Форма входа
Читем онлайн Час шестый - Василий Белов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Так думала счастливая Палашка и не заметила, как уснула, не заметила, как Марья пристроилась рядом на вторую постель, но под то же кумачовое одеяло. Широкую семейную стегали прежде окутку!
Евграф помолился перед бобыльским Николаем-угодником и улегся на самой широкой лавке. Укрылся старой, но теплой шубой Самоварихи.
— Слава тебе, Господи, слава тебе… — услышал он шепоток жены. Никто не помешал спокойно уснуть троим Евграфовым подопечным, да и сам он, может, впервые за три года, уснул спокойно и крепко.
Тихая теплая ночь на родной стороне промелькнула, словно зарница. Вот прохлопал крыльями зоревой петух на верхнем сарае у Новожиловых. Встрепенулся и такую пустил трель, что ласточки в гнезде, свитом под стропилами, зашевелились спросонья и зачирикали. И пошла по деревне разноголосая птичья и петушиная музыка.
Евграф пробудился еще раньше, с первой утренней пташкой.
IV
Вот и еще одна ночь на родине мигнула Евграфу своим светлым июньским оком.
Поутру оглядел он жилье и бабье свое семейство, спавшее под кумачным покровом… Радостная слеза сама скатилась на бороду. «Слава Богу! — вслух произнес он. — Слава Богу…»
Жена пробудилась от этих слов, за нею Палашка. Одна Машутка спала крепко и сладко. На душе у всех было весело, хотя и умыться не из чего, и позавтракать ничего не нашлось…
Еще веселей чувствовал себя морской старшина, Марьин племянник Васька Пачин. Он прибежал в Шибаниху ни свет ни заря. Отпуск у Пачина заканчивался. Без свадьбы он не хотел возвращаться на службу. Пиво уже бродило в двух насадках Тониных братьев, и сегодня он срядился вести невесту в сельсовет расписываться. От него пахло одеколоном и папиросой.
— Божатушка, выручай! Либо ты, Пелагея Евграфовна! Бегите которая-нибудь к Антонине! Скажите, что я пришел! С Веричевым договоренность есть…
— А пошто сам не бежишь? — засмеялась тетка.
— Боюсь сам-то! Вдруг да она раздумала…
Давно ли шумела веселая свадьба в доме Никиты Рогова? По странному совпадению оба сына Ольховского красногвардейца Данилы Пачина женились в одной деревне и оба выходили в примы.
— Надо бы Зацепку запречь, — невесело сказал Евграф. — В тарантас бы да с колокольцами…
— Ладно, обойдемся без тарантаса. Добежим на своих двоих! А вы чего, наладились печь бить?
Евграф кивнул. Неожиданно Васька достал из кармана бумажник. Он подал Евграфу новенькую тридцатку. Евграф подумал, подумал и взял. Она краснела так ярко, она жгла обе ладони…
— Василей Данилович, возьму, ежели в долг! Пошлю сразу, как разживусь. Да и тебе бывать в деревне…
— Бывать, бывать, — усмехнулся краснофлотец. — Ежели войны не будет, приеду.
— А я скотину заведу, дай срок…
Васька не дал опомниться:
— Бери, божатко! Больше-то у меня пока нет, только на дорогу… И не рассуждай! Чай, не чужие…
Подскочила как раз Палашка, доложила, что «Тонюшка давно не спит, умывается».
Васька стремглав убежал к невесте, а Евграф вертел тридцаткой и так и эдак.
— Марья, что, ежели помочи сделаем? Помочами-то с печью управимся за один день… Спасибо Василью-то.
— Анфимович, гляди сам! Делай, как лучше.
На помочи тридцати рублей, пожалуй, хватило бы. Накормить да и вина сколько-то взять. Но самим на житье тоже ведь надо. Муки бы купить хоть с полпуда. У той же Самоварихи. В долг жить — последнее дело. Вот продала бы дочерь чего-нибудь из своего сундука. Хоть бы и ту же кашемировку. Нет, фату пусть не трогает… Может, еще и замуж выйдет. Вдруг да пошлет Господь какого-нибудь дурака. Бывало ведь и раньше, порченые девки замуж выхаживали. А ежели за вдовца, дак он взял бы и с малым дитем…
Об этом цельное утро думал Евграф. Думал про кашемировку и тогда, когда метали большой, воза на три, стог на пожне у Самоварихи. На обратной дороге наломали с Палашкой по ноше березовых веток на веники, уже для себя! А обедать опять пришлось идти к Самоварихе, то есть в чужой дом. Хлебали рипню с постным гороховым пирогом. Рипня-то ладно, идет петровский пост. Дело тут ясное… Но ведь не свое! Вот в чем дело. Евграф вроде у бабы в работниках. Не лезет в рот, да и только… Ко всему этому каждый день и как раз в обед ходили на агитацию то Митька Куземкин, то сам Игнаха, а сегодня заявились они оба сразу. Бедная Самовариха отбивалась от них, словно от оводов:
— Отстаньте от меня, отстаньте! Не пойду я в ковхоз, хоть золотом меня обсыпай! Чево я забыла в ковхозе-то?
— Все люди давно и дружно влились в коллектив! — громко сказал Игнаха. — Одна ты идешь против народа! И не стыдно тебе?
— Это пошто мне стыдно? — обиделась баба. — Я чужой хлеб не ем и до обеда не сплю.
Палашка с Марьей положили деревянные ложки, да и сам Евграф вышел из-за стола.
Насчет спанья до обеда дело касалось Митьки с Игнахой, а вот «чужой хлеб» Евграф принял на свой счет…
Игнаха туда-сюда ходил по избе. Галифе на сухой заднице передвигались туда-сюда. Прежние галифе, а вот сапоги были у него новые…
Митя набрал воздуху и с новой силой начал доказывать Самоварихе необходимость колхозной жизни:
— Из-за земли да из-за налогов ты сама в колхоз прибежишь!
