Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ульрих не помнил, как выскочил из-за своего укрытия, и даже теперь, спустя двадцать лет, не смог бы придумать удовлетворительного объяснения тому, что он выпрыгнул из-за куста, не имея на себе ни клочка одежды. Клеменция вскрикнула и побежала. Но Ульрих, словно юный фавн, метнулся за прекрасной нимфой. Он пылал страстью настолько жаркой, что остудить ее не смог бы и антарктический мороз, не то что весенняя прохлада Центральной Европы. В несколько прыжков он догнал Клеменцию и схватил ее за руку. Клеменция ахнула и резко обернулась. И тут произошло непонятное… Увидев Ульриха, она не закричала, не попыталась закрыться от его взгляда и даже сама не отвела глаз, хотя на юноше было не больше одежды, чем на ней.
— Ты?! — всей грудью выдохнула она и внезапно, схватив Ульриха за плечи, с силой привлекла его к себе. Сквозь прохладу ее кожи юноша ощутил внутренний жар, которым пылала душа Клеменции. Она опрокинулась на мокрую траву, увлекая за собой Ульриха…
Вероятно, поклонники многоточий удовлетворенно закивали, увидев его в конце предыдущего абзаца. Увы, их ждет разочарование. Мы не будем уподобляться ханжам-монахам, лгущим и Господу Богу, и самим себе, и людям. Все взрослые люди знают, что означают подобные многоточия, и, безусловно, и сами догадались бы, что происходило в траве в течение некоторого времени. Вероятно, многоточие, заменяющее описание событий, также имеет свою прелесть — прелесть недосказанности, которая позволяет всем желающим воспользоваться собственным воображением, возможно, более богатым, чем у автора этих строк… И все же вспышка страсти была столь бурной и к тому же оказала столь существенное влияние на ход событий нашего повествования, что автор поддался искушению описать ее поподробнее.
…Когда Ульрих упал в траву и сильные руки Клеменции прижали его к упругим, взволнованно вздымающимся грудям, к мягкому выпуклому животу, когда ее ласковые ляжки распахнули перед ним врата, ведущие к вершинам наслаждения, и пропустили в них его могучего, хотя, быть может, не слишком опытного посланца, юноша забыл обо всем на свете. Дьявол ли, Бог ли владел его душой в тот момент — ему было все равно. Он обладал — не в мечтах, а наяву — телом женщины. Он ощущал ее каждой клеточкой, и для него больше ничего не существовало. Ульрих совершенно не думал о греховности своего поступка, не думал о Божьей каре за этот грех — не говоря уже о каком-либо земном наказании, которое могло бы его постичь, если бы кто-то случайно их увидел. В его ликующей душе оживали фаллические культы древних, языческие культы его предков. Его пульсирующая и горячая плоть ритмично совершала предназначенные ей природой действия, то глубоко проникая в таинственные глубины женского естества, то подаваясь назад, дабы набрать разбег для нового броска. Каждый новый бросок увеличивал его восторг и томление.
Клеменция в долгу не оставалась. Хотя ее роль, как и роль всякой женщины при подобных обстоятельствах, была подчиненной, нельзя сказать, что она являлась пассивным объектом страсти. Напротив, Клеменция была неутомима в своих трудах. Ее жаркие ладони скользили по телу Ульриха, постоянно возбуждая его. Ее губы, не знавшие устали, осыпали лицо и руки юноши поцелуями — то быстрыми и воздушными, словно прикосновение крыла бабочки, то долгими и глубокими, сладкими и освежающими, словно глоток холодной воды в июльский полдень. Ее тело не знало покоя: оно извивалось, подергивалось, билось, содрогалось. Оно то напрягалось, сжимая Ульриха в объятиях, жадных и неистовых, то расслаблялось, лаская юношу мягкостью и податливостью. Ее голубые глаза то горели безумием, то туманились…
И Ульрих тоже чувствовал приближение к вершинам блаженства: его еще не ведавшая радикулита поясница билась в бешеном ритме. Казалось, тело его превратилось в кузнечный мех, поддувающий в горн свежий воздух и разжигающий в нем пламя, которое, наконец вспыхнув, забушевало с невиданной силой.
