Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А какое именно?
— Купаться.
— Разве такое дело угодно Богу?
— Это бесспорно, дети мои. Посмотрите, в театрах и цирках есть статуи царей, и есть человек, который моет и чистит их, и не только получает за это плату, но и пользуется почетом. А человек, созданный по образу и подобию Божию, тем более должен соблюдать свою чистоту.
Спасение от наводненияЖил на свете раввин, который очень гордился своей верой в Бога и постоянно напоминал об этом окружающим, говоря: «Я верую в Господа». Однажды случилось наводнение, вода прибывала с каждым часом. В дом к раввину пришли его соседи и сказали:
— Ребе, вода скоро все затопит, мы уходим, пошли с нами.
— Нет, я остаюсь. Я верую в Бога и знаю, что он спасет меня.
Вода продолжала прибывать. Мимо дома раввина проплывала лодка, и сидящие в ней люди сказали:
— Ребе, здесь есть еще одно место, идите к нам.
— Нет, я не пойду, — отвечал раввин, — я останусь здесь. Господь со мной, я верую в Него, и Он спасет меня.
Так происходило еще два раза: лодки проплывали мимо дома раввина, но тот отказывался в них садиться, уповая на веру в Бога. Наконец вода полностью затопила дом, и раввин утонул.
На небесах раввин встретил Бога.
— Боже, я ведь так сильно верил в Тебя, почему же Ты позволил мне утонуть?
— Но ведь я пытался спасти тебя, — ответил Бог. — Сначала к тебе пришли люди и предупредили об опасности, затем мимо твоего дома по моей воле трижды проплывали лодки. Но ты отказался в них сесть. Как же еще Я мог спасти тебя?
Невоспитанный джинн
Однажды, когда раввин Нафтали и его жена Ребекка работали в огороде, лопата раввина на что-то наткнулась, и он достал из-под земли старинную, запечатанную сургучом бутылку. Когда Нафтали открыл ее, оттуда выскочил джинн.
— О великий Нафтали! — воскликнул джинн. — Как я тебе благодарен! Тысячу лет я провел в этой ужасной бутылке, и все это время я говорил себе: тому, кто меня освободит, я буду служить до скончания его дней! Я твой слуга, проси, что хочешь!
— Полезай назад в бутылку, — ответил ему раввин.
Джинн повиновался, после чего Нафтали крепко запечатал бутылку, привязал к ней камень, пошел на берег моря и швырнул бутылку с джинном.
— Что же ты наделал?! — набросилась на него жена. — Ведь этот джинн мог бы исполнить все наши желания, и мы могли бы жить, не зная забот!
— Во-первых, — ответил Нафтали, — что это за джинн, который за тысячу лет даже не смог самостоятельно выбраться из бутылки? Во-вторых, он обещал служить мне до скончания моих дней. Но подумай, вдруг через какое-то время ему покажется, что мои дни тянутся слишком долго? И в-третьих — и это самое главное, — он даже не потрудился представиться.
Притчи русских писателей
Иван Тургенев ЩиУ бабы-вдовы умер ее единственный двадцатилетний сын, первый на селе работник. Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон. Она застала ее дома. Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки (левая висела плетью) черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой. Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли… но она держалась истово и прямо, как в церкви.
«Господи! — подумала барыня. — Она может есть в такую минуту… Какие, однако, у них у всех грубые чувства!»
И вспомнила тут барыня, как, потеряв несколько лет тому назад девятимесячную дочь, она с горя отказалась нанять прекрасную дачу под Петербургом и прожила целое лето в городе! А баба продолжала хлебать щи. Барыня не вытерпела наконец.
— Татьяна! — промолвила она. — Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!
— Вася мой помер, — тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. — Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посоленные.
Барыня только плечами пожала и пошла вон. Ей-то соль доставалась дешево.
ДуракЖил-был на свете дурак. Долгое время он жил припеваючи, но понемногу стали доходить до него слухи, что он всюду слывет за безмозглого пошлеца. Смутился дурак и начал печалиться о том, как бы прекратить те неприятные слухи?
Внезапная мысль озарила наконец его темный умишко. И он, нимало не медля, привел ее в исполнение.
Встретился ему на улице знакомый — и принялся хвалить известного живописца.
— Помилуйте! — воскликнул дурак. — Живописец этот давно сдан в архив. Вы этого не знаете? Я от вас этого не ожидал. Вы — отсталый человек.
Знакомый испугался и тотчас согласился с дураком.
— Какую прекрасную книгу я прочел сегодня! — говорил ему другой знакомый.
