Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хозяина позовите. Только побыстрее, я спешу!
Видимо, особу ответ не только не удовлетворил, а даже как будто взнервировал несколько, потому что она еще более, чем раньше, неприязненным тоном ответила:
— Какого хозяина? Ты куда звонишь, бедолага?
Ну вот. Сказать, куда звоню, я, естественно, не мог, поэтому на секунду-другую замялся, а эта дама на том конце провода, тут же этой заминкой и воспользовалась:
— Сообразисначалакудатебенадоапотомтрубку бери!
Эта фраза была выпалена с непостижимой уму быстротой, как будто репетировала полгода, и с такой энергией, что я даже задохнулся от возмущения и уже набрал было побольше воздуха, чтобы обматерить ее как следует, что вообще-то не в моих правилах, однако эта «скороговорка» бросила трубку. Вовремя, потому что досталось бы ей от меня, ответил бы ей достойно.
Ну надо же, а! Во мне тут же пробудились все чувства, что я испытывал сегодня, как проснулся. Признаться, после разговора с женой я испытывал ко всем без исключения женщинам что-то типа ненависти и желания каким-то образом отомстить — чувство низкое и недостойное, тем не менее оно имело место в глубине души, а иногда, при соответствующих обстоятельствах, вылезало наружу в неопределенной форме.
Вот и сейчас я не счел нужным отказывать себе в удовольствии и живо представил с мстительной радостью, как я, вот такой грязный, вонючий и блохастый, вваливаюсь в эту прихожую и хватаю особу в одном чулке, ничего не соображающую от неожиданности, и тут же, грубо содрав с нее халат, загибаю, засовываю ее голову меж своих колен и с размаху шлепаю по пышным розовым ягодицам, которые студенисто подрагивают от моих ударов, шлепаю, пока руки не отобью, а она визжит, как резаный поросенок, а я шлепаю и приговариваю: так тебе, самка, так тебе, шалава!!!
А из спальни, «кривоногий и хромой», с большим животом, плешивый и непременно в длинных семейных трусах оливкового цвета, выбегает ее любовник, тоже ничего не соображая от неожиданности. А я ловко нокаутирую его одним ударом — это мы можем — и при этом моралистически приговариваю, что, дескать, любое зло должно быть наказуемо.
А потом, когда ладони уже горят, я перехватываю эту визжащую особу, наваливаюсь на нее, перебрасываю через лежащего без сознания любовника и в извращенной форме грубо насилую — очень долго и мучительно, и все это непременно с дикими криками и подвыванием звероватым… Вот.
Насладившись сфантазированной местью и немного успокоившись, я позвонил вторично. Трубку на этот раз взяли очень быстро. Видимо, она сидела в засаде около телефона.
— Да!
— Слушай, шалава. Если ты сейчас же не позовешь хозяина, через сорок пять минут твоей дряблой задницей будут играть в футбол. Ты поняла?
Я довольно спокойно произнес заранее заготовленную фразу, возможно, как мне тогда показалось, с металлом в голосе.
В нашем телефонном общении возникла пауза, затем особа спросила уже без прежнего напора:
— Кто это?
— Это Черный Джо с мясокомбината, если ты так настаиваешь, май дарлинг. Зови побыстрее хозяина и моли своего еврейского бога, чтобы я забыл о нашем разговоре и вообще о твоем существовании.
С той стороны послышалось нечто напоминающее звук внезапно потухшей газовой горелки. А через полминуты ответил приятный мужской голос — чуть хрипловатый, низкий такой, знаете, который нравится женщинам.
— Да, Дон у телефона. Что вы хотели?
Тут настала моя очередь смутиться. Я уже было настроился на едчайший сарказм и беспощадную борьбу на телефонном фронте, и вдруг — так спокойно и вежливо…
— Мммм… Вы знали Анну Федорову? — Я пробормотал первое, что пришло в голову, причем автоматически назвал девичью фамилию матери, даже не знаю, почему так получилось.
— Что?! Кто это говорит? — Голос на том конце внезапно сорвался, сделался раздражительно-настороженным.
— Понимаете… Ну, в общем, я вас не знаю. Вы меня, по всей вероятности, тоже… Это говорит ее сын.
Глава 4
Насколько мне помнится, я не особенно удивился, когда примерно через полчаса после телефонного звонка входная дверь моего запустелого дома отворилась без стука и в прихожей появился приличный такой, спортивного вида мужик лет, может, сорока пяти.
Вошел он довольно робко, что ни коим образом не соответствовало его характеру, — это я уже потом, спустя некоторое время отметил. А тогда мне было совершенно не до анализа. Я пребывал в околокоматозном состоянии, потому что всплеск физиологической и психической активности сошел на нет и на смену ему пришло уже испытанное желание умереть голодной смертью.
Помнится, я равнодушно посмотрел на него, даже не пытаясь связать появление в моей убогой хате этого отпадно прикинутого типа с недавним разговором по телефону.