— Не прибегу, хоть каменьё с неба вались!
— Прибежишь! — убежденно твердил Куземкин. — И твою сивую лошадь отымем!
— Нету такого закона, чтобы лошадей отымать! Нету!
Сопронов одобряюще молчал, и Митька осмелел еще больше:
— Есть закон! Вон уж и паспорт на твою кобылу выписан!
Митя приврал насчет кобыльего паспорта, и тут Самовариха недоуменно затихла. Рот у нее поплыл, как у ребенка, собравшегося реветь. Но ворота на крыльце как раз нечередником хлопнули. Перепутанный Миша Лыткин, неизменный колхозный сторож, он же «ординарец» Сопронова и Мити Куземкина, ступил на порог. Лыткину записывали за такую работу трудодни. (Счетовод Володя Зырин говаривал: «Калинин у нас кто? Всесоюзный староста. Я, к примеру, бухгалтер с дебитом-кредитом. А ты, Миша, у нас всенародный кульер». В ответ «кульер» только смиренно моргал белыми, как у козы, ресницами.)
Запыхавшийся Лыткин не разбирался, что в избе происходит:
— Игнатей Павлович, полномоченные! Послали за тобой, сидят пока в читальне.
— Кто? — обозлился Сопронов.
— А с наганом один! Вроде Скачков… Второй-то предрик Миколай Миколаевич… Здешний бывал…
— Ладно, не учи! — огрызнулся Сопронов. — Знаем и без тебя, кто здешний, кто приезжий.
Митю с Игнахой как ветром сдуло, а Евграф не сообразил с ходу, кто такой этот «предрик». Слово для него было новым.
Еще до «кульера» Палашка с Марьей выбрались из Самоварихиной избы и ушли с Машуткой домой. Евграф подождал, пока не уберется и Миша, после чего спросил Самовариху, согласна ли она накормить народ, ежели он соберет помочи для печного битья. И тем успокоил ее, слегка отвлек от кобыльего паспорта.
— Анфимович, какой экой разговор? Кликай хоть завтре! — Самовариха всплеснула руками. — Неужто не сварим овсяного-то киселя? Постное-то масло тоже у нас есть, а насчет вина ты уж сам смекай…
Миронов, ободренный, побежал в свою клетину. По дороге то и дело, как репей, цеплялось к Евграфу слово «предрик». «Здешний. Миколай Миколаевич… Господи, уж не Микуленок ли? Он и есть, больше и быть некому… И Скачков с ним приехал, тот самый… «Будешь моржам хребтины ломать!»
И Миронов припомнил сиденье перед судом в КПЗ, полузабытую встречу, где впервые гордо молвил такие слова: «Палашка парня родила, зовут Виталькой…»
Евграф ястребом залетел в свою избу. Он застал Палашку в слезах. Сундук был раскрыт, фата лежала на лавке. Посредине чисто промытого пола в куче зеленых березовых веток сидела Марья и молча вязала веники. Виталька… то бишь маленькая Марютка тоже сидела рядом с крохотным веничком в руках, она испуганно глядела то на мать, то на бабушку, то на Евграфа.
Евграфу сразу все стало понятно. Бабы без него решили судьбу дочкина приданого.
— Иди, иди, — заторопила матерь Палашку, — пока народ на обеде, а то уйдут на пожню.
— Куды идти? К кому? — Палашка, хватая фату, едва удержала рев.
Евграф сделал вид, что не слышит.
Марья сказала:
— А сходи-ко сперва к Зойке Сопроновой! Может, возьмет. Вынула из Палашкина сундука два стана белого, как снег, холста.
— Бери и эти два. Может, купит…
Холсты полагалось дарить будущему свекру и деверю. Теперь дочка понесет их вместе с фатой на продажу Зойке Сопроновой. Да и та возьмет ли еще? Неизвестно, что скажет и сам Сопронов, у него тоже денег не лишка. Люди говорят, он всю весну ждал, когда поставят на должность. И теперь ждет… Весь Петров пост ждет. Сказать или не сказать, кто в читальне сидит? Узнают и сами. Вся деревня, наверно, уж судачит и говорит, кто приехал.
Марья вязала веники. Евграф начал примеривать к матице новую жердку. Он вырубил ее накануне в частом ельнике. Палашка медлила уходить, всхлипывала как маленькая. Евграф молча топором корил еловую жердку, чтобы укрепить ее от матицы до задней стены. Но ведь ни долота, ни стамески! Все у Кеши осталось. К кому идти долото просить? Было стыдно ходить к соседям, клянчить то одно, то другое. Иной день и по два раза… Самовариха вон отдала Мироновым даже чугунок, чистый половик да старопрежнюю шубу дубленой овчины. А больше-то, пожалуй, и у самой у нее ничего нет! Одни кросна да мотовила. В Самоварихиной избе пусто. Иконы да ухваты, да тканые половики…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Час шестый - Василий Белов бесплатно.
Похожие на Час шестый - Василий Белов книги
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Белый кафель, красный крест - Ника Муратова - Современная проза
- Белый квадрат. Лепесток сакуры - Олег Рой - Современная проза
- Агнец - Кристофер Мур - Современная проза
- И был вечер, и было утро. Капля за каплей. Летят мои кони - Борис Васильев - Современная проза
- Прощай, Коламбус - Филип Рот - Современная проза
- Прощай, Коламбус - Филип Рот - Современная проза
- Экватор. Черный цвет & Белый цвет - Андрей Цаплиенко - Современная проза
- Крупная рыба - Дэниел Уоллес - Современная проза
- Филиал - Сергей Довлатов - Современная проза