…Клеменция изо всех сил сжала Ульриха в объятиях так, что у того хрустнули суставы. Он сделал еще несколько судорожных движений и, испустив сладострастный стон, вогнал свою плоть в ее лоно и замер, потрясенный переполнившим его наслаждением. Он поглаживал спину Клеменции и целовал ее грудь, меж тем как семя его плескало ей в лоно…
Они лежали неподвижно несколько минут и не сказали друг другу ни слова, как, впрочем, и все предыдущие минуты — с того момента, как Клеменция воскликнула «Ты?!» Едва отдышавшись, они снова рванулись друг к другу, и страсть вновь провела Ульриха уже проторенной дорогой. И на сей раз все происходило в молчании, если не считать хрипов и стонов, которые они изредка издавали. И снова были жаркие поцелуи, хруст суставов, судороги и ласки… Так повторилось и в третий раз, и в четвертый, пока наконец не взмыло над поляной солнце и не высохла роса. И тут с ними произошло то, что и должно было произойти. Они испытали пресыщение. И увидели себя со стороны, ужаснувшись своему бесстыдству. Солнце осветило их тела, исцарапанные и исцелованные до синяков. Они ощутили, что от них исходит неприятный запах, и разглядели грязь на своих телах. Но самое главное — они почувствовали себя чужими и ненужными друг другу. Отвернувшись друг от друга, по-прежнему молча, они разыскали свои одежды и, прячась, стыдясь друг друга, словно и не были близки, оделись. Подобное некогда произошло и с прародителями человечества вкусив запретный плод, они стали стыдиться друг друга.
В лагерь охотников, где веселье только завершилось они вернулись порознь, каждый своей дорогой, и никто так и не узнал, что они согрешили. Ульрих, забравшись в свой шатер, тотчас же заснул и проспал до завтрака, который состоялся только в полдень. Проснувшись, он почему-то стал убеждать себя, что все произошедшее с ним на поляне — сон, и только сон. Еще более укрепило его в этом мнении то обстоятельство, что за завтраком Клеменция ни разу не глянула в его сторону и не сводила глаз со своего мужа, между прочим, перебравшего за эту ночку не менее трех потаскух. Она суетилась вокруг Гаспара, словно услужливая, преданная раба. Ульрих уже готов был поверить в собственную ложь, но… Когда свернули лагерь и кавалькада двинулась обратно в Шато-д’Ор, лошадь юноши оказалась неподалеку от лошади Клеменции. Ульрих внимательно присматривался к ней, но никаких следов утренней страсти на ее лице не обнаружил — лишь темные пятна под глазами, которые можно было объяснить бессонной ночью. Шею ее закрывал платок, плечи были скрыты под платьем. Ее похмельный муж не был расположен разглядывать свою супругу. Он лениво беседовал с ней о перипетиях вчерашней охоты. Клеменция, напротив, оживленно болтала по-собачьи преданно заглядывала мужу в глаза. В тот момент, когда она потянулась к нему, чтобы ласково потрепать его по небритой, сизоватой от возлияний щеке, рука ее чуть оголилась, и Ульрих увидел глубокую, совсем свежую царапину, которую он оставил на ее запястье своим ногтем…
- Создание атомной бомбы - Ричард Роудс - Военное / Прочая документальная литература / Исторические приключения
- Узница Шато-Гайара - Морис Дрюон - Исторические приключения
- Приключения Ричарда Шарпа. т2. - Бернард Корнуэлл - Исторические приключения
- Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру - Семар Сел-Азар - Историческая проза / Исторические приключения / Ужасы и Мистика
- Венецианские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках - Альберто Тозо Феи - Исторические приключения / Гиды, путеводители
- Кровь предателя - Майкл Арнольд - Исторические приключения
- Самураи. Подлинные истории и легенды - Хироаки Сато - Историческая проза / Исторические приключения / Русская классическая проза
- Иоанн Безземельный, Эдуард Третий и Ричард Второй глазами Шекспира - Александра Маринина - Историческая проза / Исторические приключения
- Рыцарь курятника - Эрнест Капандю - Исторические приключения
- Рыцарь в черном плаще - Эрнест Капандю - Исторические приключения