— Помилуйте! — воскликнул дурак. — Как вам не стыдно?! Никуда эта книга не годится; все на нее давно махнули рукой. Вы этого не знаете? Вы — отсталый человек.
И этот знакомый испугался и согласился с дураком.
— Что за чудесный человек мой друг N. N.! — говорил дураку третий знакомый. — Вот истинно благородное существо!
— Помилуйте! — воскликнул дурак. — N. N. - заведомый подлец! Родню всю ограбил. Кто ж этого не знает? Вы — отсталый человек!
Третий знакомый тоже испугался и согласился с дураком, отступился от друга.
И кого бы, что бы ни хвалили при дураке — у него на всё была одна отповедь. Разве иногда прибавит с укоризной:
— А вы всё еще верите в авторитеты?
— Злюка! Желчевик! — начинали толковать о дураке его знакомые. — Но какая голова!
— И какой язык! — прибавляли другие. — О, да он — талант!
Кончилось тем, что издатель одной газеты предложил дураку заведовать у него критическим отделом. И дурак стал критиковать всё и всех, нисколько не меняя ни манеры своей, ни своих восклицаний. Теперь он, кричавший некогда против авторитетов, — сам авторитет, и юноши перед ним благоговеют и боятся его. Да и как им быть, бедным юношам? Хоть и не следует, вообще говоря, благоговеть… но тут, поди, не возблагоговей — в отсталые люди попадаешь!
Житьё дуракам между трусами.
МилостыняВблизи большого города, по широкой проезжей дороге шел старый больной человек. Он шатался на ходу; его исхудалые ноги, путаясь, волочась и спотыкаясь, ступали тяжко и слабо, словно чужие; одежда на нем висела лохмотьями; непокрытая голова падала на грудь… Он изнемогал.
Он присел на придорожный камень, наклонился вперед, облокотился, закрыл лицо обеими руками, и сквозь искривленные пальцы закапали слезы на сухую седую пыль.
Он вспоминал…
Вспоминал он, как и он был некогда здоров и богат, и как он здоровье истратил, а богатство роздал другим, друзьям и недругам… И вот теперь у него нет куска хлеба, и все его покинули, друзья еще раньше врагов… Неужели ж ему унизиться до того, чтобы просить милостыню? И горько ему было на сердце, и стыдно.
А слезы все капали да капали, пестря седую пыль.
Вдруг он услышал, что кто-то зовет его по имени; он поднял усталую голову
— и увидал перед собою незнакомца. Лицо спокойное и важное, но не строгое; глаза не лучистые, а светлые; взор пронзительный, но не злой.
— Ты все свое богатство роздал, — послышался ровный голос. — Но ведь ты не жалеешь о том, что добро делал?
— Не жалею, — ответил со вздохом старик, — только вот умираю я теперь.
— И не было бы на свете нищих, которые к тебе протягивали руку, — продолжал незнакомец, — не над кем было бы тебе показать свою добродетель, не мог бы ты упражняться в ней?
Старик ничего не ответил и задумался.
— Так и ты теперь не гордись, бедняк, — заговорил опять незнакомец, — ступай, протягивай руку, доставь и ты другим добрым людям возможность показать на деле, что они добры.
Старик встрепенулся, вскинул глазами, но незнакомец уже исчез; а вдали на дороге показался прохожий. Старик подошел к нему и протянул руку. Этот прохожий отвернулся с суровым видом и не дал ничего.
Но за ним шел другой — и тот подал старику малую милостыню. И старик купил себе на данные гроши хлеба. И сладок показался ему выпрошенный кусок, и не было стыда у него на сердце, а напротив: его осенила тихая радость.
Детская сказкаВ очень известном и большом городе жил старый царь, вдовец. У царя была дочь, невеста. Царевна далеко славилась и лицом и умом, и потому многие весьма хорошие люди желали сосватать ее. Среди этих женихов были и
князья, воеводы, и гости торговые, и ловкие проходимцы, которые всегда толкаются в знатных домах и выискивают, чем бы услужить; были разные люди. Царевна назначила день, когда могут прийти к ней женихи и сказать громко при ней и при всех, что каждый надеется предоставить своей жене; царевна была мудрая. Женихи очень ожидали этого дня, и каждый считал себя лучше всех других. Один перед другим хвалились женихи, кто именитым родом за тридевять поколений, кто богатством, но один из них ничем не хвалился, и никто не знал, откуда пришел он. Он хорошо умел складывать песни; песни его напоминали всем их молодые, лучшие годы, при этом он говорил красиво и его любили слушать, даже забывая спросить, кто этот певец. И хотя он не был князем, но все женихи обращались с ним как с равным.