы уступали место равнине с низкими кустарниками, редкими разбросанными деревьями, похожими на часовых, и темным морем за ними. Они все еще видели корабли, которыми буквально кишело море. С каждым шагом им раскрывалось все больше деталей картины с бегающими туда-сюда разведчиками и гонцами. Новость об этом распространилась по всей колонне и поначалу вызвала ликование.
– Никакой конницы! – громко крикнул Эпикл, повторяя последнее донесение.
Известие встретили радостными возгласами. Несколько лет назад, сражаясь с Фессалией, афиняне оказались в тяжелом положении. Всадники не могли прорвать плотный строй ощетинившейся длинными копьями фаланги, но и сама фаланга не могла продвигаться вперед с нужной скоростью. В результате на поле боя образовались неподвижные островки гоплитов, которых свободно перемещающийся противник осыпал дождем стрел, убивая поодиночке, одного за другим.
Другое дело – численность противника. Оценки сильно разнились, так как разведчики пытались сосчитать людей в перемещающихся строях и марширующих колоннах. Ксантипп с трудом мог поверить, что на берегу осталось столько персидских солдат. На таком расстоянии они казались городской стеной. Он потряс головой, отгоняя возникший образ, прищурился и попытался мыслить как стратег. Персидские корабли – войска вывозятся ими или все еще высаживаются с них?
Определить было невозможно, и он вспомнил собственное описание конницы. Ложные сообщения были обычным явлением, но трудно спутать тысячи лошадей с чем-то другим. Что, если быстрый марш на восток от Афин помешал персам вывести в море всю армию? Везения самого по себе не существует. Именно ради такого исхода они принесли жертву и дали клятву богам.
Ксантипп услышал, как затрубили бараньи рога персов, и увидел, как блеснули, разворачиваясь, шелковые знамена. Разговоры и нервный смех в шеренгах вокруг него стихли. Каждый мужчина, вышедший из дома в это утро, знал, что` поставлено на карту. Уже ближайшей ночью персидские солдаты будут убивать афинских женщин и детей, если врага не остановить здесь. Никто другой сделать это не мог. Никакая другая власть.
Мильтиад вышел со своего места в шеренге. Его личный гонец Фидиппид шагал рядом с ним. Весь день он не знал покоя, бегал, передавая приказы и держа стратегов в курсе дел. Кожа Фидиппида блестела то ли от масла, то ли от пота, хотя дышал он ровно и медленно. Двое мужчин помоложе несли на длинных копьях полотнища, чтобы все знали, где находится архонт.
Ксантипп почувствовал, как его пронзила волна страха и ярости, а сердце почти болезненно заколотилось. До этого момента марш мало чем отличался от тренировочной пробежки. Ксантипп хорошо размялся, согрелся и ровно дышал. Но вот то, что должно было произойти, не с чем было сравнить. Испытание самое изнуряющее, самое ужасное и самое волнующее, какое только может выпасть мужчине. Но он не отказался бы от права стоять здесь со своим народом – даже ради царства.
– Колонна в фалангу! Фаланга! – взревел
- Империя серебра - Конн Иггульден - Историческая проза
- Война роз. Буревестник - Конн Иггульден - Историческая проза
- Нить судьбы - Роберт Святополк-Мирский - Исторические приключения
- Тит Антонин Пий. Тени в Риме - Михаил Никитич Ишков - Историческая проза
- История музыки для всех - Ярослав Маркин - Историческая проза
- Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Изумруды Кортеса - Франсиско Гальван - Исторические приключения
- Фараон Эхнатон - Георгий Дмитриевич Гулиа - Историческая проза / Советская классическая проза
- Потерпевшие кораблекрушение - Роберт Стивенсон - Историческая проза
- Последнее письмо из Москвы - Абраша Ротенберг - Историческая проза