Если я ничего не путаю, кажется, он первым делом задал довольно странный для сложившихся обстоятельств вопрос:
— У тебя сохранился семейный альбом?
Вяло посоображав, я мотнул головой в сторону платяного шкафа, на котором, сколько я себя помню, всегда лежал этот альбом — в коробке из-под маминой шляпы.
Кажется, у меня в тот момент мелькнула мысль, что я этого типа где-то видел, и не раз, и он меня — соответственно, и что этот тип желает идентифицировать меня с тем образом, который был ему знаком. Настолько, видимо, я опустился, что он, глядя на меня, сомневался, действительно ли я тот, за кого себя выдаю.
Пришелец встал на цыпочки, осторожно достал коробку со шкафа, обрушив на себя тучи пыли, извлек из нее альбом и сел на продавленный диван рядом со мной, брезгливо поморщив нос — от меня, наверное, так несло…
Присев на диван, он несколько секунд подержал руки на обложке альбома, как будто не решался открыть его, потом начал аккуратно перелистывать жесткие страницы, внимательно рассматривая хранившиеся в альбоме фотографии. Я молча сидел рядом с ним и тупо смотрел перед собой, даже не поинтересовавшись, чем вызвана необходимость именно сейчас производить досмотр альбома, — наплевать на все было.
Сколько времени он был погружен в прошлое нашей семьи, я сказать затрудняюсь. Помню, дойдя до последней страницы, он тяжело вздохнул, снова раскрыл альбом где-то посередине и вытащил из прорези небольшую старую, но довольно хорошо сохранившуюся фотографию. И сунул мне ее под нос.
— Такие снимки еще есть? — Он говорил тихо, как с тяжело больным. — Вообще, есть еще где-нибудь фотографии?
Я немного помолчал и отрицательно помотал головой, поскольку, с трудом шевельнув извилинами, вспомнил, что, когда мне было лет восемь-девять, отец по какой-то причине уничтожил все другие фотографии.
Мама тогда принесла от родителей два своих альбома — школьный и институтский. Я частенько их разглядывал, когда бывал у бабки.
Мой отец был всегда спокойный. Мог иногда на меня повысить голос из-за каких-то моих шалостей, но на маму — никогда. Вот почему я так хорошо и запомнил, что именно в этот день отец сильно кричал на мать — не знаю, по какой причине, а потом тщательно перебрал все фотографии в этих двух альбомах, часть из них вставил в наш семейный толстенный альбом с бархатной голубой обложкой, а остальные сжег. Помню, что мама сильно плакала, а позже на мои бестолковые вопросы отвечала, что у папы неприятности на работе. После этого они с отцом неделю не разговаривали…
Этот тип тяжело вздохнул, поднялся с дивана и, как мне показалось, бережно положил альбом в коробку. Постоял молча около минуты, потом повернулся ко мне.
— Надеюсь, ты понял, что звонил сейчас мне. Я — Донатан Резоевич Чанкветадзе.
Он огляделся по сторонам, опять брезгливо поморщился — видимо, на этот раз ему здорово не понравилось место моего пребывания.
— Я забираю тебя с собой. Поехали, — сказал он и пошел к выходу, даже не оглянувшись: был уверен, что я последую за ним.
Больше он ничего не говорил и не спрашивал. Со временем я привык к способности этого человека оценивать любую ситуацию молниеносно, с одного взгляда.
Вообще-то к нему, к Дону, я испытываю весьма противоречивые чувства. Это непросто объяснить в двух словах, однако попытаюсь.
Дон годится мне в отцы. До начала всех этих реформ, которые и развалили благополучно тоталитарную систему, он был преподавателем истории в университете и жил, можно сказать, довольно сносно.
Для дельца он недурственно образован и вылощен. Если внимательно приглядеться, сквозь налет светской шелухи, сквозь то, что он на себя напускает, пытаясь сохранить начинающий увядать облик, можно обнаружить пытливый ум и беспомощный сарказм.
За это я его здорово уважаю, в некоторых случаях — боготворю, поскольку довольно часто он проявляет умение угадывать события на двадцать ходов вперед и чуть ли не читать мысли.
Кроме того, я его ненавижу — иногда. Потому что он, как мне кажется, может переступить через близкого человека, чтобы поднять ногу на очередную ступеньку своего благополучия.
- Профессия – киллер - Лев Пучков - Триллер
- Найди меня - Эшли Н. Ростек - Боевик / Остросюжетные любовные романы / Современные любовные романы / Триллер
- Все средства хороши - Джек Марс - Триллер
- Странная Салли Даймонд - Лиз Ньюджент - Детектив / Триллер
- Пугало - Силана - Триллер / Ужасы и Мистика
- Девушка в наушниках - Эли Нор - Современные любовные романы / Триллер
- Преследователь - Гюнтер Вейзенборн - Триллер
- Удачный брак - Маккрейт Кимберли - Триллер
- И колыбель упадет - Мэри Кларк - Триллер
- Дом (др. перевод) - Бентли Литтл - Триллер